ГЛАВА 12

Риона

Единственным человеком, который пискнул по дороге, была моя мама.

Она умоляла и торговалась, чтобы наши похитители отпустили ее. Даже плакала, чтобы по-настоящему расстроиться. Я бы сфотографировалась, если бы мои руки не были связаны. Или, если бы у меня все еще был мой мобильный телефон… его быстро конфисковали, прежде чем нас посадили на заднее сиденье внедорожника. Когда слезы не подействовали на нее, она вернулась к угрозам. Если бы мы были в Ирландии, и она угрожала им гневом своего отца, ее запугивания, возможно, имели бы больший вес. Имя Найл Моран не несет в себе того страха, который должен заставить наших похитителей трястись. Я предполагаю, что они все, вероятно, потеряли чувствительность к дерьму из-за того, кто их чертовски псих-босс. Все попытки мамы были встречены действительно неудовлетворенными ушами.

— Выходите, — командует мужчина в маске, который вез нас, открывая дверь моей матери. Когда она отказывается сдвинуться с места, он вздыхает. Оказывается, полчаса ее безостановочного тявканья исчерпали его терпение. — Леди, либо вылезайте сами, либо я вас вытащу. Оттуда я буду тащить тебя по чертовой грязи, пока мы не доберёмся до здания. Я знаю, что такая претенциозная женщина, как ты, не хотела бы так пачкать свою одежду. Решай.

Мужчина бросает на меня взгляд, когда мама поворачивается на сиденье и изо всех сил старается изящно выйти из машины. Мой закат глаз можно было увидеть из космоса. Конечно, угроза ее дизайнерской одежде заставила ее двигаться. Выражение лица мужчины говорит мне, что он думает о том же. В ту секунду, когда ее каблуки коснулись немощеной и неровной земли, он хватает ее за плечо и тянет к зданию.

Оказывается, девушка не шутила насчет того, что мы едем в церковь. На самом деле мы припарковались перед очень старой заброшенной церковью со шпилем. Судя по всему, единственное, что сопровождает это устаревшее строение, — это кладбище слева. Понятия не имею, насколько далеко мы находимся от ближайшего города, но, зная мистера Бейнса, он выбрал это место именно по этой причине. Разврат лучше всего совершать наедине.

Мое внимание отвлекается от пейзажа, когда открывается дверь.

— Твой ход, – женщина выглядит такой же спокойной, как и в доме. Как будто то, что здесь происходит, для нее просто очередной вторник. — Нам нужно сделать тебя презентабельной.

Мой взгляд падает на белый свободный свитер и темные джинсы, которые я надела сегодня утром, когда подумала, что моей самой большой проблемой на день будет семейный обед.

— Что? Разве я не одета как следует для церкви? – я указываю на здание, покрытое белой облупившейся краской. — Не похоже, что в этом месте есть дресс-код.

— Но ты одета неподходящим образом для свадьбы, – она отступает назад, жестом приглашая меня выйти и следовать за ней.

— Свадьба? – повторяю, производя великолепное впечатление тупого попугая. — Кто, черт возьми, женится?

— Я не выхожу замуж, — рычу я на команду окружающих меня людей в семидесятый раз с тех пор, как меня привели в этот крохотный кабинет. Я уверена, что когда-то оно принадлежало проповеднику, но сейчас его превратили в импровизированную раздевалку. — И я чертовски уверена, что не выйду за него замуж.

Я не понимаю. Любое из этого.

Желание Эмерика жениться на мне не имеет никакого смысла. Его желание жениться на ком-либо не имеет смысла. Он не совсем похож на человека, который хочет, чтобы его заперли и женили. У него дикая и неукротимая душа, которая зовет меня, но достаточно ли этой причины, чтобы он захотел на мне жениться? Что он мог получить от этого? Из того, что я его жена? Он делает это не без какой-то точки зрения, но я не понимаю, что это могло быть. По моему опыту, такие мужчины, как Эмерик Бейнс, хотят молодых наивных девственниц. Видя, как он запер меня в клетке и так жестко трахнул, что неделю спустя у меня все еще синяки, он прекрасно понимает, что я не девственница.

Ему не нужно жениться ради власти или ради союзов. Невеста по фамилии Моран не укрепит его социальное положение.

— Мы просто делаем свою работу, мисс, — говорит женщина средних лет, которая стоит позади меня, зашнуровывая корсетную застежку черного кружевного платья, в которое меня почти заставили надеть, как только я ступила сюда. — А теперь, пожалуйста, оставайся неподвижной, чтобы Моника могла закончить твой макияж.

Моника одаривает меня легкой улыбкой, когда я перевожу на нее взгляд.

— Я почти закончила, — шепчет она, но все равно избегает моего взгляда. Хорошо, хоть кто-то в этой комнате понимает, насколько всё это неправильно. — Просто нужно подправить подводку для глаз. Оно стало немного размазанным, когда ты...

Когда я напугала этого вечно любящего ублюдка и попыталась сбежать. Прежде чем я добралась до двери, меня тут же остановили люди, стоявшие на страже. Я бы попробовала еще раз, если бы думала, что смогу добиться успеха. Лучше всего подождать, пока я выйду из этой коробки из-под обуви, и тогда попробовать.

И что потом, Рио? Куда ты собираешься пойти? Кто тебе поможет?

Мы с мамой были разделены, когда вошли в черный вход в здание. Я только один раз удосужилась спросить, где она, но ответственная женщина, имя которой я теперь знаю, Джулиана, просто сказала: «С ней все в порядке», прежде чем вернуться к набору текста на телефоне. Бизнес как обычно.

— Я. Отказываюсь. Выходить. За. Эмерика. Чертового. Бейнса, — чуть ли не кричу я на окружающую меня группу и могу даже топнуть ногой, но вы никогда не услышите, чтобы я в этом призналась.

Джулиана вздыхает, наконец отводя взгляд от электронных писем или чего-то такого важного в ее телефоне.

— Ты так говоришь, как будто у тебя есть выбор.

— У меня он есть!

— Тебе когда-нибудь предлагали выбор, за кого ты выйдешь замуж, мисс Моран? – ее слова не злонамеренны и не призваны причинить боль, но все же они ранят глубоко. Это болезненно, потому что то, что она говорит, — правда.

Что бы я ни собиралась сказать, это прерывается, когда сквозь толстую деревянную дверь кабинета прорывается крик. Я отмахиваюсь от Моники и ее надоедливых кисточек для теней и поворачиваюсь к выходу. Мужчин, стоящих на страже, похоже, не смутила внезапная суматоха. Все, что они предлагают, — это скучающие взгляды через плечо на закрытую дверь.

— Кто это был? Что там происходит?

— Тебе все будет объяснено в свое время, Риона. Теперь, пожалуйста, стой спокойно, чтобы эти дамы могли закончить свою работу. Чем быстрее это произойдет, тем скорее ты получишь ответы.

Я практически рычу, как животное, на женщину, так беспечно сидящую в кресле, но в итоге делаю то, что она говорит. Что еще мне делать? Со мной в этой комнате пять человек, я не могу сразиться со всеми ними.

Все время, пока они завершали мой макияж, прическу и наряд, я ерзаю. Время от времени из-за двери доносятся новые крики, и в какой-то момент, клянусь, я слышу душераздирающий крик моей матери. Это только заставляет меня с тревогой ерзать взад и вперед на дорогих каблуках, которые мне велели носить.

Хотя я бы никогда не призналась им в этом, я не могу отрицать, что они заставили меня выглядеть… красиво. Платье само по себе является произведением искусства. Рукава и лиф выполнены из замысловатого кружева, а тюлевая юбка А-силуэта невесомо струится по ногам. Сзади она на несколько футов длиннее, образуя шлейф. Мои темно-рыжие волосы завиты и ниспадают до изгиба спины идеальными волнами. Мой макияж… часть меня хочет спросить Монику, что она нанесла мне на глаза, потому что мои радужки никогда не выглядели ярче. Насыщенный зеленый цвет теперь почти сияет из-за дымчатых теней и подводки. Губы были нарисованы темно-красным, почти того же цвета, что и мои волосы, отчего они казались полнее, чем есть на самом деле.

Я выгляжу потрясающе, и это меня только больше бесит. Я не хочу выглядеть потрясающе, когда меня заставят идти к нему под венец. Мешок из мешковины и кроксы кажутся гораздо более подходящими для этой имитации свадьбы.

Свадьба... моя свадьба.

О Боже. Меня вырвет.

— Этого не может быть, — шепчу я себе, глядя на свое отражение в старинном зеркале, висящем на стене, обшитой деревянными панелями.

Джулиана, вышедшая из комнаты минуту назад, возвращается и кивает двум охранникам.

— Пора.

В идеальном темпе они поворачиваются ко мне и каждый берет меня за руку. В ту секунду, когда мы выходим из офиса и переступаем через заднюю дверь церкви, я вырываюсь из их хватки, изо всех сил пытаясь уйти. Может быть, я смогу дойти до главной дороги и позвать кого-нибудь, чтобы тот помог мне, думаю я, зная, что это просто подвергнет опасности невинную жизнь. Нет, это плохой план.

— Мисс Моран, пожалуйста, остановитесь, — умоляет один из охранников, пока они ведут меня по зданию. Впервые за весь день этот человек произнес хоть слово. Рада узнать, что он наконец-то обрел свой голос. — Нам приказано доставить вас целыми и невредимыми. Борьба с нами приведет лишь к синякам на ваших руках. Наш босс был бы не в восторге от нас, если бы это произошло.

О, так Эмерик теперь единственный, кому разрешено оставлять синяки на моем теле. Понятно.

Я усмехаюсь над этим и смотрю на охранника.

— Мне очень жаль, что я усложняю твою работу и твой день. Ради смеха, стоит ли нам вспомнить, насколько трудным был мой день?

— Мы просто делаем свою работу, — говорит другой охранник.

— Если еще один человек скажет мне, что он просто делает свою работу, — повторяю я это с издевкой, не пытаясь скрыть язвительность в тоне. — Я собью его на машине, а потом я собираюсь повернуть вспять.

Я не скучаю по тому, как двое мужчин смотрят друг на друга.

— Теперь я понял, — бормочет ранее тихий человек, когда мы доходим до двойных дверей со сколами краски в передней части церкви.