Я видела, как Синклер легко разговаривал с одним из своих коллег. Через мгновение его поза незначительно изменилась, и я знала, что он заметил мой взгляд. Сразу же у основания моего живота собралось тепло. Я знала, что, сказав «да» этому мужчине, мой мир перевернется, и, честно говоря, я не была уверена, что достаточно искушена, чтобы с этим справиться. Перехватив мой взгляд, он уставился на меня, желание пылало так ярко, что я была уверена, что все за столом знали об огненном воздухе между нами.

— Итак, Эль. — Кейдж наклонился ко мне с мальчишеской ухмылкой на своем экзотическом лице. Если бы я не была так крепко увлечена Синклером, я уверена, что была бы ошеломлена как его красотой, так и звездной силой.

— Расскажи мне о себе. Что привело тебя в Мексику?

Мой желудок затрепетал, и я поняла, что мое беспокойство улеглось благодаря обаянию Синклера. Я уже больше часа не думала о предательстве, которое оставила после себя в Париже, или о воссоединении семьи.

— Я здесь, чтобы рисовать.

Его брови взлетели до линии волос, и на лице мелькнула вспышка просветления. — Ты художник. Я мог слышать что-нибудь о твоих работах?

Я пожала плечами, почувствовав на себе взгляд Синклера.

— Может быть.

— Ну и где ты училась? Мой друг — один из владельцев Музея современного искусства. — Женщина рядом с ним насмешливо фыркнула, но он проигнорировал ее. — Я довольно много знаю об искусстве.

— В Европе.

Роберт Корбетт, единственный мужчина старше шестидесяти в группе, хлопнул толстой рукой по столу, а затем торжествующе указал на меня.

— Ирландка?

— Я думал француженка, как Синклер, — возразил Дункан Райт, его очки переливались в свете свечей.

— Ты не совсем француженка, милая? — Кейдж задумчиво нахмурился. Прежде чем он успел надавить на меня еще больше, Синклер мрачно усмехнулся.

— Эль трудно узнать. Оставь ее в покое.

Это было сказано с мягким юмором, но я знала, что это предупреждение. Никто не мог требовать от меня подробностей, и я не должна была их предлагать.

Мне следовало бы рассердиться, по крайней мере возмутиться из-за его пункта о конфиденциальности в нашем праздничном деле, но я почувствовала лишь тайный трепет волнения. Мне хотелось узнать, какая на вкус его карамелизированная кожа, и провести пальцами по линии мышц его туловища, ведущей в пах. Если бы я могла это иметь, заверила я более консервативную часть своего сознания, личные детали не имели бы значения.

— А ты, Кейдж? — Я говорила тихо, как будто у меня был какой-то секрет, так что Синклер мог только гадать про тему нашего разговора. «Пусть волнуется», — подумала я с внутренней улыбкой.

Кейдж откинул голову назад и от души рассмеялся, его блестящие волосы отражали свет свечей и подчеркивали его языческую внешность.

— Если ты не жила под камнем, я думаю, ты притворяешься глупой, Эль.

Я улыбнулась ему через стенку бокала, довольная и удивленная тем, как мне легко общаться с певцом.

— А откуда ты знаешь Синклера? — Я осторожно сделала глоток вина, наслаждаясь крепким вкусом каберне, который он заказал для меня. Это было восхитительно, и мой организм пронзил новый поток возбуждения. Итальянка во мне любила мужчину, который разбирался в вине.

— Это длинная история. Скажем так, мы познакомились через общего друга, очень давно. — Его тон подразумевал, что они с другом провели вместе какое—то очень интимное время, и снова женщина рядом с ним с торчащими зубами закатила глаза.

Он засмеялся и подмигнул кому-то через мое плечо.

— Не так ли, Син?

Я оглянулась через плечо и увидела, что он стоит позади меня и хмурится. По моей коже пробежали мурашки, и я потерла обнаженные руки, хотя бриз с океана был липким и теплым.

— Если я правильно помню, я познакомил тебя с нашей «общей подругой», и ты ушел с ней, — сказал он, положив теплую руку мне на плечо. — Жар от его прикосновения прожёг тонкую ткань моего платья и заставил меня содрогнуться.

Кейдж ахнул в резком возражении.

— Я? Никогда. Эль, кому ты веришь? Этому французскому цыгану или красавчику рок-звезде?

Я рассмеялась, чувствуя себя непринужденно над притворным высокомерием Кейджа. Это напомнило мне публичную личность моего брата Себастьяна, и я неожиданно почувствовала тоску по дому.

— Я не тот человек, которого следует спрашивать.

Я наклонила голову так, чтобы мои глаза могли встретиться с Синклером через плечо. Его лицо было мрачным и встревоженным, другая рука была прижата к боку, пока он боролся с эмоциями, отражавшимися на его лице. Я чувствовала его боль, его дискомфорт из-за небрежно выраженного юмора Кейджа.

— Так ли? — тихо спросил он.

— Она явно благоволит мне, — самодовольно заявил Кейдж, откинувшись на спинку стула, как король на своем троне.

— Нет, — тихо сказала я и осторожно провела пальцами правой руки по внешней стороне его ноги, находившейся ближе ко мне. — Потому что у меня слабость к цыганам.

Его ноздри раздулись, и, не глядя на Кейджа, он сказал:

— Поменяйся со мной местами. У Дункана есть кое-что, что он хочет с тобой обсудить.

Кейдж посмотрел на мужчину, о котором идет речь, тот только пожал плечами, но Кейдж сделал, как ему сказали, с лукавой ухмылкой.

— Не могу винить его за то, что он хотел, чтобы ты была полностью предоставлена ему.

Он поцеловал меня в щеку и усмехнулся, когда Синклер крепко взял его за плечо и оттащил.

— Он мне понравился, — мягко возразила я, когда Синклер устроился рядом со мной.

— Я тебе понравлюсь больше. — Его рука тяжелая и горячая приземлилась на мое голое колено, клеймя меня.

— Теперь ты закончишь пытаться меня отвлечь? У меня действительно есть дела, которые нужно обсудить, и я хочу, чтобы ты долго и усердно думала над моим предложением. Ты можешь сделать это для меня?

Его голос был таким соблазнительным. Никто из моих знакомых не обладал такой мощной сексуальной речью. Возможно, дело было скрыто в его произношении французского или в глубине его баритона, а также в том, что он никогда не говорил громко, но каждое слово вибрировало по всему моему телу. Что бы это ни было, я была почти уверена, что сделаю все, что прикажет этот голос.

Итак, я молча кивнула и увидела, как медленная, легкая улыбка тронула его твердые губы.

— Хорошо, — сказал он и немедленно повернулся к Ричарду Денману.

Медленный океанский бриз донес до моего носа запах кожи и дыма, я глубоко вдохнула. Его рука на моем голом бедре, казалось, пульсировала на моей перегретой коже, и когда я слегка изогнулась, он заставил меня замолчать.

— Что привело тебя в Мексику, Эль? — Женщина рядом с Синклером наклонилась вперед и улыбнулась мне с закрытыми губами. Я задавалась вопросом, стесняется ли она своих выступающих зубов.

— Мой лучший друг забронировал номер, но не смог приехать, — Бренне понравился бы роскошный курорт, и я беспокоилась, что она слишком много работает под руководством своего нового менеджера.

— Счастливая девочка. — она протянула руку. — Кенди Кей.

Мои брови поднялись сами по себе, но она была достаточно любезна, чтобы посмеяться над моей грубостью.

— Я знаю. Это вводит в заблуждение. Я перестала представляться Кэндис много лет назад, люди отказываются называть меня иначе, как Кенди.

— Прекрасное имя, — вежливо заметила я, пытаясь оправиться от своей прежней оплошности.

Она громко рассмеялась, сверкнув зубами в свете свечей. На самом деле ,я нашла ее довольно красивой, когда ее черты смягчились от хорошего юмора, и она забывала сомкнуть губы.

Ее неуверенность слишком ярко напоминала мне мою собственную, когда я росла. Лишь недавно я смирилась с самой собой, с рыжими волосами, оливковой кожей, веснушками и отсутствием итальянской приправы в моей речи. Я была единственной в нашей семье без заметного акцента, и хотя у Елены были мои рыжие волосы, они были темными, почти черными, и у нее было длинное, гибкое тело, как у близнецов, в то время как я оставалась низкорослой, невысокой и слишком сгорбленной. Многие годы я пряталась за мешковатой одеждой и красила волосы в неестественный черный цвет. Я нервно потрогала развевающуюся прядь каштановых волос.

— Я слышала, ты сказала, что ты художник? — спросила она. — Я безнадежна в любой форме творчества, но я так восхищаюсь художниками. У вас, должно быть, ужасно романтическая жизнь.

Я засмеялась, представив себе тесную квартирку в старом помещении для прислуги, в которой я жила последние пять лет.

— Не совсем. Но я люблю то, что делаю. Мне повезло, что у меня была возможность реализовать это.

— Я думаю, это прекрасно, когда люди следуют своим увлечениям, — тихо пробормотала Кенди, чтобы лучше спрятать зубы, подумала я, но Синклер резко оглянулся, как будто она закричала.

— Не всем так повезло, — согласилась я, думая о своих брате и сестре, которые годами трудились в Нью-Йорке, о двух молодых людях, одиноких в чужой стране, пытающихся собрать достаточно денег, чтобы прокормить семью из пяти человек.

— Конечно, именно поэтому я так уважаю Синклера, — сказала она. — Его страсть безгранична.

Он выбрал этот момент, чтобы посмотреть на меня, пока Дункан Райт оживленно говорил с ним об опционах на акции. Его глаза были темными, а тени подчеркивали его черты. Острый выступ костей на его лице был почти жестоким, а интенсивность выражения его лица была почти дикой от желания. Дрожь пробежала по моим плечам. Безграничная страсть. Его взгляд обещал именно это.

— Я не очень давно его знаю, — плавно преувеличила я, оторвав от него взгляд, чтобы улыбнуться Кенди. — Расскажи мне о работе, которую ты с ним делаешь.

Я видела, как она ожила, ее губы сомкнулись на зубах, её глаза сверкали, и я знала, что она тоже разделяет страсть к своей работе.

— Я вице-президент компании, и хотя мне нравится ощущение заключения сделки с землей, не буду тебе врать, больше всего мне нравится работать с Romani International, благотворительной организацией Синклера. Это одна из причин, по которой мы здесь.