ГЛАВА 6

Риона

— Это не очень хорошая идея, – рука Офелии нервно сжимается вокруг моей, пока мы продвигаемся дальше в тускло освещенный клуб. Единственным источником света являются фиолетовые вспышки, отражающиеся от стен, и посетители в маскарадных масках. — Нас не должно быть здесь. Тебе определенно не следует здесь находиться.

Моя подруга права. Возможно, это второй самый глупый поступок, который я когда-либо делала, и это о чем-то говорит, учитывая мою склонность к безрассудному поведению.

Когда Офелия упомянула, что одна из ее учениц в студии танцев на шесте, в которой она преподает, подарила ей пару билетов на сегодняшнее эксклюзивное мероприятие, я фактически запугала ее, заставив пойти. Сначала она ругалась со мной, утверждая, что нам не стоит присутствовать на мероприятии, учитывая, кто является хозяином мероприятия.

Чего она до сих пор не знает, так это того, что именно хозяин — это та самая причина, по которой я непреклонена в том, чтобы быть здесь сегодня вечером.

Я просто хочу увидеть его снова — насладиться его хаотичной энергией и впитать ее в свою голодную душу. Чтобы зарядить мою разряженную батарею. То короткое время, которое мы провели, глядя друг на друга в вестибюле отеля в прошлом месяце, наполнило пустую яму в моей груди лучше, чем что-либо еще, что я когда-либо пробовала. Стоя на выступах крыш или железнодорожных путях, вы не сможете приблизиться к опасной сущности, окружающей Эмерика Бэйнса. Они скучны по сравнению с ним. Что, мягко говоря, беспокоит.

— Все в порядке, Лия, — вру я через задницу.

Если меня здесь поймают и слухи дойдут до моего отца, мне конец. Он рассердится не только на меня, но и на Брейдена, поскольку именно мимо его службы безопасности я проскользнула два часа назад. Меньше всего я хочу, чтобы Брей принял на себя всю ярость моего отца.

Ирония в том, что моим родителям будет насрать, если я улизну, не ускользает от меня, поскольку на самом деле я для них просто еще одна пешка, которую они могут перемещать по доске. Все сводится к тому, что их имидж пострадает, если их дочь окажется на вражеской территории. Я имею в виду, что бы это сказало о Найле и Имоджен Моран, если бы они не могли контролировать свою дочь? Вставьте сюда закатку глаз.

Я нечасто выбираюсь через окно спальни. Я изо всех сил стараюсь ограничить свои приключения только тогда, когда я действительно в отчаянии — потому что, когда моя кожа настолько невыносимо натянута, что кажется, что я задыхаюсь, или когда пустое пространство под моей грудиной отражает бесконечную пещеристую яму. Ощущение сравнимо с голодными болями, только более интенсивное. Больно на душевном уровне, а не на физическом.

Бывали случаи, когда, клянусь, Брейден знал, что я выходила за железные ворота поместья. Он хорош в своей работе. Отлично, даже. Я должна бесконечно хвалить его за то, что он добровольно оказался во власти моего отца и брата. Брей слишком хороший человек, чтобы быть их сукой, но откуда мне знать? Я просто послушная дочь.

Знает ли Брейден, что я ускользнула или нет, это никогда не всплывало, и я не собираюсь поднимать эту тему, если только я тоже. Если мы оба притворяемся, как я думаю, то лучше просто продолжать в том же духе.

— Это нехорошо, Рио, — фыркает Лия. — Если тебя поймают, как ты думаешь, какое из наших тел твой отец бросит в реку Гудзон? Мое, потому что я та идиотка, которая принесла сюда твою задницу.

— Расслабься. Его даже нет в городе. Тирнан звонил ему из Нью-Джерси сегодня утром по какому-то поводу, и он оставил буквально следы заноса на подъездной дорожке, когда ехал на встречу с моим братом.

Судя по ругательствам, доносившимся из папиного кабинета и эхом разносившимся по вентиляционным отверстиям, что бы Тирнан ни задумал в Джерси, это нехорошо. Совсем. На этот раз, должно быть, мой брат действительно вмешался в это, потому что золотого ребенка не ругают и не ругают, как сегодня утром. По сути, это беспрецедентное событие, но, тем не менее, очень освежающее изменение темпа.

Мы подходим к плотной группе людей в масках, блокирующих арочный коридор, ведущий на другую сторону клуба. Не удосужившись проявить вежливость и извиниться, я проталкиваюсь сквозь них, заставляя уйти с нашего пути. Моя хватка крепче сжимает Офелию, пока я тащу ее через группу. Закончив, я оглядываюсь на нее. Ее красивое лицо частично скрыто белой кружевной маскарадной маской, которую она носит, но даже в тусклом свете я вижу беспокойство в ее темных миндалевидных глазах.

— Я беспокоюсь не только о твоем отце, – Лия тянет меня за руку, заставляя остановиться в поисках бара. — Ты знаешь, чья это партия, чей это клуб. Твоя семья и его семья не в хороших отношениях. Что, если он увидит тебя здесь и не отпустит? Что, если он увидит в этом возможность использовать тебя как разменную монету?

Ежегодный маскарад в Тартаре почти так же печально известен, как и владелец клуба. Я никогда раньше не присутствовала на этом мероприятии, но слышала истории о том, что происходит на этом мероприятии. Пробыв здесь целых пять минут, я начинаю думать, что эти истории были не чем иным, как вымыслом. Что, мягко говоря, более чем разочаровывает.

Когда я училась в Нью-Йоркском университете, студенты рассказывали об этой вечеринке и рассказывали такие откровенные истории, что большинство людей покраснели бы. Я почти ожидала, что войду в это здание и увижу людей, трахающихся у стен и гонящих поездов на женщин на барной стойке, но пока я не видела ничего, кроме нескольких небрежных сеансов поцелуев. «Тартарус» — это всего лишь еще один высококлассный ночной клуб Нью-Йорка. Хотя у меня не было намерений участвовать в подобных мероприятиях, мне все равно было любопытно.

— Если Эмерик Бэйнс попытается использовать меня в качестве разменной монеты, он не так умен, как говорят люди. Я не могу придумать ни одной вещи, от которой мои родители были бы готовы отказаться, чтобы вернуть меня, – а если на кону стоит жизнь Тирнана? Они отдали бы меня, как будто я была не чем иным, как одинокой пенни, которую они нашли на земле, чтобы вернуть его. — В любом случае, мы здесь не для того, чтобы создавать проблемы. Мы здесь просто чтобы выпить и потанцевать. Просто безобидное развлечение.

Лия поправляет маску из черных перьев, закрывающую мои глаза.

— Безобидное развлечение, — повторяет она. — Ты можешь притворяться, что хочешь, Рио, но в тебе нет ничего безобидного, и мы оба это знаем.

Я выражаю ей свое самое лучшее испуганное лицо и прижимаю руку к обнаженной груди. Облегающее черное платье без бретелек не оставляет простора воображению. Я подумала, что если бы я уже рисковала своей шеей, я могла бы пойти по-крупному или пойти домой со своим нарядом. Это платье пролежало в глубине моего шкафа почти два года. Это была импульсивная покупка во время одного из моих редких походов по магазинам с Лией. Мне становится жарко. Слишком, даже.

— Я понятия не имею, что ты имеешь в виду, — говорю я ей болезненно сладким голосом. — Я всегда веду себя наилучшим образом.

Офелия знает, что я нарушаю границы, которые были скованы вокруг меня, но она не знает, насколько сильно я нажимаю.

Я встретила Лию на втором курсе Нью-Йоркского университета. Она работала усерднее, чем кто-либо другой в наших классах, каждый раз посрамляя мои умеренно хорошие оценки. Изначально меня привлекла не ее прилежность. Именно так ей удавалось жить на краю мира, в котором я выросла, не будучи полностью втянутым в него. Ее семья, Ардженты, в течение многих лет была в авангарде текстильного производства. За это время ее родители общались с теми же руководителями и политиками, что и моя семья. Они посещали одни и те же торжества, и, поскольку ее отец в настоящее время сидит в тюрьме, я думаю, можно с уверенностью сказать, что ее семья время от времени окуналась в менее пикантную сторону вещей.

Весь ее образ жизни изменился, когда ей было девятнадцать, и компания ее семьи обанкротилась. После этого Офелия Арджент стала еще одной стипендианткой с матерью-одиночкой.

Она выросла достаточно близко к моему миру, чтобы знать игроков, а это значит, что она знает, что означает имя Моран. Она знает, кто я. Мне не нужно лгать и говорить, что мой отец занимается импортом и экспортом и балуется недвижимостью. Мне также никогда не приходилось пытаться найти объяснение мужчинам в костюмах, которые возили меня на затемненных внедорожниках. Она просто… поняла. Она никогда не выпытывает информацию и вообще избегает упоминать мою семью. Лия — подруга, с которой я могу просто существовать.

— Да, конечно, — она насмешливо закатывает глаза, прежде чем взять мою руку обратно в свою и повести в направлении, противоположном тому, куда я направлялась раньше. — Бар здесь.

Рада, что кто-то из нас здесь разбирается…

— Я не знала, что ты была здесь раньше, — я повышаю голос, чтобы она могла слышать меня сквозь тяжелую басовую музыку.

— Да… — взгляд, который она бросает на меня через плечо, я не могу понять. — Несколько раз.

— Я сейчас вернусь, — Лия наклоняется ближе, чтобы я могла ее услышать. Два бокала и почти час танцев расслабили мою подругу. Она все еще начеку, но, кажется, наконец-то развлекается. — Не уходи далеко. Это место похоже на лабиринт.

Прислонившись к богато украшенной кованой решетке, я машу ей стаканом в руках.

— Я никуда не уйду.

Мне не нужен какой-то идиот, который наткнулся на меня на танцполе и заставил меня расплакаться. Одежда, пропитанная джином, не входила в мои планы на вечер.

Она оглядывается на кого-то, но я не могу определить, на кого она смотрит в суматохе посетителей в масках. Между продолжением образования, получением степени магистра в Нью-Йоркском университете и занятиями танцами на пилоне, которые она преподает, Лия — занятой человек с полным списком контактов. Мы редко избегаем встречи с кем-то, кого она знает, когда нас нет дома.