Изменить стиль страницы

Глава 4

Сет

Я захлопываю дверцу машины и со стоном вытягиваю руки над головой. Я устал. Чертовски. Дни в спортзале всегда тянутся долго, но сегодняшний был самым длинным. После ухода Оливии я не мог выбросить её из головы. Выражение её лица... Отчаяние в её голосе... Я теряю её. Если я как можно скорее что-нибудь не придумаю, кто знает, что может случиться.

Бросит ли она меня? Одной этой мысли достаточно, чтобы меня затошнило.

Я переговорил с Дэррилом, как только Джексон ушёл. Он утверждает, что то, что происходит между мной и Оливией, не связано с сексом. Он говорит, что пара может по-прежнему безумно любить друг друга и не заниматься сексом регулярно. Речь идёт о связи, эмоциях и близости. Что бы это, чёрт возьми, ни значило. После Вегаса я изо всех сил старался быть хорошим мужем, но почему-то у меня плохо получается. Мне тоже тяжело. Хотел бы я, чтобы у меня было время сесть и посмотреть фильм или побыть наедине с ней, но ничего не получается. Всегда есть что-то или кто-то, что всё портит.

По крайней мере, сегодня я смог стереть часть своего разочарования. Когда я оказался в клетке с Джексоном, я не стал с ним церемониться. Дважды я ударил его по лицу за то, что он вёл себя как придурок. Сейчас он проходит через какое-то дерьмо, но то, как он повёл себя сегодня, было отвратительным поступком, и я ничего не мог с собой поделать.

Когда я иду по усыпанной галькой дорожке, ведущей прямо к крыльцу, то останавливаюсь, чтобы посмотреть на небо. Прекрасные бриллиантовые звезды украшают тёмное небесное покрывало, которое постепенно превращается в чёрное... Что означает, что я опаздываю на ужин… Что также значит, что я не застал не спящую Хлою. Ранее я отстаивал свою позицию и утверждал, что всегда играю с Хлоей после работы. Думаю, сегодня эти слова неправдивы.

Блядь.

Оливия возьмёт меня за яйца из-за опоздания. И не в хорошем смысле.

Я роюсь в кармане в поисках ключей и вставляю самый круглый из них в замок. Лёгким движением дверь открывается, и меня обдаёт тёплым воздухом. Я вдыхаю, и в животе у меня урчит. Жаркое. Оливия приготовила на ужин жаркое. Я вхожу внутрь, закрываю за собой дверь и снимаю обувь. Я никогда не забуду ощущения, когда возвращаешься в тёплый дом с запахом свежеприготовленной еды.

Я замедляю шаги, идя по коридору. В доме тепло, восхитительно пахнет, чисто, но тихо. Не слышно даже шуршания бумаги по ткани, которое бывает, когда О переворачивает страницу одного из своих исторических романов... Отсутствие звуков в моем семейном доме угнетает.

Я останавливаюсь, когда захожу на кухню. Духовка стоит на режиме «Разогрев», а внутри стоит тарелка с жареной курицей и овощами. У меня скапливается слюна под языком, но с чувством голода придётся подождать. Я игнорирую протесты своего сводимого спазмами желудка и направляюсь к лестнице. Может быть, Оливия воспримет моё игнорирование еды как романтический жест и отнесётся ко мне снисходительно.

Добравшись до верхней ступеньки, я делаю глубокий вдох и выдох. Что бы ни случилось по ту сторону этой двери, это будет очень важно. Всё, что мне нужно сделать, это показать ей, что я планирую всё исправить. Исправить нас.

Я просто надеюсь, что этого будет достаточно.

Дрожащей рукой я тянусь к ручке. Круглый шарик удобно ложится в мою ладонь, и я поворачиваю его, пока дверь не открывается. Я оставляю её на несколько секунд приоткрытой, прежде чем открыть до конца. Тонкая, похожая на цветок лампа на прикроватном столике горит, заливая комнату мягким белым светом. Моё внимание приковано к нашей кровати королевских размеров, застеленной шёлковым покрывалом, но она пуста. Единственные звуки в комнате доносятся из щели под дверью ванной в дальнем конце комнаты. Из душа льётся вода, Оливия тихонько напевает, и хотя она не очень хорошо поёт, это приятно. Это то, чему она научилась после просмотра детских мультфильмов с Хлоей, и мне это нравится. Это успокаивает.

Я захожу в комнату и закрываю за собой дверь. Должно быть, она слышит щелчок за шумом душа, потому что как только дверь комнаты закрывается, её пение прекращается. Я снимаю рубашку и бросаю её на пол, когда подхожу к ванной. Из открытой двери струится жар, и в результате у меня на груди выступает пот. Я захожу в ванную и закрываю дверь. Комнату наполняет пар. Он толстым слоем покрывает все стеклянные поверхности и металлические вставки. Он оседает у меня в лёгких так, словно это тяжёлое одеяло, и немедленно увлажняет остальную часть моей кожи.

Я едва могу разглядеть бледный силуэт её фигуры и розовую губку, которой она проводит по груди и животу. Несмотря на влажность в комнате, у меня пересыхает во рту. В мгновение ока я стягиваю шорты с ног и открываю стеклянную дверцу душа. Оливия, чьи тёмные мокрые волосы прилипли к её левой груди и полностью закрывают правую, делает несколько шагов в сторону в душе, чтобы дать мне пространство, но пространство — это последнее, чего я хочу. Я рассматриваю её обнажённую попку. Как я мог не поклоняться ей каждый день? Как мне удавалось так долго не прикасаться к ней? Мои пальцы дёргаются, желая прикоснуться к ней. И когда она проводит губкой по своему плечу, я вырываю её из рук у О. Её голова склоняется набок, но она не сопротивляется. Я разминаю мягкую губку в своих больших ладонях, пока пена не увеличится вдвое и не начинает течь по тыльной стороне соей ладони. Затем я протягиваю руку и втираю пену ей в лопатку. Она не говорит ни слова, ей это и не нужно. Я чувствую, как её тело расслабляется под моими прикосновениями, и это снимает моё собственное напряжение. Я кладу руку ей на талию и намыливаю вторую лопатку. Её тело слегка покачивается, а животик напрягается, когда я обхватываю его рукой. Она не позволяет мне дотрагиваться до своего живота, но не думаю, что у неё есть силы беспокоиться, поэтому я использую это по максимуму. Я провожу по нему ладонью, размазывая пену по её коже. Я стискиваю зубы от пульсирующего давления в головке моего члена и прижимаюсь к заднице Оливии, чтобы было к чему прислониться. Даже сквозь шум льющихся струй душа я слышу, как у неё перехватывает дыхание. Я придвигаюсь к ней так близко, что моя грудь чуть касается её спины. Я планировал поговорить, но так намного лучше.

Я сжимаю губку в кулаке, отчего из неё выходит ещё больше пены, и убираю руку с её животика, чтобы провести по плечам Оливии, откидывая волосы на одну сторону, когда они начинают мне мешать. Сильные волны возбуждения пронизывают каждый сантиметр моего тела, когда я провожу губкой по основанию её шеи, а затем круговыми движениями провожу по её плечам и между лопатками. Кажется, я мыл её так всего один раз. Давным-давно.

Мы были в Конкорде.

Я закрываю глаза и медленно провожу губкой по её спине, пытаясь вспомнить, как я прикасался к ней той ночью. Тогда всё было намного проще. Несмотря на то, что я был под большим давлением, у меня всегда находилось время для неё. После того, как я чуть не погубил наши отношения в Вегасе, я отказался от всего ради неё. Теперь, похоже, я отказываюсь от неё ради всего остального. Я перестаю двигать губкой у основания спины Оливии. Я этого не хочу. Она — это лучшее, что когда-либо случалось со мной.

Прочистив горло, я ритмичными движениями веду губку обратно к её затылку и вдоль рук. В конце концов, я роняю губку на пол, прежде чем обхватить обеими руками скользкое от мыла тело Оливии. Она кладёт голову мне на плечо, а я прячу лицо у неё в волосах на затылке. Секунду спустя она переплетает свои пальцы с моими и нежно проводит нашими руками по своему телу. Пальцы с лёгкостью скользят по её животу, рёбрам и груди.

Влага блестит на нашей коже, когда струи воды из душа стекают с моего плеча на плечо Оливии. Я наблюдаю, как чистая вода скатывается с её острых ключиц и продолжает стекать по её груди и розовым соскам. Грудь идеально ложится в мои ладони.

— Ты действительно расстроил меня сегодня, — бормочет она, нервно переминаясь с ноги на ногу. Наклонив голову, я целую её в шею и плечо.

— Я знаю. Мне жаль.

Оливия отпускает мои руки и поворачивается ко мне лицом. Её тёмные волосы плотно прилипли к голове, а обычно ярко-зелёные глаза кажутся тусклыми даже при таком освещении, и я ненавижу себя за то, что это из-за меня.

— О чём ты хотела поговорить? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Мне кажется глупым поднимать этот вопрос сейчас, когда я не в настроении. Предполагалось, что это будет что-то хорошее... Что-то, что поднимет мне настроение.

— Я слушаю сейчас. Я хочу это услышать.

Она смущённо отводит свои зелёные глаза от моих и наклоняется, чтобы взять губку. Я терпеливо жду, пока она выжимает всё мыло и наносит ещё из флакона на маленькой полочке позади себя. Она мнёт губку в ладонях, ритмично сжимая, пока с неё не начнёт стекать пена. Затем она прижимает её к моей груди, моя меня маленькими и уверенными круговыми движениями.

— Ну, это было насчёт завтрашнего Дня святого Валентина… У меня есть идея.

Мои губы дёргаются, но она не замечает этого. Её внимание приковано к моему торсу и губке.

— Что за идея? — Несмотря на жару в душе, румянец разливается от её груди к ушам, заставляя её щёки красиво пылать. Только одна тема заставляет Оливию краснеть так сильно, и это секс. Я всё ещё возбуждён, мой член болезненно пульсирует, но когда она двигает губкой вниз, то притворяется, что не видит, насколько я возбуждён из-за неё. И это сводит меня с ума.

— Я подумала, что мы могли бы встретиться в ресторане. Предпочтительно в таком, где над ним есть отель со свободным номером.

Я ухмыляюсь.

— Хорошо.

— Это ещё не всё. Мы соберёмся по отдельности, пойдём в ресторан раздельно и встретимся там.

Сбитый с толку, я наклоняю голову набок.

— Если мы всё равно увидимся там, зачем ехать по отдельности?