"А если он уедет в Колорадо", — думает Жальбер, — "мы можем потерять его из виду. Животные умеют прятаться. Умеют скрываться в зарослях".

Его нужно остановить здесь, в Канзасе.

— Арестуйте меня, — шепчет Жальбер, обрушивая кулак на руль. — Какая самоуверенность. Какое нахальство. Но знаете что, мистер Кофлин? Игра еще не закончена. Далеко не закончена. — Он вспоминает лицо Кофлина. Его постоянные отрицания с честным лицом. Его наглость.

"Арестуйте меня".

Жальберу нужно успокоиться, чтобы обдумать свой следующий шаг. Ему нужно посчитать.

Портье гостиницы "Селебрейшн Сента" просматривает пикантный каталог под названием "Какого чёрта". Он раздумывает над покупкой футболки с надписью "Для медведей люди в спальных мешках — это мягкие тако[99]". Его занятие прерывает гость, который уверенно шагает к стойке... и это не просто гость, а инспектор из КБР. К тому же он выглядит злым, даже разъяренным. Лицо у него раскраснелось, вплоть до его лохматого мыса вдовы, который комично растрепался... хотя портье сейчас не до смеха. Глаза инспектора широко раскрыты, они выпуклые и налиты кровью. Портье в спешке запихивает порнокаталог под стойку и спрашивает, чем может помочь.

— Стулья пропали.

— Какие стулья, сэр?

— Складные стулья. У меня было четыре складных стула из конференц-зала, или бизнес-центра, или как вы там это называете. Я расставил их так, как мне нужно, и они исчезли!

— Должно быть, уборщицы...

— На моей двери висела табличка "Не беспокоить"! — кричит Жальбер. Женщина, направлявшаяся в сувенирный магазин, бросает на него испуганный взгляд.

— Эти таблички довольно старые, — говорит портье, прикидывая, вооружен ли инспектор. — Иногда они падают, и горничные не замечают...

— Табличка не упала! — Жальбер на самом деле не знает, упала она или нет; он слишком расстроен. Ему очень нужны были эти стулья. Он с нетерпением ждал встречи с ними.

— Я пошлю кого-нибудь...

— Не утруждайтесь, я сам сделаю это. — Жальбер старается сбавить тон, понимая, что немного перегнул палку, но всё равно: зайти в свой номер и обнаружить, что стульев нет! Это был шок.

Он идет в бизнес-центр и забирает пять стульев. Но два в одной руке и три в другой — это как-то неправильно. Несбалансированно. Он раздумывает, взять ли шестой или вернуть один. Это трудный выбор, потому что он постоянно думает о Кофлине, о том, как нагло и нахально тот выглядел, когда говорил: "Если хотите удержать меня в Канзасе, арестуйте меня". А затем — завершающий, приводящий в бешенство штрих: "Вы не можете". Приводящий в бешенство, потому что Кофлин говорил правду.

"Но только пока", — думает Жальбер.

Он решает взять четыре стула и шепотом отсчитывает шаги до лифта по четыре: "Раз два три четыре, два два три четыре, три два три четыре". Он знает, что это странно, но в то же время безвредно. Способ успокоить неплодотворные и неконструктивные мысли и очистить разум. Когда он возвращается к стойке, то доходит до "девять два три четыре", итого тридцать шесть. Портье он говорит:

— Я перегнул палку. Приношу свои извинения.

— Ничего страшного, — отвечает портье и смотрит, как инспектор Жальбер идет к лифту. Похоже, он что-то бормочет себе под нос. Портье думает, что мир наполнен самыми разнообразными людьми. "Оригинальная мысль", — думает он. — "Эта фраза отлично смотрелась бы на футболке".

В своем номере с "канзасской простотой" Жальбер расставляет стулья и начинает считать. Он знает, что в последнее время делает это часто, возможно, слишком часто, но это помогает. В самом деле помогает. И, может, он делал это часто даже до Кофлина, может, это серьёзная проблема — стулья и подсчет. Он осознает, что в последнее время числа редко выходят у него из головы — он складывает их, делит, — и это может оказаться зависимостью. Иногда, когда он считает, числа вырываются у него изо рта, как чёртик из коробочки. Так было с Кальтеном, и, хотя он не может точно вспомнить, так могло быть с портье. Безусловно, портье подумал, что он ведет себя как-то странно по отношению к складным стульям. Он должен что-то предпринять, пока это не вышло из-под контроля — может, это гипноз? — и он сделает это, как только Кофлину предъявят обвинение в убийстве мисс Ивонн, а пока ему нужно спланировать свои последующие действия. Подсчет помогает. Особенно со стульями.

Он идет от складного стула к кровати, что составляет четыре шага. От кровати до закрытого сиденья туалета — еще одиннадцать шагов. Итого пятнадцать, то есть от 1 до 5, добавленных последовательно. Далее переходит к стулу у стола в гостиной. Это еще четырнадцать. Что даёт в сумме...

На мгновение он не может сообразить, что получается в сумме, и его охватывает паника. Бедная мисс Ивонн зависит от него, её семья зависит от него, и если он не может произвести простейшие арифметические действия, то как он вообще может...

"Двадцать девять", — думает он, и его охватывает облегчение.

Его расстройство — это всё вина Кофлина.

— Арестуйте меня, — бормочет Жальбер, сидя ровно и прямо на одном из складных стульев. — Вы не можете. Вы не можете.

Кофлин решил покинуть штат? Жальбер может считать сколько угодно, но этого он не предусмотрел. Как сможет он, инспектор Фрэнк Жальбер, продолжать оказывать давление, если Кофлин просто свернет свои пожитки и уедет?

Он считает. Он складывает. Иногда делит. Мысль убить Кофлина приходит ему в голову, причём не в первый раз; он уверен, что сможет выйти сухим из воды, если будет осторожен, и это спасёт девушек, которых может постигнуть участь бедной мисс Ивонн. Но без веских доказательств вины Кофлина — или признания, что еще лучше — этот ублюдок умрет невиновным человеком.

И это неприемлемо.

Жальбер идет от одного стула из номера к другому стулу, затем к кровати, к складному стулу, к сиденью туалета, к другому складному стулу. Он ложится на некоторое время, надеясь заснуть, хотя бы немного отдохнуть, но когда закрывает глаза, то видит наглое лицо Кофлина. "Арестуйте меня. Не можете, да?"

Он вскакивает с кровати и снова начинает считать со стульями.

"Это в последний раз", — уговаривает он себя. — "Потом я смогу уснуть. И когда проснусь, буду знать, что делать дальше".

Сидя на сиденье унитаза, он закрывает лицо руками и шепчет:

— Я делаю это для тебя, мисс Ивонн. Всё для тебя.

Хотя это ложь, и он знает это. Мисс Ивонн уже не помочь. А Дэнни Кофлин жив. И на свободе.

В субботу утром Элла Дэвис едет в Маниту. Ее дочь пристёгнута на заднем сиденье машины, она поглощена "Айпадом-мини", который ей подарили на день рождения. Элла сказала Дэнни Кофлину, что у нее есть няня, за время которой надо платить. Это была ложь, но она не чувствует себя виноватой. В конце концов, он лжёт о Ивонн Уикер, и его ложь даже больше, чем её.

"Ты уверена, что он лжёт? Абсолютно уверена?"

Элла и Лори остановились у Реджины в Грейт-Бенде. У Реджи есть дочь, ровесница Лори, и идея с празднованием дня рождения на самом деле принадлежала Реджи. Она без ума от Лори и с радостью оставляет ее у себя, когда Дэвис нужно работать.

"На сто процентов уверена?"

Она убеждает себя, что так и есть. Она уже не уверена, что он сообщил местоположение тела девушки из угрызений совести и желания понести наказание за свое ужасное преступление. Если бы это было так, то он бы уже давно признался. Теперь она считает это своего рода наглостью и спесью.

— Он играет с нами в кошки-мышки, — бормочет она.

— Что, мамочка?

— Ничего, дорогая.

— Мы почти приехали?

— Еще три-четыре мили.

— Хорошо. Я выигрываю в "Пивной понг".

— Какой понг?

— Я бросаю маленькие шарики в стаканчики с пивом. Когда они попадают, слышится "плюх", и я получаю очки.

— Здорово, Лори.

Она думает: "Пивной понг. Моя восьмилетняя дочь играет в Пивной понг". Она думает: "А что, если он говорит правду? Что, если ему действительно приснился этот сон?"

Каждый раз одна и та же история, без существенных отклонений и тех признаков лжи, которым её обучали: взгляд влево, облизывание губ, повышение голоса, как будто громкость убедит в правдивости. Он также не перебарщивает с подробными разъяснениями, избегая риска запутаться в собственной лжи. Возможно ли, что он сам себя убедил? Возможно ли, что его рациональный разум, ужаснувшись тому, что натворило животное, сидящее в глубине его души, создал свою собственную альтернативную реальность?

Возможно ли, что он говорит правду?

Сегодня утром она позвонила Джексонам в Маниту и спросила Джесси, не согласится ли он поговорить с ней. Он согласился без колебаний, и вот она уже сворачивает на подъездную дорожку Джексонов. Она приехала сюда не потому, что верит Дэнни насчет сна. Она здесь, потому что практически верит ему насчет Жальбера. Если Фрэнк действительно делал то, о чем говорит Дэнни, это может серьезно обрушить их шансы на успешное дело. Более того, это неправильно. Это плохая работа полиции. Её беспокойство по поводу напарника растет. Она готова разозлиться на него.

"Чушь, ты уже на него злишься".

— Это точно, — говорит она.

— Что, мамочка?

— Ничего, Лор.

Миссис Джексон развешивает белье. Маленький мальчик, наверное, ровесник Лори, качается на качелях неподалеку, напевая эту ужасную песенку "Акулёнок"[100]. Когда Дэвис открывает заднюю дверь и выпускает Лори из машины, мальчик спрыгивает с качелей и подбегает к ним, внимательно разглядывая новоприбывших. Лори стоит рядом с Эллой, положив руку на ногу матери. Миссис Джексон поворачивается к Элле и приветствует её.

— Здравствуйте. Я — инспектор Дэвис, хотела бы пообщаться с Джесси.

— Он дома. Джесси! К тебе пришли!

Маленький мальчик говорит:

— Я — Люк. Это "Айпад-мини"?

— Да, — отвечает Лори. — Мне подарили его на день рождения.

— Круть!

— Меня зовут Лори Роуз Дэвис. Мне восемь лет.