Она целует в щеку девушку слева от себя. У незнакомки волосы темнее, но лицом похожа на моего тигренка. Кузины? Или даже сестры? Я наклоняю голову и смотрю, как мой тигренок обнимает плечи девушки. Я пытаюсь отгадать значение этого жеста. Человеческие взаимоотношения, особенно между людьми, связанными семейными узами, всегда завораживали меня. Возможно, потому что я никогда не понимал их до конца. Например, этот жест. Это неосознанное действие или намеренное? Предлагает ли она утешение? И если да, то почему? На мой взгляд, у девушки всё в порядке.

И весь этот бар, когда случайные люди берут этот чертов микрофон и вопят в него, просто чтобы остальные могли посмеяться? Что за хреновый способ скоротать время. Хотя моему тигренку, похоже, это нравится.

Она веселилась, когда пела свою песню. Хотя не уверен, что это можно назвать пением. То, что вылетало из ее рта, больше походило на крик баньши. Звучало это ужасно и слушать было немного больно, но уголки моих губ все равно приподнялись. Она смелая. Нужно быть очень уверенным в себе человеком, чтобы целенаправленно выставлять себя на посмешище перед толпой людей.

Мой взгляд скользит по ее телу, отмечая каждую деталь. Ее волосы собраны в какой-то сложный узел на затылке. В стильном платье она выглядит совсем не так, как в брюках и блузке, когда следил за ней до ее дома две недели назад. И каблуки — ее туфли на высоких каблуках сочетаются с цветом ее платья.

Я наблюдаю за ней больше часа, не пропуская ни малейшего ее движения. Как она смеется, как в уголках ее глаз появляются морщинки. Как она вертит в руках свой бокал. Она снова поднимается на сцену. Я не знаю этой песни, но совершенно уверен, что она не должна так звучать. Мой тигренок так плохо поет, что это просто чертовски мило. Когда она во второй раз путается в припеве, я смеюсь вместе со всей толпой. Это странное чувство, наверное, потому что не могу вспомнить, когда смеялся в последний раз. Когда она направляется в туалет, следую за ней на некотором расстоянии, а затем обратно, когда возвращается к своему столику.

Наконец три девушки после коротко разговора берут свои сумочки со стульев и идут к выходу. Когда проходят мимо дальнего столика, мужчина за ним провожает их взглядом. Лет под пятьдесят, намного старше остальных посетителей бара. Продолжая пялиться на моего тигренка, он опускает руку под стол и потирает бугор между ног. Как только девушки доходят до двери, он встает и следует за ними. Я отхожу от колонны и направляюсь за извращенцем.

Он выходит на улицу и оглядывается по сторонам. Я встаю за его спиной и надавливаю ножом между его ребер.

– Ни слова, – говорю ему в ухо. – Иди.

Видимо, он понял по моему тону, что со мной шутки плохи, поэтому делает, как я сказал. Я веду его дальше по улице в противоположную сторону от девушек, а затем заворачиваю к подъезду жилого дома.

– У меня есть деньги, – выдыхает он. – Можешь взять их. Пожалуйста, только...

– Повернись.

– Конечно. Вот мой бумажник, – бормочет мужчина, поворачиваясь ко мне лицом. – Там...

Схватив за горло, прижимаю его к кирпичной стене и бросаю быстрый взгляд на улицу. Мой тигренок с подругами садятся в черный седан. Когда они отъезжают, снова сосредотачиваюсь на подонке передо мной и вглядываюсь в его обезумевшие глаза. Точно так же, как животные в дикой природе могут чуять других представителей своего вида на многие мили, люди-хищники распознают себе подобных. И вижу ясно, как божий день — этот человек собирался причинить боль моей девочке.

Зрачки мерзавца расширяются от паники. Не говоря ни слова, он начинает царапать мою руку. Наверняка понял, что я собираюсь сделать.

Одним быстрым движением я перерезаю ножом ему шею.