Дэнни отвечает:

— Посмотрите на локации в моем телефоне. Когда меня нет дома, он обычно лежит в бардачке моей машины. Двое парней, с которыми я работаю в школе, могут подтвердить, что я был там каждый день с семи тридцати до четырех. Это значительная часть времени, которое вас интересует.

Хотя Эдгар Болл не адвокат по уголовным делам, но далеко не дурак. Он говорит Жальберу:

— О, Боже. Вы ведь не знаете, когда она была убита? Или даже когда ее похитили.

Жальбер бросает на него каменный взгляд. Щеки Эллы заливаются краской. Она говорит:

— Это не имеет отношения к нашему обсуждению. Мы пытаемся исключить Дэнни из числа подозреваемых.

— Нет, вы не пытаетесь, — возражает Болл. — Вы пытаетесь его прижать, но у вас не так много на него, верно? У вас нет даже времени её смерти.

Жальбер возвращается к плакату с изображением О.Джея и Джонни Кокрана. Дэвис спрашивает имена ребят, с которыми работает Дэнни.

— Пэт Грейди и Джесси Джексон. Как тот политик из семидесятых.

Дэвис царапает в блокноте.

— Быть может, твоя девушка поможет нам уточнить некоторые моменты, когда...

— Она моя подруга, а не девушка. — По крайней мере, была. — И держитесь подальше от Дарлы Джин. Она ещё ребенок.

Жальбер хихикает.

— Ты не в том положении, чтобы указывать нам.

— Дэнни, послушай меня, — начинает Дэвис.

Он указывает на нее пальцем.

— Знаешь что, меня уже начинает раздражать, когда ты произносишь мое имя. Мы не друзья, Элла.

На этот раз Болл кладет руку на плечо Дэнни.

Дэвис продолжает, как будто Дэнни ничего этого не сказал. Она смотрит на него с серьезностью, улыбка исчезла.

— У тебя на душе камень. Я практически вижу его. Вот почему ты раз за разом рассказываешь эту историю со сном.

Он молчит.

— Это звучит крайне неправдоподобно, согласись. Я имею в виду, посмотри на это с нашей точки зрения. Думаю, даже твой адвокат не верит в неё ни на грош.

— Не будьте так уверены, — замечает Болл. — Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Это из Шекспира.

— Брехня, — говорит Жальбер у плаката. — Это из меня.

Дэнни выдерживает взгляд женщины. Жальбер — это безнадежный случай. Дэвис, возможно, нет, несмотря на свою жёсткую оболочку.

— Ты чувствуешь угрызения совести, я знаю. То, что ты накрыл баком руку и плечо Ивонн, чтобы собака не смогла до неё добраться, — это акт раскаяния.

Он ничего не отвечает, но если она действительно так считает, то она тоже представляет собой безнадежный случай. Это было сострадание, а не раскаяние. Сострадание к мертвой женщине с браслетом на изувеченном запястье. Но Дэвис на подъеме, так что пусть продолжает в том же духе.

— Мы поможем тебе сбросить этот камень. Главное — начни, дальше будет легче. И есть бонус. Если расскажешь всю правду, мы тоже пойдем тебе навстречу. В Канзасе есть смертная казнь, и...

— Не применялась уже более сорока лет, — перебивает Болл. — Хикок и Смит, те, о ком написал книгу Трумен Капоте[86], были последними.

— Ее могут применить для случая с девушкой Уикер, — настаивает Дэвис. Дэнни позабавило, что молодая женщина превратилась в девушку. Но, конечно, так её и назовет прокурор: девушка. Беззащитная девушка. — Но если ты признаешься в содеянном, смертная казнь наверняка будет исключена. Облегчи жизнь и себе, и нам. Расскажи, что произошло на самом деле.

— Я уже рассказал, — говорит Дэнни. — Мне приснился сон. Я поехал туда, чтобы убедиться, что это всего лишь сон, но девушка оказалась там. Я позвонил в полицию. Вы мне не верите. Я понимаю это, но я говорю правду. А теперь давайте прекратим этот цирк. Вы собираетесь меня арестовать?

Воцаряется молчание. Некоторое время Дэвис продолжает смотреть на него с той же теплой искренностью. Затем её лицо меняется, становится не холодным, а пустым. Профессиональным. Она откидывается на спинку стула и смотрит на Жальбера.

— Не в этот раз, — отвечает Жальбер. Его тусклые глаза при этом говорят: "Но скоро, Дэнни. Очень скоро".

Дэнни встает. Его ноги, как и в том сне, словно не принадлежат ему и могут унести куда угодно. Болл встает вместе с ним. Они идут к двери. Дэнни пошатывается, он слишком бледен, поэтому Болл по-прежнему держит свою руку на его плече. Дэнни хочет лишь одного — выбраться из этой комнаты, но он оборачивается и смотрит на Дэвис.

— Человек, который убил эту женщину, по-прежнему гуляет на свободе, — говорит он. — Я говорю с вами, инспектор Дэвис, потому что не вижу смысла разговаривать с ним. Он уже всё решил. Вы говорите красиво и убедительно, но я не уверен, что вы всё для себя решили. Поймайте его, хорошо? Перестаньте смотреть только на меня и ищите человека, который её убил. Пока он не сделает это снова.

Возможно, он заметил что-то в её лице. Возможно, нет.

Болл тянет его за руку.

— Пойдем, Дэнни. Пора уходить.

Когда они уходят, Жальбер выключает камеру и диктофон.

— Интересненько.

Она кивает.

Он пристально смотрит ей в лицо.

— Есть сомнения?

— Нет.

— Потому что пару раз мне показалось, что он может тебя убедить.

— Никаких сомнений. Он знал, где она, потому что сам её туда отвёз. Вот и вся логика. А история со сном — чушь телевизионщиков.

Жальбер достает из кармана пиджака телефон Дэнни. Вводит пароль, пролистывает различные приложения, затем выключает его.

— Отправим его в криминалистику как можно скорее, они проверят всё, не только его местоположение с 1 июня. Электронные письма, сообщения, фотографии, историю поиска. Сделают полную копию и вернут ему завтра или в понедельник.

— Судя по тому, как он его передал, думаю, мы не найдем там ничего особенного, — говорит Дэвис. — Я от него не ожидала этого.

— Он самоуверенный сукин сын, но мог что-то упустить. Одного-единственного сообщения будет достаточно.

Дэвис вспоминает, как Жальбер говорил то же самое или что-то близкое о том, что одного-единственного волоска в кабине машины Кофлина будет достаточно. Но они ничего не нашли. Она говорит:

— Мы найдем там всего лишь одну поездку в Ганнел. Ты же это понимаешь, да? Его телефон оставался в трейлере, когда он её убивал и закапывал, одновременно это было или по отдельности. Уверена в этом.

Жальбер говорит:

— Четыре.

— Не поняла?

— Ничего. Просто мысли вслух. Мы его возьмём, Элла. Эта его уверенность... высокомерие... приведёт его к падению.

— Насколько серьезно ты предложил полиграф?

Жальбер хмыкает без тени юмора.

— Он либо социопат, либо откровенный психопат. Почувствовала это?

Она задумывается, затем говорит:

— Вообще-то я не уверена.

— Я уверен. Видал таких раньше. И в девяти случаях из десяти они легко обманывают полиграф. Что превращает его в полную бессмыслицу.

Они выходят из комнаты и идут по коридору. Молодой коп, который привёз Кофлина, спрашивает их, как всё прошло.

— Закручиваем гайки, — отвечает Дэвис. Жальберу это по душе, и он одобрительно похлопывает её по руке.

Когда они выходят на улицу, Дэвис достает из сумки сигареты и предлагает Жальберу, который качает головой, но говорит, что она может курить, курение здесь разрешено. Она щелкает зажигалкой "Бик" и глубоко затягивается.

— Тот адвокат был прав. У нас не так уж много на Кофлина, да?

Жальбер смотрит на Мейн-стрит, на которой мало что происходит – это порядке вещей для Маниту.

— Будет, Элла. Можешь быть уверена. Если не считать всего остального, он действительно хочет признаться. Ты почти его дожала. Он колебался.

Дэвис не считает, что он колебался, но не озвучивает свои мысли. Жальбер в этом деле давно, и она доверяет его инстинктам больше, чем своим собственным.

— Меня продолжают беспокоить две вещи, — говорит она.

— Какие?

— Какое облегчение нарисовалось на его лице, когда ты сказал ему, что у нас есть ДНК преступника, и как он улыбнулся, когда я сказала, что у нас есть её отпечатки пальцев на приборной панели его машины. Он знал, что я лгу.

Жальбер проводит рукой по остаткам своих рыжевато-седых волос.

— Он знал, что ты блефуешь.

— Но с ДНК, это было так...

— Как?

— Так моментально. Как будто он думал, что снимет с себя все подозрения.

Он поворачивается к ней.

— Подумай о сне, Элла. Ты хоть на секунду поверила в него?

Она отвечает без колебаний.

— Нет. Он солгал. Никакого сна не было.

Он кивает.

— Придерживайся этой линии, и всё будет хорошо.

У Жальбера есть пятикомнатное холостяцкое ранчо в Лоуренсе, чуть ли не на расстоянии вытянутой руки от главного офиса в Канзас-Сити, но он не вернется туда, пока Кофлин не будет арестован, обвинен и предан суду. Его квадратный двухкомнатный номер в Лайонсе находится близко и к Маниту, и к Грейт-Бенду. Ну, по канзасским меркам это близко. Штат большой, тринадцатый по величине. Жальбер любит запоминать подобные вещи.

В субботний вечер он стоит у окна, наблюдая, как сгущаются сумерки, и размышляет об утреннем допросе Кофлина. Элла отлично справилась со своей работой, Жальбер не смог бы лучше, но это всё равно не удовлетворило его. Он не ожидал, что Кофлин заявится со своим адвокатом, он ожидал признания вины.

"В следующий раз, — думает он. — "Нужно просто продолжать давить".

Он хорош в этом, но сегодня вечером ему не на что и не на кого давить. Делать совершенно нечего. Телевизор он не смотрит, а стулья пересчитывал уже дважды. Он купил пару "Хот-Покетс" в магазине через дорогу и разогрел их в микроволновке. Три минуты, 180 секунд, сумма чисел от 1 до 18 включительно, но остаётся еще 9. Жальбер не любит оставшиеся числа, но иногда с ними приходится мириться. "Хот-Покетс" не особенно вкусны, и хотя у Жальбера есть счет для расходов, он даже не думает заказывать еду себе в номер. Какой в этом смысл? Еда — это просто топливо для тела.

Он никогда не был женат, у него нет друзей (ему нравится Дэвис, но она всегда будет оставаться его коллегой), нет домашних животных. В детстве у него был волнистый попугайчик, но тот давно приказал долго жить. У него нет пороков, если не считать мастурбацию, которой он занимается раз в неделю. Проблема с Кофлином не дает ему покоя. Он как муха, которая постоянно ускользает от свернутой газеты.