ГЛАВА 9

Риона

В одну секунду я стою на четвереньках, в следующую мой мир вращается со скоростью, за которой мой мозг не успевает. Едва моя спина коснулась шелковых простыней, как его губы сомкнулись на моем клиторе. И вот так мой мир снова закрутился, но на этот раз совсем по другой причине.

Мой позвоночник искривляется, а шея болит от силы, с которой я с тихим вздохом запрокидываю голову назад. Руки Эмерика обхватывают мои бедра, его неподдающиеся мускулы заставляют меня держать их открытыми для него, чтобы он мог лизать и кусать мою киску с неограниченным доступом.

При первом же длинном прикосновении его языка к моему гладкому центру я понимаю, что двое других мужчин – на самом деле мальчиков – которые прикасались ко мне, понятия не имели, что делают. С каждой секундой ничтожное сексуальное удовольствие, которое я испытывала до Эмерик, мгновенно превратилось в тусклое и далекое воспоминание.

Я собираюсь насладиться каждым из этих украденных моментов с Бэйнсом. После сегодняшнего вечера я знаю, что подобное больше никогда не повторится. Тот факт, что я уже позволила этому зайти так далеко… последний и единственный мужчина, который действительно меня трахнул, не ушел живым. Хотя я очень сомневаюсь, что мой отец сможет сразиться с Бэйнсом и остаться в живых, с моей стороны все равно невероятно глупо раскачивать лодку, как я. Прямо сейчас я изо всех сил пытаюсь понять, как будут выглядеть последствия этого. Я знаю, что это эгоистично с моей стороны, но я просто хочу отпустить ситуацию и жить. Ради этих нескольких украденных мгновений я хочу жить.

Я разберусь с последствиями, если или когда они наступят.

Тот факт, что всего в десяти футах от нас стоят посетители и смотрят, как он меня пожирает, только подливает масла в огонь. Адреналин пронзает каждый дюйм моего тела, как гребаная молния, пробуждая ту сторону меня, о существовании которой я даже не подозревала.

Я не знаю, когда он снял маску и где она оказалась, но я благодарна, что его рогатая маска исчезла, когда я погружаю пальцы в его черные волосы, достаточно длинные, чтобы виться вокруг его ушей и на затылке. После того, как его хотели убить, темные пряди упали ему на лицо. Помню, я подумала, что этот непослушный взгляд только усилил его мрачное присутствие.

Я не могу оставаться на месте, когда его язык проникает внутрь меня. Я извиваюсь и корчусь, мое тело легко скользит по шелковым простыням. Я как будто не могу решить, пытаюсь ли я избежать его безжалостных атак на мою киску или ищу более приятное давление. Возможно оба.

Рычание, доносившееся из глубины его груди, вибрирует в моем клиторе, и мои глаза закатываются.

— Сиди, черт возьми, смирно.

— Нет, – моя реакция немедленная, как коленный рефлекс.

При этом он останавливается и поднимает голову между моих бедер.

— Нет?

Та часть меня, которая ищет страх, мрачно шепчет:

— Стой на своем.

Посмотрим, что он сделает.

— Я могу двигаться, как захочу, — выдавливаю я. — И ты не сможешь меня остановить.

Его зубы погружаются в чувствительную кожу внутренней части моего бедра. Это четкое предупреждение заставляет меня подпрыгнуть.

— Ты не думаешь, что я могу заставить тебя делать именно то, что я хочу, когда я, черт возьми, хочу?

Это именно то, чего я жажду от него. Я хочу, чтобы он попытался сделать меня своей шлюхой. Я хочу, чтобы он разозлился. Я хочу драться с ним до тех пор, пока не буду уверена, собирается ли он меня трахнуть или убить. Это линия, которую я хочу осторожно пройти на цыпочках, пока он не заставит меня кончить так сильно, что мое зрение побледнеет, и все, что я могу чувствовать, это его.

— Нет, потому что я не буду просто лежать здесь, как вещь, которую ты можешь использовать. Я буду драться с тобой.

От этого буря в его глазах становится все сильнее, а брови поднимаются с вызовом.

— Это так? – его руки освобождаются от моих бедер, и он медленно поднимается и садится на пятки. — Хорошо, любимая, покажи мне, что у тебя есть. Сразись со мной.

Это похоже на выстрел из пистолета в начале гонки. Адреналин зашкаливает, моя нога откидывается назад и толкается ему в середину груди. От удара он падает на задницу, и пока он не в себе, я пользуюсь возможностью и убегаю.

Мы оба знаем, что это не более чем игра. Мы заперты в клетке шириной не более десяти футов. Даже если бы я очень хотела бежать, мне некуда было бы идти. Он поймает меня, и мне это чертовски понравится, когда он это сделает, но это не значит, что я не могу заставить его работать ради этого.

Рычание, которое исходит от него, — это ярость, и его звук доходит прямо до моего пульсирующего сердца. Он бросается на меня, его пальцы пытаются обхватить одну из моих конечностей, но все мои метания означают, что он может схватить только мое платье. Когда я высвобождаюсь из его хватки, тонкая ткань рвется и падает с моего тела. Полностью обнаженная, поскольку фасон платья требовал, чтобы я была без бюстгальтера, я отступаю от человека, которого боится большая часть Нью-Йорка.

Дело не в том, что я не понимаю их страха, просто в данный момент мне плевать. Его опасная аура воодушевляет меня.

Я уверена, что специалистам-психиатрам придется немало потрудиться, пытаясь разобраться в этом. Это выглядело бы примерно так: «Итак, тебя заперли в клетке с самым опасным человеком в городе, и вместо того, чтобы подчиниться, ты, по сути, тыкала его палкой, просто чтобы посмотреть, что произойдет? И ты думаешь, что это было мудрое решение, потому что…?

«Я не знаю. Для сюжета?»

Я прохожу несколько футов, прежде чем его рука захватывает мою лодыжку, и меня резко тянет назад. Мои руки пытаются найти что-нибудь, за что можно было бы ухватиться, чтобы я могла лучше сопротивляться, но моя обнаженная кожа, касающаяся шелка, работает против меня.

Моя нога снова вылетает, чтобы пнуть его. На этот раз это бесполезно. Он этого ожидает, и его рука хватает мою другую лодыжку.

Эмерик тянет меня через кровать на живот, и как только я подхожу достаточно близко, он использует вес своего большого тела, чтобы прижать мои ноги под собой. Поскольку моим рукам не за что схватиться, мои изо всех сил пытающийся действия освободиться в лучшем случае смехотворна. По крайней мере, это забавно, пока до моих ушей не доходит безошибочный звук его застежки-молнии.

Вот так весь юмор покидает мое тело, и на его место меня захлестывает волна огромной потребности. Его большие руки схватили мои бедра и оттянули их назад, так что моя обнаженная задница снова оказалась перед ним на виду.

Сквозь отверстия для глаз моей теперь уже искривленной маски я наблюдаю, как еще больше голов начинают поворачиваться в нашу сторону. Как будто они смотрят фильм и наконец дошли до самого интересного, и я не могу с этим согласиться.

Время замедляется. Такое ощущение, будто прошли минуты с тех пор, как он поймал меня в ловушку, но я знаю, что прошли всего лишь секунды.

Рука Эмерика гладит мою спину, и он рычит:

— Что? Это все, что у тебя есть?

Эта насмешка вызывает во мне еще одну волну воинственности, и как раз в тот момент, когда я снова начинаю бороться с его хваткой, головка его члена, врезающаяся в меня одним резким, неумолимым толчком, выбрасывает всю вновь обретенную борьбу, оставляя меня на одном сдавленном вздохе.

Эмерик исполняет свое желание.

Крик, исходящий из моих губ, громко перекрывает все остальные звуки в этом месте, привлекая в нашу сторону еще больше взглядов. От умножающихся взглядов моя кожа становится горячей, а тело дрожит, пытаясь приспособиться к его вторжению.

— Где сейчас твоя битва, принцесса? — рычит он, когда рука обхватывает спутанные пряди моих длинных волос. Мой скальп покалывает, когда он резко дергает мою голову назад, и сквозь стиснутые зубы вырывается шипение. — Или ты не хочешь сражаться теперь, когда получила то, что хотела? Мои яйца глубоко в твоей жадной пизде.

Чтобы по-настоящему донести свою точку зрения, его бедра резко откидываются назад, пока не остается только кончик, прежде чем толкнуть его так глубоко, что я чувствую его у себя на шейке матки. Это уникальный вид боли, который я не могу сказать, что ненавижу.

— Ты тоже этого хотел, — успеваю выдавить я. Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько наполненной, настолько полностью кем-то захваченной. Нет сомнений, что эта ночь произведет на меня неизгладимое впечатление. Хороший он или плохой, еще предстоит решить.

— Ты чертовски права, я так и сделал.

Одну руку он положил на бедро, а другой зарылся в мои каштановые волосы, Эмерик безжалостно врезался в меня. Я беру все, что он мне дает, с радостью и жадностью, откидывая бедра назад, чтобы встретить его, когда мне это нужно сильнее. Грубее.

Мысль о том, что я почувствую его, когда перееду в ближайшие дни, я приму с распростертыми объятиями. Пока мы разговариваем, синяки, которые он оставляет на моей светлой коже, будут боевыми шрамами, доказательством того, что я сражалась с дьяволом и выбралась живой. Никогда за годы поиска страха я не была близка к тому, чтобы найти что-то, что заставило бы меня чувствовать себя настолько живой, как сейчас, когда Эмерик находится в моей киске. Все эти безрассудные поступки меркнут по сравнению с ними и кажутся теперь детской игрой. До конца своих дней я буду искать тот же кайф, который он создает во мне.

В моем сердце нарастает трение, и звук клюшки вокруг нас рассеивается, и его заменяет стремительный звук. Мои пальцы впиваются в скользкую ткань подо мной, и мои конечности начинают трястись.

Его рука покидает мои волосы и становится ожерельем на моем горле. Сознание того, что он держит мою жизнь в своих руках, заставляет мою киску трепетать, а теплое нечеткое ощущение, когда мой кислород продолжает ограничиваться, усиливает бурю в моем сердце.