— Один миллион, — говорю я, глядя в ее темные глаза.

Василиса хмурит брови. – Один миллион?–

— Сумма, которую ты получишь за этот поцелуй, — рычу я и прижимаюсь к ее губам.

Я не могу думать. Я могу только чувствовать.

Его вкус. Тепло, разлившееся по моей груди.

Самое манящее пламя, опаляющее меня изнутри.

Рот Рафаэля нападает на мой с такой яростью, что я даже не могу вздохнуть, но кому, черт возьми, нужен воздух? Я обнимаю его за шею, сжимаю изо всей силы и целую его в ответ, как будто это конец долбанного мира.

Это просто может быть. Во всяком случае, мой. Но я готов сгореть в огне, который он зажёг.

Непрекращающийся звонок телефона наконец прорвал мое оцепенение. До сих пор я не осознавал, насколько тихо вокруг нас. Телефон Рафаэля продолжает звонить в кармане, но он совершенно его игнорирует, продолжая опустошать меня своим ртом.

Его запах, тот самый запах, который теперь принадлежит мне, сводит меня с ума. Я прикусываю его нижнюю губу зубами и посасываю ее. Низкое рычание вырывается из его горла, а затем он кусает меня. Покусывает мои покалывающие губы. Мои пальцы пробегают по его волосам, дергая и спутывая их. Он всегда держит его идеально зачесанным назад. Яростно контролирует все в себе. Уже нет.

Это великолепно.

Это дико.

Он безудержный.

– Синьор Де Санти. Сквозь окружающий меня транс прорывается неизвестный мужской голос.

Губы Рафаэля замирают, затем медленно отпускают мои, позволяя мне сделать первый вдох за несколько часов. Несмотря на мою хватку за его пряди, он наклоняет голову и пристально смотрит на официанта. Мужчина, стоящий всего в нескольких футах от него, вздрагивает и, кажется, уменьшается в росте, но протягивает телефон Рафаэлю.

– Potrei ucciderti per questo– , — рявкает Рафаэль на маленького чувака, который выглядит так, будто предпочел бы быть где угодно, только не здесь.

– È Guido, синьор Де Санти, — заикается бедняга. – Dice che è срочный.

— Мне очень жаль, Веспетта. Я должен это принять, — говорит Рафаэль, осторожно опуская меня на землю, затем выхватывает телефон из протянутой руки и начинает кричать на звонящего.

Во время своей угрожающей тирады — я могу судить по тону его голоса — которая длится не менее двух минут, Рафаэль держит свободную руку вокруг моей талии, практически прижимая меня к себе спереди. Я положил ладони ему на грудь, чувствуя вибрации глубоко внутри него, пытаясь собраться с мыслями.

Рафаэль Де Санти поцеловал меня.

И я поцеловала его в ответ.

Боже мой, я сошел с ума.

С последним лаем Рафаэль бросает телефон на стол, и его рука скользит к моей пояснице. Еще раз пристально взглянув на официанта, он быстро ведет меня к выходу.

Я не говорю ни слова, пока Рафаэль помогает мне сесть в машину, совершенно потрясенный этим поцелуем. Судя по моей реакции на это, правда. Я одновременно взволнован и потрясен. Мое сердце все еще не остановило свой бег со скоростью миля в минуту, когда он сел за руль.

– Так . . . проблемы в раю для киллеров?– Я спрашиваю настолько небрежно, насколько могу. Может быть, мы сможем притвориться, что этого потрясающего поцелуя никогда не было.

Рафаэль приподнимает бровь, затем заводит машину. – Нет. Это что-то . . . скажем так, это личное.

– А для этого личного дела тоже понадобится Ремингтон?–

– Может быть. Люди Калоджеро Фаццини редко усваивают урок без этого.

Мои глаза прикованы к нему. – Дон сицилийской мафии?–

– Да.– Он кивает. — А еще, мой крестный отец.

Я моргаю в замешательстве. — Но вы сказали, что не являетесь членом Коза Ностры.

– Я никогда не был посвящен в Семью. Когда мне было четырнадцать, я сбежал в Штаты вместе с Гвидо.

– Почему?–

– Потому что моя мать нарушила омерту.

Я втягиваю воздух. Омерта – это кодекс молчания Коза Ностры. Основной принцип заключается в том, что нужно держать язык за зубами, особенно когда имеешь дело с законными властями или посторонними лицами. Это крайняя форма лояльности – кодекс чести и поведения, – который придает большое значение солидарности против вмешательства правительства, даже если соблюдение его принципов включает в себя борьбу со смертельным врагом или личную вендетту. В мафии нарушение омерты карается смертью.

– Коза Ностра убила твою мать?–

– Предыдущий дон, Манкузо, сделал это сам.

Дрожь пробегает по моей спине. – Почему вы вернулись на Сицилию?–

— Чтобы я мог убить Манкузо. Небольшая ухмылка тронула его губы. — Мой крестный отец взял на себя управление Семьей менее чем через сорок восемь часов после того, как я перерезал горло Манкузо. Тогда мы заключили сделку, Калоджеро и я. Он управляет западным побережьем, а я контролирую восточное. Но, похоже, сейчас он пытается нарушить это соглашение. Рафаэль останавливается на красный свет и поворачивается ко мне. – И я всегда слежу за тем, чтобы люди выполняли данные мне обещания, Василиса. Имейте это в виду.

Я киваю и перевожу взгляд на ленту дороги перед нами. Кажется, температура в машине понизилась, а может, это просто чувство страха, вызванное предупреждением Рафаэля. Я плотнее закутываюсь в его куртку и провожу остаток пути, глядя на темный пейзаж, видимый за лобовым стеклом.