Нхика перелистывала справочник по анатомии, пока ее палец не зацепился за диаграммы мозга, нарисованные в различных ориентациях. Изображения были нарисованы, а не сфотографированы, и художник раскрасил разные части соответствующим образом. Они почти напоминали высушенные куски помело. Нхика шептала себе названия структур, чтобы запомнить их.

Кору она знала. Это была та часть, которая вспыхивала от энергии, когда она исцеляла, электрическая буря света. Иногда, погружаясь в чужую кору, она испытывала тошноту.

Затем мозжечок, нарисованный как папоротниковый росток. Это был твердый кусок ткани, в который она могла укорениться, между нейронами.

Затем ствол головного мозга. Она поднималась к нему по спинному мозгу; это было как же, как она научилась направлять свою энергию к мозгу. Это было как всплеск скорости, быстрее молнии.

Вспоминая ощущение исцеления Хендона, о блокировке, о сопротивлении при переходе от ствола мозга к коре. В этих диаграммах была только одна структура, которую она не смогла вполне узнать из своих исследований мозга. Художник изобразил ее как розовую, сдавленную структуру, расположенную над стволом головного мозга, но помимо надписи «ГЛУБИННЫЙ МОЗГ» не было никаких обозначений. Она проверила год издания учебника на его обороте — 1010. Устарел на несколько лет.

Нхика с грохотом закрыла книгу, привлекая внимание Трина. Он моргнул, разгоняя дрему из глаз, и выпрямился на стуле, подняв брови.

— Нашла ответ? — спросил он. Он говорил это легко, как если бы эти научные учебники могли быть так просто переведены на язык Целителей сердца. Как если бы эти слова были написаны для таких, как она.

— Нет, — коротко ответила она. Нхика заметила сонливость на его лице, и когда он потянулся, ее взгляд скользнул вниз, на пистолет, который обнаружился под его пиджаком. — Сколько времени ты работаешь на семью?

— С тех пор, как я закончил колледж. — Его ответ был сжатым, но в его голосе звучала ностальгия. Она попыталась определить его возраст — он был старше нее на несколько лет.

— Итак, всего пару лет? — оценила она. — Вы стали очень близки с этой семьей за такой короткий срок. — Когда она осознала, что допустила проявление любопытства в своем голосе, она взяла новую книгу на колени, чтобы притвориться безразличной.

— Я знаю их намного дольше, — сказал он, но не уточнил.

— Но вы же знали, что они одна из самых богатых семей в Теумасе.

Его угловатые глаза особенно критически нахмурились, и он сложил руки на груди. — Ты пытаешься сказать, что я работаю на них только ради денег?

— Вы словно читаете мои мысли.

— Конгми — это моя семья.

— И все же вас не пригласили на обряды, церемонию, предназначенную для семьи.

На это его лицо выразило раздражение. — Зачем ты это делаешь?

— Что вы имеете в виду?

— Пытаешься довести меня. Сеешь сомнения и конфликт.

Она пожала плечами, избегая огненного взгляда, открывая новую книгу. — Просто изучаю, что потребуется, чтобы вы достали пистолет, я так думаю.

— Это раздражает. И определенно не добавляет тебе друзей.

— Мне не нужны друзья, — рявкнула она, затем успокоила ярость в своем голосе. Она хотела назвать его самонадеянным, думая, что он так легко может ее прочитать. Но слова подвели ее, и она вспомнила, что ей не нужно отчитываться перед незнакомцем, как он. До этого она и так не перед кем не оправдывалась.

— Даже Граверы крови могут чувствовать себя одинокими, — продолжил Трин.

— И что вы знаете о граверах крови?

— Что ты просто человек, верно? Вот во что верил их отец.

Раздражение постепенно улеглось, когда она внимательно рассмотрела Трина во второй раз. Возможно, он не был тем грубияном, каким она себе его изначально представляла, но она не собиралась принимать советы о жизни от наемного работника.

Не обращая внимания на ответ, Нхика снова вернулась к книге, искала раздел о нейроанатомии, чтобы отвлечься. Эта книга была опубликована всего лишь в этом году, и когда она нашла похожее изображение, она обнаружила, что этому глубокому мозговому пространству дали название: таламус. Она попробовала произнести это слово. Оно звучало немного вымышлено по сравнению с другими структурами — кора, ствол мозга, — которые звучали более интуитивно. Но, возможно, это был ответ. В любом случае, начало. Она сузила глаза с новым интересом.

— Если вы планируете и дальше тут сидеть, вы можете хотя бы быть полезным, — сказала она, держа перед ним открытую книгу и постукивая по анатомическому рисунку. — Видите это слово? Таламус? Найдите мне статьи и книги, в которых это упоминается. И выбирай свежие издания, за этот или предыдущий год. Я хочу знать, что это за часть мозга и из чего она состоит.

С трудом издав стон, он встал со своего места, и бросил ей усталый взгляд. — Было бы неплохо услышать 'пожалуйста'.

— Ты еще не привык получать приказы?

— Мими и Андао не приказывают мне, — упрекнул он. — Они вежливо просят, и я подчиняюсь. Как долго ты живешь без опекунов?

— С тех пор, как мне было двенадцать лет.

Угол его губ поднялся в понимании. — Да, это заметно.

— Что ты этим хочешь сказать? — буркнула она, но он лишь пожал плечами, избегая ответа.

Когда он подошел к полкам, то повернулся, сцепив руки, и стал ждать. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что он действительно ожидал, что она будет умолять, и из самой глубины своего диафрагмы она выдавила из себя изможденное, ненавистное — Пожалуйста.

— Спасибо. — Он наклеил на лицо улыбку и принялся за работу на полках.

Теперь, когда у нее было представление о том, что она ищет, она могла ускорить темп чтения, сортируя книги по годам и просматривая их в поисках этой структуры. С помощью Трина, хоть ей и не хотелось признавать это, все шло быстрее. Она говорила себе, что будет тратить на библиотеку столько времени, сколько нужно, но это было волнующее чувство, быть так близко к ответу. Теперь она гналась, чтобы найти его.

Он приносил ей текст за текстом, и новая стопка скапливалась у ее ног. Несмотря на все это, она снова столкнулась с тупиком. Во всех этих анатомических текстах были изображения и подписи, но ни один не говорил, что такое таламус на самом деле. Ни один не говорил, как его исцелить.

Может быть, никто и не знал. Эта загадка была убийственной. Но она продолжала читать, прерываясь только на еду или чтобы сходить в туалет. Солнце постепенно садилось, и комната затемнялась с каждым разом, когда она поднимала глаза от страниц, пока библиотека не окуталась золотистым светом.

Ее внимание в этот вечер, отвлекла лишь служанка, просунувшая голову в библиотеку и сообщившая — Господа вернулись!

Трин выпрямился. Его внимание отвлеклось, и Нхика последовала за ним из библиотеки, через коридоры, к центральному фойе.

Они поднялись на мезонин, как только Конгмии вернулись, все еще одетые в белое. Нхика задержалась на верхнем этаже, пока Трин спускался по лестнице, чтобы встретить их. Даже с ее поля зрения она могла увидеть красноту их глаз, и прискорбность их выражений. Мими встретила ее взгляд, глаза полные слез, но отвернулась, прежде чем Нхика успела что-то сказать. Трин был рядом с Андао, рука на его спине, когда они трое удалились в свой уголок поместья.

Нхика следовала сзади, словно потерянный призрак. Ее ноги двигались самостоятельно, крадущиеся вниз по лестнице и следуя за сестрой и братом на расстоянии к их комнатам. Они зашли в личную гостинную, оставив Нхику стоять за дверью.

Ее дар не мог утихомирить эту глубинную печаль кому-либо, иначе она бы уже давно сделала это для себя. Кроме того, это не было утешением, которого ждали эти трое. Это было для Хендона, или их отца, или друг друга. Граверы крови, подобные Нхике, создавали только один вид связи, и это было от прикосновения кожи с кожей.

Она повернулась, чтобы уйти, когда её внимание привлек плач. Рыдания Мими остановили её. Плач стал криком, гневной болью преданной юной девушки, и звук вернул её в прошлое, в квартиру в Собачьем районе. В тот момент, когда паралич окончательно охватил легкие её матери, оставив Нхику по-настоящему, неотвратимо одинокой.

Она мечтала о кем-то в тот момент, о своей бабушке или своем отце, о том, кто знал бы её горе глубже, чем она сама. О ком-то, кто мог бы сказать ей, что все будет хорошо, и знать, что это правда. Но её отец был потерян в море, а бабушка умерла в пожаре, который уничтожил её дом детства, и Нхика никогда не чувствовала себя никем иначе чем последний Гравер крови, даже не способная спасти свою мать.

Теперь Нхика понимала боль Мими, возможно, даже лучше, чем Трин или Андао. На мгновение она задумалась, не следует ли ей открыть дверь, быть тем человеком, которого она мечтала иметь, когда её мать умерла.

Но это было не её место.

Пока она собиралась уйти, тень пробежала по входу в фойе. Испуганная, Нхика спряталась за дверью шкафа, когда в комнату вошел доктор Санто, неся накрытую блюдом выпечку. Он направился прямо к двери и постучал, без той нерешительности, что была у неё.

— Мими, Андао, это дядя Шон. Я принес ваши любимые лакомства, — сказал он. Даже издалека она почувствовала запах масла и теста.

Трин впустил его, и когда за ним закрылась дверь, Нхика вышла из укрытия, чтобы прислушаться к приглушенному разговору внутри.

— Я не хочу идти, дядя Шон, — процедила Мими сквозь полный рот.

Доктор Санто выдохнул с сочувствием. — Я понимаю, это тяжело, Мими.

— Я не знаю, смогу ли я выдержать увидеть его тело снова. — В этот раз её слова сопровождались всхлипами, намекая на слёзы.

— Это не для нас, для тех, кто любил его лично. Это для его друзей, коллег, знакомых — для тех, кто любил его публично. Они тоже заслуживают возможности попрощаться с ним, — сказал он, принимая тон, который почти напоминал Нхике голос её бабушки: нежный, строгий и наставнический одновременно.