Я видела ее однажды — одиннадцать лет назад, когда он затащил меня в свою постель, и с тех пор не забыла ее.

Улыбка Истона была бесподобной. Она была редкой. Возможно, она была таковой потому что он дарил ее очень немногим людям.

— Здесь действительно стало хорошо.

Я прижала руку к сердцу и изобразила удивление.

— Это был… комплимент? Ты на самом деле сказал мне что-то приятное?

Его губы сжались в тонкую линию.

— О, расслабься. — Я повернулась к шкафчику и открыла тот, где раньше видела бокалы. — Не хочешь остаться на бокал вина? Или пять минут в моем присутствии раздражают тебя настолько, что ты оставишь меня в покое на неделю?

— Я не пью вино.

— Конечно, не пьешь. — Вероятно, ковбойские обычаи запрещают пить что-либо, кроме молока, воды, черного кофе, пива и неразбавленного виски.

— Но я выпью стакан воды.

Серьезно? Я шутила, когда приглашала его. С чего бы ему принимать приглашение? Что он задумал? Я не спрашивала, наполняя его стакан из-под крана, но не спускала с него глаз, пока откупоривала бутылку «Каберне». Позже я поблагодарю Кэрол за то, что она положила открывалку в мою сумку.

— Держи. — Я протянула ему воду и присоединилась к нему в гостиной.

Истон взял ее и сел на диван, закинув одну длинную руку на спинку. Затем он приподнял лодыжку, перекинув ее через колено.

— Чего ты хочешь? — Я села в кресло и сразу перешла к делу. Истон был здесь не для того, чтобы быть дружелюбным.

— У-хо-ди.

— Ты исполнишь свое желание через три месяца.

Он изучал меня, его взгляд был полон вопросов.

— Что? Никаких напоминаний о том, что у меня ничего не получится? — спросила я.

— Нет. Ты знаешь, что я чувствую.

— Да, ты предельно ясно выразился. Так что я бы сказала, что мы в тупике.

— Думаю, да. — Он осушил свой стакан тремя большими глотками. Движение его кадыка завораживало.

Я ожидала, что он уйдет с пустым стаканом, но он снова остался сидеть, еще глубже вжавшись в диван.

— Тебе разве не нужно куда-то идти?

— Нет. — Он оглядел комнату, его взгляд охватил все вокруг. — Когда мы с Кэшем были маленькими, папа брал нас сюда с собой в поход. Он был только для мальчиков. Мы ходили на рыбалку к ручью. Он разводил костер, и мы устраивали пикник на улице. Я сто лет не был внутри. Каждый раз, когда возвращаюсь, он кажется мне меньше.

Зачем он мне это рассказывал? И снова я не сформулировала свой вопрос. Потому что, когда Истон не огрызался на меня и не рявкал что-нибудь снисходительное, я впитывала каждое его слово. Особенно если это было связано с его детством.

Потому что его детство было моей мечтой.

— Ты знаешь, как этим пользоваться? — Он указал пальцем на дровяную печь в углу.

— Э-э-э… — Я огляделась, ища на стенах термостат. Его там не было. — Нет. Я… нет.

— Я покажу тебе.

— Я могу разобраться сама.

— И сжечь дотла наследство семьи Грир? Я не собираюсь рисковать. — Он встал и подошел к плите. — Иди сюда.

— Попроси меня по-хорошему.

Он бросил на меня взгляд через плечо, который нельзя было назвать свирепым, но и вежливым его назвать было тоже нельзя.

Мне слишком нравилось находиться в теплом доме, чтобы раздражать его, поэтому я поставила бокал с вином на кофейный столик и присела рядом с ним на корточки у печи. Рядом лежали небольшая поленница дров и корзинка с газетами, а также зажигалка с длинной ручкой.

Истон показал мне, как пользоваться бумагой и дровами для растопки, а затем проинструктировал, как регулировать поток воздуха. Через несколько минут огонь уже вовсю разгорался, прогоняя холод, витавший в воздухе.

— Спасибо. — Я встала и пошла закрыть окна.

Я оставила дверь открытой, предполагая, что он уйдет в любую минуту. Затем я пошла распаковать холодильник, полный пластиковых контейнеров.

— Она приготовила все это за день? Это больше еды, чем я съем одна за месяц.

Истон пересек комнату, закрыл входную дверь и подошел ко мне, стоящей у холодильника.

— Нужна помощь?

— Распаковать вещи? Нет, сама разберусь.

— Нет, не распаковать вещи. Съесть.

Я удивленно посмотрела на него, когда он прислонился плечом к холодильнику.

— Хочешь остаться на ужин?

— Мама приготовила мою любимую запеканку с ветчиной и картофелем. Она готовит ее только для особых случаев, и, поскольку ты наш гость, она приготовила ее для тебя.

Ааа, так вот почему он был здесь.

— Ревнуешь?

— Если ты не собираешься есть все это, я заберу у тебя запеканку.

— Очень жаль. Она моя. И я собиралась съесть ее первой. — Любое блюдо, которое заставляло Истона вести себя более-менее вежливо, должно быть замечательным.

Он открыл холодильник.

— Да ладно. Отдай ее мне, чтобы кто-нибудь, кто действительно оценит, съел ее.

— Извини? — Я вскочила на ноги. — Не думаю, что ты имеешь право говорить мне, что я могу оценить, а что нет. Как человек, который когда-то голодал, могу тебя заверить, что я ценю каждый свой прием пищи.

Истон вздрогнул, и раздраженное выражение с его лица исчезло.

— Прости.

Я скрестила руки на груди.

— Эта запеканка очень важна. — Он вздохнул. — Для моей семьи.

— Запеканка.

— Да. Это был рецепт моей бабушки. Мамы моей мамы. Она погибла при пожаре в доме еще до моего рождения. В огне уцелело немногое, кроме некоторых ее украшений, которые хранились в несгораемой коробке, и нескольких карточек с рецептами, которые она хранила в металлической банке. Мама тоже любит эту запеканку. Она готовит ее только по особым случаям, потому что ей трудно разглядеть почерк моей бабушки.

Мой гнев улетучился.

— И она приготовила ее для меня.

— Она приготовила ее для тебя. Так что, если ты не собираешься есть ее и переживать из-за этого, и хочешь убедиться, что мама точно знает, как сильно ты ценишь те душевные муки, с которыми она готовила для тебя это блюдо, тогда отдай его мне, чтобы я мог.

— Ладно.

— Ладно. — Он подошел, чтобы достать ее из холодильника, но я оттолкнула его руку.

— Я не отдам ее тебе. Но ты можешь остаться на ужин. И мы оба можем убедиться, что она знает, как высоко я ее оценила.

Не самый лучший вариант, но он промолчал и кивнул.

Большую часть времени мне хотелось придушить Истона. Но были моменты, подобные этому, когда он показывал мне проблеск хорошего человека, скрывающегося в этом крепком теле. Человека, который пришел сюда и будет страдать, ужиная с женщиной, которую терпеть не может, только для того, чтобы на следующий день убедиться, что его мать ценят и что ее горе не осталось незамеченным.

Я взглянула на часы на микроволновой печи и увидела, что уже почти пять.

— Ты сейчас голоден? — спросила я.

Он пожал плечами.

— Я бы поел.

— Тогда я начну готовить. — Я принялась за приготовление, следуя инструкции, которую Лидди прикрепила скотчем к алюминиевой форме для запекания. Пока оно было в духовке, я накрыла маленький столик, а Истон вышел на улицу, чтобы принести еще немного наколотых дров и разложить их у печи.

— Они всегда здесь? — спросила я, когда он сложил поленья. — Дрова.

— Нет, я, э-э… я принес их вчера.

— Ты? — У меня отвисла челюсть.

— Как бы ни было заманчиво позволить снегу и холоду прогнать тебя, последнее, что нам нужно, — это городская девушка, замерзающая насмерть на территории ранчо. Это противоречит рекламному проспекту курорта.

Я фыркнула.

— Это была шутка? Кто бы мог подумать, что у Истона Грира есть чувство юмора, скрытое за ехидными замечаниями и невнятным осуждением?

Он нахмурился.

Этот человек предсказуем.

— А, вот и лицо, которое я знаю. На мгновение я забеспокоилась.

Таймер на духовке звякнул, прежде чем он успел язвительно ответить. Я улыбнулась про себя, доставая ужин из духовки. Сегодняшнее подшучивание отличалось от наших обычных препирательств. Это было почти весело.

Это было очень похоже на прелюдию.

Не то, чтобы Истон собирался затащить меня в постель. По крайней мере, не снова.

Когда тарелки были поданы, мы сели и принялись за еду в тишине, и ни один из нас не сделал ничего, кроме как проглотил несколько первых кусочков.

— Вау. Это потрясающе. — Запеканка была настоящим шедевром кулинарного искусства. Она была теплой и сочной, с правильным количеством соли и с этим благословенным крахмалистым картофелем.

— Я же говорил тебе, — сказал он, накладывая себе на тарелку еще несколько порций. — Вы с Кэт, кажется, ладите.

— Мы всегда ладили. До того, как я уехала.

— Вы жили вместе, верно? В Калифорнии?

Я не была уверена, откуда взялось это любопытство, но я с удовольствием поговорю за тихим ужином. Я достаточно часто ела в одиночестве за свою жизнь, чтобы предпочесть компанию, даже если она была ворчливой.

— На свалке под Темекьюлой.

— Когда Кэт рассказала нам об этом, я сначала не поверил ей. Не потому, что думал, что она врет. Я просто не… У меня не укладывалось это в голове.

— Это потому, что ты вырос в семье, где любят друг друга. — Я рассказала свою историю достаточному количеству людей, чтобы понять причину, по которой Истон так старался понять, — у него были хорошие родители.

— Вас было шестеро?

— Да. Один из ребят жил по соседству, там, где я росла. Карсон. Он сбежал, когда ему было шестнадцать, и, поскольку это показалось мне чертовски хорошей идеей, я тоже ушла. — После особенно тяжелой ночи дома с меня, наконец, было достаточно. — Это было импульсивно, — сказала я Истону. — У меня не было собранной сумки. Не было никаких приготовлений. Под матрасом у меня не было ни пачки наличных, ни запасной одежды, ни еды. Вот я живу со своей матерью. А на следующий день я живу с Карсоном на свалке и сплю на земле.

— Господи. — Его вилка застыла в воздухе. А глаза были полны жалости.

— Не делай этого, — прошептала я. — Не жалей меня. Просто поверь мне, когда я говорю, что свалка была лучшим местом. Побег был лучшим решением, которое я когда-либо принимала.

Если бы Истон попросил рассказать больше подробностей, я не была уверена, что у меня хватило бы сил рассказать об этом сегодня вечером. Я не говорила о том времени ни с кем, кроме доктора Брюэра, и даже тогда я перестала встречаться с ним четыре года назад.