Глава 8

Илай

— Отпусти меня, черт возьми!

Я не могу убить свою жену.

Но и запереть ее тоже не могу.

Эти мысли, как песнопение, бьются в моей голове. Как бы я ни гордился тем, что, столкнувшись с давлением, становлюсь ледышкой, одна женщина способна проделать дыру в моем хладнокровном выражении, опустошить мою черную душу и устроить гребаный бунт.

— Илай! — шепчет она, а затем улыбается камерам, мелькающим вспышками в нашем направлении.

Ее изящные руки обвивают мою шею, и, хотя она дарит миру свою ослепительную улыбку, она дергает за волосы на моем затылке, ногти впиваются в кожу с намерением причинить боль.

Я скрежещу зубами, а она ухмыляется.

— О, прости. Больно, сладкий?

— Не больше, чем то, как ты заплатишь за этот трюк, дорогая.

Ее глаза вспыхивают ярким, пьянящим и абсолютно хищным синим цветом. Мой любимый цвет, пока что.

— Опусти меня. Ты меня смущаешь.

— Не больше, чем твои попытки самой смутить себя, миссис Кинг.

Я подумываю о том, чтобы бросить ее на пассажирское сиденье, как мешок с картошкой, но лучше передумать и положить ее на место заботливо, как джентльмен, которым я не являюсь.

Но опять же, замешательство в ее глазах от моих неоднозначных поступков того стоит.

Поэтому я скольжу на водительское сиденье и наклоняюсь. Ава отталкивается от кожаного сиденья, скрип заполняет машину и заглушает внешний мир.

— Что ты делаешь? — шепчет она, ее грудь вздымается и опускается в быстрой последовательности, ее полные сиськи задевают мою рубашку с дразнящей силой, как в софткор⁷ шоу.

Мой член обращает внимание на ее миниатюрный размер и на то, как легко было бы завоевать ее.

Овладеть ею.

Раз и навсегда.

Но мой мозг понимает, что это будет ничем не лучше, чем вернуть ее в то состояние, в котором она находилась до «несчастного случая».

Если уж на то пошло, меня здесь быть не должно, но она должна была нажать на мои чертовы кнопки. Она не может иначе.

— Что, по-твоему, я делаю, миссис Кинг?

Мое лицо так близко к ее лицу, что я чувствую ее неглубокое дыхание у своего рта и наблюдаю за легкой дрожью ее подбородка и изгибом губ.

Я даже улавливаю небольшой шрам у линии роста ее волос и искорки лесной зелени в ее широко раскрытых глазах.

Она кладет обе свои маленькие ручки мне на грудь, и я подавляю проклятый рык.

Черт побери.

Эта женщина находится рядом со мной, и я испытываю искушение разрушить каждую унцию контроля, которая течет в моих венах.

— Не трогай меня, — ее низкий, но твердый голос наполняет машину.

— Это угроза?

— Предупреждение.

— И все же именно ты касаешься меня руками. Не можешь устоять передо мной, да?

— Как хочешь, придурок, — ее слова звучат как шепот, когда она отталкивает меня.

Или пытается, во всяком случае.

Если я решил, что это – место, где я буду существовать до конца своих дней, то именно здесь я и буду, и она ничего не сможет сделать, чтобы изменить это решение.

Та нехарактерно безрассудная часть меня, которую нужно сжечь на костре, находит эту идею заманчивой.

Опасной.

Я затягиваю ремень безопасности на ее груди, борясь с желанием поглазеть на то, как платье обнимает ее грудь и изгибы.

Гребаное платье, в котором она щеголяла перед толпой ублюдков, которым не пристало видеть ее в таком виде.

Интересно, достаточно ли Хендерсон сверхчеловек, чтобы взорвать весь клуб и всех, кто в нем находится, а потом каким-то образом свалить все на инопланетян?

Я защелкиваю ремень безопасности и опускаюсь на свое место, в горле ощущается привкус чего-то кислого.

Ава облегченно вздыхает, но, когда я отъезжаю от клуба, она скрещивает руки и ноги.

— Почему ты преследовал меня?

— Ты врезалась на моей машине в ворота и чуть не разбила ее, потратила целое состояние на людей, которых даже не знаешь, и пыталась воссоздать свои несчастные дни алкоголички. Мне продолжать?

— Я же говорила тебе, что у меня высокие требования. Ты сказал, что тебе это нравится.

— Есть разница между тем, чтобы быть требовательной, и тем, чтобы быть испорченным отродьем, которое постоянно позорится.

Периферийном зрением я вижу, как ее глаза вспыхивают, как раскаленная лава.

— Никто не заставлял тебя женится на мне. Если тебе не нравится мое поведение, дай мне развод.

Она требует этого уже второй раз за неделю, и, клянусь, если она скажет это еще раз, я запру ее к чертям собачьим.

— Чтобы ты могла собирать обрывки своей бесполезной, пустой жизни, ходить на вечеринки, где сосут чужие члены, и наполнять свой организм алкоголем в количестве, достаточном для того, чтобы у тебя отказала печень?

— То, что я делаю со своей жизнью, тебя не касается.

— Теперь касается. Привыкай к этому.

— Я предупреждаю тебя, Илай. Ты не сможешь меня контролировать. Чем больше ты будешь меня заставлять, тем сильнее я буду сопротивляться.

— Чем сильнее ты сопротивляешься, тем невыносимее я становлюсь.

— Ты всегда невыносим.

С этим не поспоришь.

Я бросаю на нее взгляд и вижу, что она сверлит дыры в моем лице глазами, которые были созданы для того, чтобы видеть только экзотические вещи, а именно меня.

— Тогда я подниму уровень ужасного, возмутительного поведения на ступеньку выше. Сможешь ли ты это вытерпеть – это уже другой вопрос.

— Ты ничего не сможешь мне сделать.

— Рискнешь проверить эту теорию?

Я успеваю заметить, как поджались ее губы, прежде чем она испустила долгий вздох, закрыла свой красивый рот и уставилась в окно.

Молчание всегда было моим, так сказать, предпочтительным качеством. Это навык, если им правильно пользоваться, и преимущество, которым можно воспользоваться в трудную минуту.

Однако молчание Авы всегда было раздражающим, абсолютно безумным. Это как добраться до оазиса посреди пустыни и обнаружить, что это мираж.

— Чего ты хочешь, Илай? — ее мягкий голос наполняет машину, пока она продолжает смотреть в окно.

— Немного тишины и покоя было бы просто замечательно.

— От меня. Чего ты хочешь от меня?

— Вести себя прилично – удовлетворительное начало.

Она качает головой в мою сторону и хлопает своими длинными, завитыми и чертовски блестящими ресницами.

— И как же я должна это сделать? Превратиться в твою марионетку? Поклоняться у твоих ног?

— Достаточно дистанцироваться от неправильной компании и воздерживаться от истерик.

— Оу. Но это мои любимые занятия. Знаешь, поскольку, цитирую, я ленива, поверхностна и предпочитаю растрачивать целое состояние, чем использовать свой легкомысленный мозг.

Я позволил ухмылке перекосить мои губы.

— И кого именно ты цитируешь?

— Тебя, придурок. А я-то думала, что это у меня провалы в памяти.

— В болезни и в здравии, миссис Кинг.

— Я тебя ненавижу.

— Во что бы то ни стало.

— Если бы я не боролась и не чувствовала себя виноватой за то, что вовлекла в это своих родителей, я бы никогда не осталась с тобой.

— Мне повезло.

— Если бы у меня была возможность все исправить, я бы вышла замуж за любого мужчину, кроме тебя.

— Хорошо, что у тебя никогда не будет такой возможности, — я делаю паузу и считаю до десяти – метод, который я должен использовать, чтобы случайно не разбить ей голову. Закончив, я смотрю на нее – или, скорее всего, оглядываюсь.

Теперь она полностью повернута ко мне, и если бы глаза могли убивать, меня бы уже хладнокровно уничтожили, разрезали на куски и бросили в Темзу.

Я смотрю на дорогу, потому что не могу полностью доверять себе, что мы не попадем в аварию.

— С чем ты борешься?

— Что?

— Ты сказала, что если бы ты не боролась, то не осталась бы со мной. Так с чем ты борешься?

— Прием? Ты забыл, что я потеряла два года своей жизни?

— И?

— Ты теперь мой психотерапевт?

— Попробуй и узнаешь.

— Чтобы ты в будущем использовал это против меня? Пожалуй, откажусь.

— И в мыслях не было.

— Не могу не согласиться.

— Разве ты не говорила, что не хочешь, чтобы я тебя контролировал? Если мы хотим найти решение и прийти к какому-то среднему знаменателю, тебе придется общаться со мной.

— Это говорит тот, кто считает, что оскал и пристальный взгляд – это способы общения.

— В некотором смысле. А теперь перестань сопротивляться ради упрямства и скажи мне, что у тебя на уме.

Она смотрит на свои ногти, переливающиеся розовым цветом с чертовой тонной блесток.

— Ты был там той ночью?

— Какой ночью?

— В последнюю ночь, которую я помню. Когда мы встретились в той VIP-комнате, и ты был такой весь из себя восхитительный.

— Восхитительный, как и всегда, ты имеешь в виду.

— Естественно, — она закатывает глаза в эпическом театральном шоу. — Так ты помнишь ту ночь?

— Да, а что?

— Я… отчетливо помню, как вышла из клуба и, в общем, поехала к Раджу, а за мной ехала странная машина с выключенными фарами. Я позвонила в полицию, и клянусь… клянусь, я попала в аварию.

Я постучал по рулю.

— И?

— Но Сеси, Ари, мама и даже Джемма сказали, что ничего такого не было. Я пришла домой как обычно. Никакого несчастного случая не было.

— Тогда в чем проблема?

— В чем проблема? Если это неправда, значит, со мной что-то ужасно не так.

— Да. Это называется алкоголизм.

— Алкоголь не заставляет тебя воображать целый сценарий.

— Наркотики заставляют. В ту ночь ты приняла небольшую дозу в дополнение к лекарствам, не так ли?

Она открывает рот, потом закрывает его, несколько ее вдохов получаются с трудом.

— Это ты ехал за мной?

— С чего бы это?

— Ты угрожал мне, чтобы я вернулась домой. Кроме того, в то время ты пытался сделать все, чтобы моя жизнь стала невыносимой.

— Пытался, да?

— И до сих пор пытаешься. Ты действительно не следил за мной?

— А если бы и следил?

— Ч-что… — замялась она и сглотнула. — Что ты видел?

— Ты остановилась на обочине, вероятно, была слишком пьяна или под кайфом, чтобы понять, где находишься. Я отвез тебя домой.

— Правда?

— Либо так, либо пришлось бы оставить тебя, чтобы тебя похитили, напали и убили. Не совсем в таком порядке. Пока ты не надумала там себе ничего, я сделал это ради мамы.

Ее выражение лица загорается, как мириады фейерверков. Чтоб меня. Невинность, написанная на ее лице, ударяет меня в грудь.