Наконец, он опускает книгу, устремляя на меня пристальный взгляд.

— Знаешь, ты ранишь меня, Джулс.

— Не называй меня так. Меня зовут Джулия.

— Мне это прекрасно известно, сладенькая. — Он похлопывает по пустому стулу рядом с собой. — Присаживайся.

— Предпочитаю постоять. — Скрещиваю руки на груди.

Он окидывает меня беглым взглядом, его глаза задерживаются на моих шортах-бермудах чуть выше колен.

— Ты на самом деле такая упрямая?

— Я пришла, чтобы получить информацию о преподавателе, а не для того, чтобы поболтать, так что, если ты не против, то расскажи, что тебе известно о профессоре Маккензи, и после этого я отправлюсь по своим делам.

Парни за столом следят за нашим обменом любезностями, но не вмешиваются, складывается ощущение, будто они смотрят телепередачу, ожидая, что произойдет дальше. Срочная новость: если в ближайшее время Брэм не выложит интересующую меня информацию, то моя нога встретится с его промежностью.

Жестоко? Возможно, но я не в настроении.

Раньше мне никогда не было так тяжело на занятиях, и это беспокоит. Я усердно занималась, чтобы мои оценки были идеальными. Училась изо всех сил. Учеба — все для меня, и если существует лазейка, которая поможет, я ей воспользуюсь. Вот почему я стою перед Брэмом Скоттом, с нетерпением ожидая его ответа.

Улыбаясь, Брэм усаживается поудобнее и кладет книгу на стол вместе с маркером. Сжимает ладони вместе и кивает в сторону кресла.

— Сядь как нормальный человек, и я скажу, как вести себя с Маккензи. Я не собираюсь разговаривать, пока ты нависаешь надо мной, словно кровожадный стервятник.

— Я не стервятник, — фыркаю, неохотно занимая место рядом с ним.

Стараюсь, чтобы язык моего тела был как можно более закрытым, мысленно возводя вокруг себя крепость... ров и все такое.

— Ведешь себя, словно стервятник. — Он вырывает лист бумаги из своего блокнота, берет ручку и начинает что-то черкать на нем, а затем протягивает мне.

Я едва могу прочесть, что он написал, его почерк резкий и наклонный.

— Джеймс...

— Уильям Джеймс, — заканчивает за меня Брэм. — Каждая твоя работа для Маккензи должна быть сосредоточена вокруг теорий Уильяма Джеймса с цитатами самой Маккензи. Даже если она начинает говорить о других теориях, всегда возвращай повествование к Уильяму Джеймсу.

— Серьезно?

— Ага, как только ты сосредоточишься в своей работе на Уильяме Джеймсе, сразу же преуспеешь. Теория была проверена, по крайней мере, пять раз, поэтому она попала в таблицу. Работает, словно очарование.

— Ты серьезно?

Он не сводит с меня глаз, когда говорит:

— Хэйворд, как тебе удалось сдать экзамен Маккензи по поведению человека?

Парень с противоположной стороны стола поворачивается к Брэму и говорит:

— Уильям, мать его, Джеймс, мой спаситель.

Улыбка кривит уголок губ Брэма.

— Видишь. Уильям, мать его, Джеймс. Доверься мне. Маккензи станет ручной. — Подмигнув, он снова берет книгу и возвращается к чтению.

Я смотрю на вырванный из блокнота лист в своей руке, а затем снова на него.

В смятении не могу понять, чего хочу больше, ударить его в глаз за то, что он такой чертовски высокомерный, или обнять, чтобы отблагодарить за информацию.

Ни то, ни другое не кажется уместным, так что вместо этого я отступаю и иду обратно к своему столу в библиотеке более бодрой походкой, предвкушая проверить новую теорию. Мне никогда не приходилось прибегать к подобного рода манипуляциям, чтобы сдать зачет, так что унижение в поисках святого Грааля Брэма стоит того.

Лучше бы Брэм оказался прав.