Изменить стиль страницы

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

СЕЙНТ

img_4.jpeg

В углу своего ветхого коттеджа садовник на грани того, чтобы обмочиться.

Рядом со мной Браяр неловко переминается с ноги на ногу, на бедре у нее спрятан пистолет. Надеюсь, никому из нас не придется прибегать к насилию, но у нее есть возможность защитить себя, если случится худшее.

— Мне так жаль! — причитает садовник, дрожа.

Его жесткие, сальные волосы свисают на лицо, корявые руки усеяны печеночными пятнами. Его долговязое, хрупкое телосложение наводит меня на мысль, что он не способен вломиться в мой дом, не говоря уже о том, чтобы преследовать кого-либо. Но я давно усвоил, что монстры прячутся у всех на виду. Не говоря уже о том, что он уже раскаивается в своих грехах.

— Зачем ты это сделал? — Мой рев мог бы разрушить его заброшенный коттедж.

Рядом со мной Браяр вздрагивает, когда мужчина съеживается. Она бросила на него один взгляд и решила, что он невиновен.

— Мне жаль! — Он поднимает руки, сдаваясь. — Я неудачно упал. Я не смог подняться на эту гору и не думал, что за могилами нужно ухаживать до весны.

Мы с Браяр оба замираем.

— Подожди. О чем ты говоришь? — Я требую ответа.

Его широко раскрытые глаза мечутся, между нами.

— На... кладбище. Вот почему вы здесь, не так ли? Я должен быть там, наверху, и заботиться об этом, я знаю...

Я поднимаю руку, чтобы заставить его замолчать.

— Ты не был в Николсон-Мэнор с осени?

Он качает головой, его кожа становится призрачной.

— Н-нет, простите...

— Так ты не пытался убить меня? — Вмешивается Браяр.

Садовник бледнеет.

— Нет! Нет, зачем мне... Нет! Я бы ... я бы никогда...

— Ты не вламывался в Николсон-Мэнор?

Он вздрагивает от моего резкого тона.

— Нет! К-кто-то вломился? — Его округлившийся взгляд устремляется на Браяр. — С вами все в порядке?

— Я в порядке. — Ей удается слегка натянуто улыбнуться ему, прежде чем она тянет меня за руку и шепчет: —Пойдем.

Очевидно, что этот мужчина не ведет вендетту против моей музы и, вероятно, не смог бы преследовать ее, даже если бы захотел. Мои предположения о его пристрастии к трупам, возможно, были ошибочными, но я не хочу рисковать.

— Тебе следует знать, что я усиливаю меры безопасности вокруг поместья.

Садовник с энтузиазмом кивает.

— Это здорово! Это отпугнет тех, кто мог это сделать. Если они вернутся.

Браяр бледнеет, и я стискиваю зубы. Я пытаюсь убедить ее остаться, а он убеждает ее, что тот, кто преследовал ее по нашему дому, может вернуться.

— Приносим свои извинения за... вторжение. — Я киваю на его ногу, прежде чем направиться к двери. — Мы надеемся на твое быстрое выздоровление.

— Благодарю вас...

Я захлопываю за нами дверь.

— О боже мой, — шипит Браяр, когда мы спешим обратно к моей машине, резкий зимний воздух проникает сквозь наши толстые пальто и перчатки. — Сколько раз ты терроризировал этого беднягу? Он чуть не обделался.

— Никогда. Я всегда был с ним в хороших отношениях, если не считать подозрения, что он питает страсть к трупам.

Браяр хлопает меня по руке.

— Но ты думал, что он способен вломиться в твое поместье и попытаться убить меня?

Я пожимаю плечами.

— Каждый способен на что угодно, Браяр. Во всем этом мире есть только один человек, которого я знаю вдоль и поперек.

— Ты не знаешь всего обо мне, — возражает она, когда я открываю для нее дверь со стороны пассажира.

— Если я еще что-то не знаю, я узнаю, — обещаю я. —У нас впереди целая жизнь, чтобы учиться.

Она закатывает глаза, но улыбается, прежде чем сесть в машину. Ни один саркастический ответ не слетает с ее губ.

Она почти полностью отдалась мне.

Вернувшись в Николсон-Мэнор, Браяр ведет меня в солярий, где она вычитывает письмо с запросом, которое я ей отправил, пока я проверяю электронную почту на наличие замечаний Зейдена к моей рукописи.

— Вот! — Она нажимает кнопку на клавиатуре. — Это идеально. Таблица тоже готова. В ней перечислены двадцать агентов. Насколько я могу судить, они могли бы быть достаточно хороши, чтобы представлять твои интересы.

Со своего места рядом с ней я убираю прядь шелковистых волос ей за ухо, позволяя кончикам пальцев пройтись по ее шее. По ее коже пробегают мурашки.

— Почему ты помогаешь мне?

У нее перехватывает горло.

— Потому что С.Т. Николсон заслуживает кого-то, кто действительно верит в него и его работу. И я хочу больше книг.

Итак, это о моей авторской ипостаси. Анонимный мужчина в маске, которого она по-прежнему настаивает отделить от моей истинной личности.

— И, — добавляет она, прикусив губу, — ты прошел через достаточно дерьма в своей жизни. Я хочу сделать что-нибудь, чтобы сделать твою жизнь лучше так же, как ты сделал это для меня.

В моем горле образовался комок. Я не был уверен, что этот день, когда-нибудь наступит. Что моя муза захочет ответить взаимностью на любовь и привязанность, которые я ей выказывал. Что когда-нибудь она увидит во мне кого-то другого, а не своего врага.

— Ты мне ничего не должна.

— Ты убил отвратительного хищника, который делал мою жизнь невыносимой. — Ее губы кривятся в отвращении при воспоминании о профессоре Растлителе. — Меньшее, что я могу сделать, - это найти тебе отличного агента и заключить контракт на книгу.

Даже если она все еще хранит свое сердце, Браяр заботится обо мне. Это все, чего я хочу.

Но если я заставлю ее остаться здесь, свяжу и запру, она может передумать.

Мысль о расставании с ней, о том, что я позволю ей выйти за эту дверь, обжигает огнем мои вены. Приближаются наши последние дни писательского ретрита. Если я не смогу убедить ее остаться сейчас, она уйдет и, возможно, никогда не вернется.

Моя рука ласкает ее подбородок.

— Нам не нужно возвращаться в Оберн. Я могу поддерживать нас финансово. Ты можешь писать и больше не беспокоиться о работе. У тебя будет все, что тебе нужно. Ты ни в чем не будешь нуждаться.

Ее глаза на мгновение закрываются. Как будто она хочет насладиться этими словами и поверить, что жизнь ее мечты может стать реальностью.

— Нет, мне нужно вернуться. У меня есть Мак, и Куки, и мама, и работа. Я не могу просто взять и уйти.

Боль скручивает мой желудок.

— Ты можешь взять их с собой. Ты видела, сколько у меня комнат.

— Я взяла на себя обязательства перед университетом, — настаивает она. — И я хочу выполнять эту работу.

Я потерпел неудачу. Я оставил Браяр одну, незащищенную и уязвимую, и теперь она не хочет оставаться. Слишком боясь, что тот, кто проник в дом, вернется. Что я не смогу обеспечить ее безопасность. Что даже работа и жизнь, которые не делают ее по-настоящему счастливой, лучше, чем быть здесь со мной.

— А если я откажусь тебя отпускать?

Ее пламенный голубой взгляд встречается с моим.

— Тогда я никогда тебя не прощу. Я бы точно никогда тебя не полюбила.

Резкие слова находят свою цель, пронзая мое сердце. Она точно знала, что сказать, чтобы сохранить свободу воли.

— Тебе здесь нравится, не так ли? Со мной?

Браяр прикусывает губу, не в силах признаться в правде, но и не в силах отрицать ее.

— Я.…да.

Когда-нибудь я услышу эти слова от нее у алтаря.

— Ты не любишь свою работу, Браяр. Ты любишь писать. Ты любишь книги. Но ты всю свою жизнь оберегала свое сердце, отказываясь идти за тем, что любишь, из страха.

— Я не боюсь, — огрызается она, но мы оба знаем, что она лжет.

Она в ужасе. Боится делать карьеру в издательстве, потому что боится, что неудача разобьет ей сердце. Боится полюбить меня, отдать мне свое сердце из страха перед тем, что я с ним сделаю.

— Сделай прыжок, Браяр. Это отступление не обязательно заканчивается сейчас. Так может продолжаться всю твою жизнь.

Легкая улыбка мелькает на ее губах, и мое сердце наполняется надеждой.

— Я хочу, по крайней мере, пригласить своих студентов на писательский ретрит и довести следующий семестр до конца.

У меня сводит челюсть, но я не могу заставить ее. Нет, если я хочу, чтобы ее сердце принадлежало мне.

— Хорошо. Но после окончания семестра ты вернешься сюда, ко мне.

Браяр наклоняется ко мне, ее ярко-голубые глаза пронзают мои.

— Потому что я так хочу, а не потому, что ты вынудил меня.

— Так ты хочешь? — Бормочу я. — Хочешь быть здесь, со мной?

Ее брови удивленно приподнимаются при виде моей уязвимости.

— Сейнт, ни один мужчина никогда не увозил меня на писательский ретрит. Ни один мужчина никогда даже не проявлял интереса к моему творчеству или моим книгам - двум вещам, которые я люблю больше всего на свете. Ни один мужчина никогда не присылал мне книгу из моего списка желаний, не говоря уже о каждой чертовой книге. Ни один мужчина никогда не присматривал за мной так, как ты, и не учил меня, как защитить себя. Ни один мужчина никогда не верил в меня так, как ты, и ... не любил меня так, как ты. Ты убивал ради меня. Ты рисковал всем, чтобы быть со мной. Поэтому, каким бы безумным это меня ни делало ... да. Я хочу вернуться и быть здесь. С тобой.

Даже имея тысячу лет за тысячу жизней, я никогда не смог бы написать более сладких слов.