— Я и изливаю, только в виде помидоров, — улыбаюсь я, когда вспоминаю случившееся, и на какое-то мгновение чувствую себя счастливой, увидев, что Мелани смеётся.
— А этот эпизод будет в фильме? Пожалуйста, скажи «да»! — умоляет она, хватает мою рубашку и трясёт меня.
— Надеюсь, — со смехом допускаю я, рывком освобождая свою рубашку. — Надеюсь, чёрт возьми, что смогу сделать это ещё раз в Мэдисон-сквер, как раз перед тем, как его поцелую. Так ему и надо.
— Правильно. Тогда он снимет свою рубашку. Боже!
Я бью её в плечо.
— Мел! Он носит парики и хватается за свой член, когда танцует. Он отвратителен.
— Дорогая, клянусь, половина людей, которые наблюдали за тем, как он там зажигает, уже забеременели! — смеётся она, но я смотрю в окно и свирепею. Стоит мне вспомнить каково это — смотреть в эти необыкновенные, жутковатые серебристые глаза, как гнев снова набирает обороты.
Это было очень неприятно.
Тревожно, грязно, непросто и определённо неприятно.
Вспоминаю, как он втирал помидор мне в волосы, и в желудке начинает бурлить, как будто там всё кипит от токсичной неприязни.
— Пандора, вы оба выглядели уж слишком кровожадно. Может, тебе сначала стоит поговорить со своим психотерапевтом? Чтобы она дала тебе несколько советов, как сохранять хладнокровие?
Моя гордость уязвлена.
— Мне не нужны советы. С меня хватит. Она давала мне советы шесть лет.
— Отлично. Просто возвращайся сюда целой и невредимой, чтобы успеть снять мерки для твоего платья подружки невесты. Пан, это моя свадьба, так что смирись, сучка.
Вздыхая, выхожу из машины, а она смеётся и шлёпает меня по заднице. Мел всегда оживлена. Всегда в приподнятом настроении. Она не такая, как я. И я рада за неё. Правда. Но мне также стыдно, что я злюсь из-за того, что она так счастлива. Иногда мне кажется, что я терпеть не могу счастливых людей.
Просто потому, что ни хрена их не понимаю.
Я направляюсь в квартиру, стараясь не шуметь. На случай, если вы ещё не догадались об этом по одному моему имени, спешу сообщить, что моя мать не хотела меня рожать и никогда не позволяла мне об этом забыть. Слова «чтобы ты не совершила ту же ошибку, что и я» засели у меня в голове с тех пор, как у меня начались первые месячные, и я никогда до конца не забывала, что ошибка — это я.
Наверное, мне следовало бы жить одной. Но нас с мамой спасла Магнолия, моя двоюродная сестра. Она потеряла свою маму, мамину сестру, из-за лейкемии и переехала к нам жить совсем маленькой через несколько лет после смерти моего отца. Она вытащила и мою маму, и меня из глубокой печали. Если бы не её проницательный взгляд по утрам, я бы подсела на наркотики. Или на алкоголь. Или на то и другое. Не знаю, почему меня тянет к наркотикам или выпивке, или и к тому, и к другому, но когда умер мой отец, а Маккенна меня бросил, и моя мама давала мне пощёчины каждый раз, когда я плакала, и велела взять себя в руки, быть сильной... Просто в то время я не чувствовала, что жизнь может мне хоть что-то предложить. Пока к нам не пришла маленькая Магнолия. Моя мама сосредоточила свои усилия на ней, и я тоже.
Я крадусь в ванную, которую мы делим, включаю душ и сбрасываю с себя одежду. Вода льётся мне на голову, а я представляю его глаза, сверкающие серебром и злостью, и мой желудок сжимается, потому что я думала, что мне будет лучше после того, как причиню ему боль. Когда мы напали на него во время концерта, сначала я почувствовала небольшой прилив удовольствия, но потом увидела его, и понимаю, что чувствую себя нехорошо.
После душа не могу заснуть, поэтому сажусь на диван в гостиной, слушая тихий стук дождя и свист ветра снаружи. На цыпочках пробираюсь в комнату Магнолии и смотрю, как она, такая невинная, свернулась в клубок на кровати, а её тёмные волосы веером рассыпались по подушке. Ей, как и Мелани, очень нравится розовая прядь в моих волосах.
— Панпан, почитай для меня, — попросила она всего две ночи назад.
Она вытащила историю о принцессе, и я, откашлявшись, начала читать. И пока я не отложила книгу, Магнолия оставалась тихой и сосредоточенной.
— Мэг, послушай, не думаю, что эти книги дают тебе правильное представление о том, каковы на самом деле мужчины, — сказала я. У неё нет ни отца, ни брата, в её жизни нет никакого мужского влияния, и это меня беспокоит. — Ты захочешь полюбить такого принца, но никогда его не найдёшь.
— Фу! — с криком запрыгнула она на кровать: — Я читаю это не из-за принцев! Я читаю их ради волшебства!
— Но очень скоро тебя соблазнит какой-нибудь принц...
— Никакого принца! Я хочу, чтобы принца съел дракон. Хелена говорит, что мальчикам с коронами в этих историях больше уже не нравятся девочки. Им нравятся мальчики!
Вот дерьмо, я хохотала над этим до упаду.
А потом немного забеспокоилась.
У неё есть подруга, у которой два отца, и, к счастью, Магнолия совершенно не завидует обилию отцов у своей подруги.
— Зачем нужны два папы? У меня их нет, и я в полном порядке, правда, Панпан?
Когда она это спрашивала, её голос звучал уверенно, но я просто не знаю, что ответить, ведь у меня такие тёплые воспоминания об отце. И всё же я сказала, что она была права, потому что у меня тоже больше нет отца. Но на самом ли деле с ней всё в порядке?
Когда встаёт солнце, я пишу Магнолии короткую записку на случай, если уйду до того, как она проснётся, затем иду и беру с тумбочки электронные сигареты. Ключ к отказу от курения — всегда держать их полностью заряжёнными. Я уже два месяца не курю и не собираюсь снова начинать курить из-за такого хренова мудака, как Маккенна. Засунув электронные сигареты в сумку и повинуясь импульсу, подхожу к коробке из-под обуви в моём шкафу, где я спрятала кое-какие старые вещи. Среди этих вещей особенно ценный — дурацкий камень, который Маккенна мне подарил. Почему я его сохранила? Сама не знаю. Это настоящий камень, а не побрякушка. Однажды я споткнулась об него, когда Маккенна провожал меня домой.
— Пни его, — сердито сказала я, зажимая кровоточащий локоть.
— Если мы просто его отбросим, то в следующий раз, когда ты пойдёшь гулять, можешь снова на него налететь. Запомни, чтобы никогда не споткнуться об один и тот же камень, надо просто взять его себе, — сказал он с ухмылкой. — Ты можешь быть полностью уверена, что никогда не споткнёшься об один и тот же камень, только если возьмёшь его и будешь знать, где он находится.
Спасибо тебе, Маккенна, за эту крупицу мудрости. Я сделаю всё возможное, чтобы никогда больше не споткнуться об тебя!
Есть люди, которые оказывают влияние на вашу жизнь. А ещё есть люди, которые становятся вашей жизнью.
Как это сделал он.
Я всегда была одинокой, замкнутой девочкой, моя мать — трудоголик, отец — тоже трудоголик, оба они были строгими и по большому счёту ожидали, что я сосредоточусь на оценках и только на оценках. На самом деле они всегда опасались, что на меня могут оказать плохое влияние или даже появятся друзья. По какой-то причине это, а также мой выбор одежды сделали меня любимым объектом для развлечения крутых девчонок — или раздражения. Я была единственной девушкой-готом в нашем классе, и им нравилось смеяться над моей полностью чёрной одеждой и называть меня Резаком. Но один парень, самый крутой плохой парень однажды перестал насмехаться. Он подошёл ко мне с фиолетовым шарфом, который я раньше видела на одной из девушек, накинул его мне на шею и очень близко притянул к себе.
— Увидимся после школы, — сказал он и поцеловал меня в лоб. Другие девчонки после этого заткнулись.
Потому что каждая отдала бы всё на свете, чтобы привлечь внимание «Джонса» — а он точно отдал его мне.
Вот так я и влюбилась со страшной силой в Маккенну Джонса.
Оказывается, в тот день он действительно ждал меня после школы. Он отвёз меня домой и попросил своего друга сесть на заднее сиденье, чтобы Пандора могла сесть впереди рядом с ним. Я и подумать не могла, что он знает моё имя.
— Зачем ты это сделал? — спросила я, когда он провожал меня вверх по лестнице в мой дом.
— А зачем ты им позволяла так к себе относиться? — ответил Маккенна, и его глаза заставили меня почувствовать себя уязвимой, беззащитной и, как это ни странно, красивой. Для девушки-гота это очень важно.
Действительно важно.
Но по его хмурому взгляду я поняла, что он был недоволен.
— Я не останавливаю их, потому что мне плевать, — сказала я, торопливо поднимаясь по ступенькам. Маккенна последовал за мной, схватил меня за запястье и развернул лицом к себе.
— Эй! Сходи со мной куда-нибудь в пятницу вечером.
— Прости? — поперхнулась я.
— Ты меня слышала.
— Почему ты хочешь встречаться с кем-то вроде меня? Очередь из твоих фанаток недостаточно длинная?
— Потому что девушка, которая мне нравится, здесь, передо мной.
Мы начали встречаться тайком, находя укромные места, где нас никто бы не смог увидеть. Он рассказывал мне о музыке, о том, как он хочет увидеть весь мир. По выходным Маккенна работал диджеем. У него были надежды, мечты и желания. Я рассказала ему, что не знаю, кем хочу быть, и у меня нет надежд, мечтаний и желаний. Думаю, что невозможно чувствуешь себя такой никчёмной, когда находишься с кем-то, кто полон идей и собирается покорить весь мир. Несмотря на это, его тянуло ко мне. Он дразнил меня, смешил, позже помог пережить смерть отца и забыть о том факте, что если я плакала из-за его потери, то моя мать считала это предательством.
Маккенна стал моей жизнью. Я ждала, когда Маккенна, серебристыми, как у волка, глазами увидит меня. Я дрожала и тряслась в ожидании, когда он пройдёт мимо моего шкафчика, даже если он и не мог подойти. Иногда я роняла карандаш, книгу или свою сумку только для того, чтобы он мог с улыбкой поднять и передать их мне, незаметно проведя большим пальцем по моей руке. Полагаю, люди что-то подозревали в отношении нас, но мы никогда не давали им прямых доказательств. Я терялась в догадках, может Маккенна хотел от меня только секса, но я тоже хотела этого. Я фантазировала об этом. О том, когда это произойдёт, где, что я буду чувствовать, будет ли он говорить мне приятные вещи.