— Он тянет время, — шепчет Жальбер. — Этот сукин сын пытается тянуть время.

О, Боже, его голова! Как она пульсирует! Он проводит обеими руками по своим волосам, уложенным как наконечник стрелы. По обе стороны от мыса вдовы чувствуются крошечные капли пота. Ему нужно посчитать. Счет его успокоит. Всегда успокаивал, и когда он вернется в свой двухкомнатный номер в "Селебрейшн Сента", то посчитает с помощью стульев. Он не сможет заснуть, пока не сделает это. То, что раньше было лишь развлечением, теперь стало необходимостью.

Он идет от своей машины к входу в заброшенный ломбард. Тридцать три шага, что равно семнадцати и шестнадцати. Возвращается обратно: пятнадцать и четырнадцать. Снова идет к ломбарду: тринадцать, двенадцать, одиннадцать — последние три шага совсем маленькие, чтобы в сумме получилось тридцать шесть, и всё должно быть правильно. Он начинает чувствовать себя лучше. Десять, девять, восемь и семь приводят его обратно к машине. Он сжимает кулак и стучит им по капоту двадцать один раз, бормоча цифры себе под нос.

Пока он не может арестовать Кофлина. Дело даже не в окружном прокуроре; директор КБР поставил на этом крест. И Жальбер вынужден признать, что директор прав. История со сном абсурдна, но без чего-то серьёзного даже этот провинциальный адвокат Эдгар Болл добьётся прекращения дела.

А даже если не добьётся прекращения дела и окружной прокурор будет достаточно глуп, чтобы довести такое дурацкое дело до суда, то Кофлин будет признан невиновным и не сможет предстать перед судом повторно: "двойная угроза"[95], дело закрыто. Жальберу нужно что-то, что заставит Кофлина раскрыться, и тогда весь мир увидит психопата в овечьей шкуре. Он должен надавить. Он должен закрутить гайки.

Жальбер решает прогуляться по торговому центру, тщательно считая с единицы. Он доходит до двадцати шести (в сумме 351), когда возвращается к входу и видит, что рядом с его "Фордом" без опознавательных знаков припаркована патрульная машина, мигающая аварийными огнями. С помощью наплечного микрофона патрульный передает номерной знак автомобиля. Он слышит приближение Жальбера и поворачивается, его рука ложится на рукоятку "Глока". Затем видит ветровку Жальбера с надписью КБР и расслабляется.

— Здравствуйте, сэр. Я увидел, как вы припарковались здесь и...

— И вы выполнили свой долг. Проявили должную осмотрительность. Двадцать шесть. Молодец. Я достану из кармана своё удостоверение и покажу его вам.

Патрульный качает головой и улыбается.

— Нет необходимости. Фрэнк Жальбер, верно?

— Да. — Он протягивает руку. Патрульный пожимает её три раза, подходяще для рукопожатия. — Как вас зовут, патрульный?

— Генри Кальтен, сэр. Вы расследуете дело о погибшей девушке?

— Мисс Ивонн, да. — Жальбер качает головой. — Бедная мисс Ивонн. Я остановился, чтобы размять ноги и обдумать свои дальнейшие действия.

— Парень, который сообщил о теле, скорее всего, и есть убийца, — говорит патрульный Кальтен. — Просто мое мнение.

— Мое такое же, патрульный, но он залег на дно. — Жальбер качает головой. — По правде говоря, он насмехается над нами.

— Печально такое слышать.

— Мы должны надавить. Должны найти способ закрутить гайки.

— Не буду мешать вам думать, — говорит Кальтен, — но если я могу чем-то помочь, я знаю, это маловероятно...

— Не так уж и маловероятно, — отвечает Жальбер. — В этом мире возможно всё. Шестнадцать.

Кальтен хмурится.

— Простите?

— Это хорошее число, вот и всё. Кстати, о числах, дайте мне свой номер.

Кальтен охотно отзывается:

— Конечно, конечно. — Он достает из нагрудного кармана визитку полицейского дорожного патруля и записывает на обратной стороне свой личный номер. — Знаете, я и сам подумывал подать заявление в КБР.

— Сколько вам лет? — Жальбер берет визитку.

— Двадцать четыре.

— В три раза больше восьми, хорошо. Хотите совет? Не тяните. Не откладывайте. И хорошей вам ночи.

— И вам того же. И если я могу помочь хоть чем-то...

— Буду иметь это в виду. Возможно, позвоню вам.

Патрульный Кальтен задерживается, прежде чем сесть в свою машину, и оглядывается с мрачной улыбкой.

— Возьмите его, инспектор.

— Возьмём.

В отеле Жальбер останавливается у стойки регистрации и спрашивает, нет ли у них складных стульев. Портье отвечает, что такие вроде стоят в бизнес-центре отеля. Жальбер просит принести три стула в номер 521.

— Хотя нет, лучше я сам их возьму, — говорит Жальбер и идёт за ними. У стены стоит дюжина или даже больше стульев, поэтому он берет четыре. Четыре — это хорошее число, лучше, чем три. Сложно объяснить, но четные числа всегда выигрывают у нечетных. Он берет по два стула в каждую руку и несет их к лифту, не обращая внимания на вопросительный взгляд портье.

Он раскладывает два стула в маленькой гостиной и два в спальне. Теперь в его распоряжении восемь стульев (кровать и сиденье унитаза тоже считаются). Сумма чисел от одного до восьми включительно дает тридцать шесть, от одного до двадцати четырех — триста, от одного до сорока — восемьсот двадцать. Люди не понимают этого (большинство людей), но на самом деле это прекрасно, своего рода пирамида сверху вниз, которая приносит дивиденды не в виде денег, а в виде ясности ума.

Когда он завершает пятый круг со стульями, то понимает, что делать дальше. Он складывает стулья, принесённые из конференц-зала, и ставит их рядом с небольшим столиком. Они ещё могут пригодиться. Он достает из-под кровати свой чемодан и открывает его. Вынимает из эластичного кармашка пару тонких резиновых перчаток и надевает их. Пора надавить. Затем звонит патрульному Кальтену. Пора немного подкрутить гайки.

Глубокой ночью в пятницу этой ужасной недели Дэнни просыпается от громкого металлического удара, за которым следует рёв двигателя автомобиля с неисправным глушителем либо без глушителя вообще. Часы на его тумбочке показывают 2:19. Он встает, хватает фонарик, который держит на случай перебоев с электричеством, и подходит к окну гостиной. Снаружи ничего не происходит, кроме суеты облака мотыльков, кружащих вокруг фонаря на столбе, который стоит между офисом парка и прачечной. "Оук-Гроув" (где не растет ни одного дуба) крепко спит. Этот громкий удар разбудил только его, потому что предназначался именно ему.

Дэнни открывает дверь. Иногда он забывает запереть её на ночь, но, видимо, после публикации в "Плейнс Трут" и вчерашнего небольшого представления Жальбера в "Ай-джи-эй" эту привычку придется изменить. Он спускается по бетонным ступенькам и включает фонарик, пытаясь отыскать источник стука. Долго искать не приходится. В алюминиевой обшивке трейлера, чуть ниже матового окна ванной, появилась вмятина. Дэнни догадывается, что именно в это окно целился его ночной гость.

В самой глубине вмятины виднеется пятно красного цвета. Дэнни проводит фонариком по стороне трейлера и видит на гравии кирпич. Обернутая вокруг него записка закреплена витком проволоки. Дэнни уже знает, что там будет написано, но всё равно приседает и вытаскивает её. Послание короткое, написанное либо черным карандашом, либо фломастером.

УБИРАЙСЯ, ТЫ, ГРЕБАНЫЙ УБИЙЦА. ИЛИ ПОЖАЛЕЕШЬ

Первой мыслью Дэнни при прочтении записки была: "Ни за что". Следующей: "О, неужели? Это что, кино? А ты — Клинт Иствуд?"

Он стоит в два часа ночи с посланием-угрозой в руке и кирпичом, доставившим его, у ног, и осознает, что убраться из Маниту кажется не только разумной, но и привлекательной мыслью. Его подруга Бекки — точнее, партнёрша по сексу — порвала с ним и теперь будет держать милую маленькую Дарлу Джин от него подальше, как будто он болен бубонной чумой; кроме того, он потерял работу. Бонусом идёт тот факт, что, похоже, полгорода болеет ковидом. Ему не по душе мысль, что его изгоняют, как Каина после убийства брата, но этот трейлерный парк не похож на Эдем. Возможно, пришло время попробовать Колорадо. Может, Стиви будет этому рад.

Он гадает, не был ли тот шумный уносящийся прочь автомобиль "Мустангом" Пэта Грейди. Возможно, и был, но какая разница?

Дэнни заходит в дом и ложится в постель, но сначала запирает дверь трейлера.

Последний рабочий день Дэнни в департаменте образования округа Уайлдер. Он переносит книги из кладовой в учительскую, которая де-факто служит отделением истории и английского языка. Там книги будут сложены в стопки, готовые к раздаче ученикам, когда в сентябре возобновятся занятия... К тому времени, как надеется Дэнни Кофлин, он уже будет далеко от округа Уайлдер.

Оторвавшись от мытья плинтусов в новом крыле, Джесси бежит трусцой вверх по лестнице. Он встречает Дэнни у библиотеки и говорит:

— Просто предупреждаю, тот коп, который приходил на днях, идет сюда. Тот, с забавной... — Джесси потирает двумя пальцами о лоб, намекая на мыс вдовы Жальбера. — Он припарковался сзади.

— Женщина с ним?

— Нет, он один.

— Спасибо, Джесси.

— Этот дядька в самом деле помешался на вас, да?

— Я спущусь и помогу тебе, как только разгружу эти книги.

Джесси не отстаёт:

— Он же не собирается вас арестовывать?

Дэнни выдавливает из себя улыбку:

— Думаю, он не может, и это сводит его с ума. Иди, давай ударно проведём наш последний день.

Джесси уходит. Жальбер стоит в вестибюле, снова осматривая витрину с трофеями. В руке у него свёрнутая газета.

"Может, он собирается хлопнуть меня ею по носу", — думает Дэнни. Лучик веселья на фоне страха от новой встречи с Жальбером. Он знает, что именно этого страха и добивается Жальбер. Дэнни был бы рад не бояться его, но ничего не может с собой поделать. Он начинает спускаться по лестнице, как раз когда Жальбер входит в дверь.

— Как отпраздновал Четвёртое? — спрашивает он.

Дэнни не удостаивает его ответом:

— Что ты здесь делаешь один?