Мы как… марионетки! Дешевые куклы в дешевом представлении – кто-то наверху дергает нас за ниточки, подсовывает нам наши собственные страхи и надежды и смотрит на нашу реакцию! Нас ведут уже долгое время! А кто же зритель, Костя? Скажи, мне?

– Да, ты прав, это клубок… – негромко сказал Поляков, – и эти нити – за них действительно кто-то дергает, и есть зритель, который смеется, азартно сопли и пускает слюни в самый острый момент.

– Да вы поглядите на это все! – крикнул Якутин, оборачиваясь к соседям, – Это же дешевый балаган! А мы тут звезды, на нас смотрят, мы увлеченно играем, да вот только гонорар все равно достанется тому, кто дергает за ниточки! Балаган! Представление!

Вот, у нас даже клоун свой есть!

– Кстати клоун, – вставил Поляков, – вот это загадка! Это нить номер шесть. Почему я выделил его в отдельную нитку? Его не было раньше. Его не было в снах. Он появился только теперь, когда мы прошли сны и пытались выжить среди рушащихся всех до единого устоев.

– Кто же он тогда? – спросил Красноцветов, – что ему нужно?

– Он не из снов, это точно, – мне кажется, он со стороны. Он один тут, из всего этого сонма, не соприкасается ни с одной нитью.

– Ты думаешь, он связан с кукловодом? – спросил Ткачев.

– Может быть, но нет сомнений, что клоун мешает нам, – кивнул Поляков, – все его действия были направлены на то, чтобы не дать нам собраться вместе. То, что у него это не удалось – слепое везение. И, внимание! Вот эта ниточка представляется мне наиболее важной. Клоун – зацепка! Он не из нашего представления – откуда-то еще! Он – извне! – Поляков сделал паузу, потом снова обвел взглядом своих слушателей, – вы понимаете?

Извне! И, поэтому, я бы настоятельно рекомендовал отыскать его, и заставить сказать нам правду.

– Ха! – сказал Валера, – ну ты сказанул, однако! Это ж, получается, наш самый упорный враг, а мы к нему на рожон полезем?

– А я бы полез! – сказал Ткачев, хмуро, – я то, что он мне в кресле устроил, никогда не забуду. Найти бы его, да поквитаться!

– Он и меня в «Долину фараонов» завлек! – выкрикнул Максим, – я тоже припомню.

– А я из-за него чуть не проиграл эстафету, – сказал Поляков, – да поймите же – он наша единственная надежная нить – за него цепляться надо, иначе все – утонем, накроет нас шиза эта! И представление дойдет до конца по сценарию… и вряд ли он будет хорошим, этот конец. Счастливым… Алексей Сергеевич, вы как?

– Если мне это позволит больше никогда не слышать собачьего лая, я, пожалуй, готов рискнуть… Вот только как вы собираетесь его ловить? И где?

– Он приходит не в каждую квартиру. Неплохо бы отыскать надежный вариант, и появиться там, не привлекая особого внимания. Знать бы, где нам не сразу дадут главную роль. Где мы сможем затеряться! – произнес Константин, – думайте! Чья из квартир подходит больше?

– А ведь я, пожалуй, знаю, – с некоторым удивлением сказал Валера и, пошарив в нагрудном кармане своего дорого пиджака, извлек огненно красный платок с монограммой и смятый лист бумаги бежевого цвета.

– Что это? – спросил Красноцветов, – неужели…

– Да, это из моего почтового ящика.

– Гадость… – сказал Ткачев, – что, опять рекламная брошюра?

Валерий покачал головой и передал лист почтальону, который подошел поближе к окну чтобы разглядеть текст. Остальные сгрудились вокруг, любопытствуя.

Это был лист дорогой веленевой бумаги с изумительной красоты золоченым тиснением – в верхней части страницы, под отпечатанными пухлыми ангелочками в викторианском стиле, каллиграфически было выведено: «господину В.В.Золотникофф`у», а ниже следовал столь же выверенный текст:

"Сударь мой милый Валерий Валерьянович! Имею честь пригласить Вас на карнавал по случаю окончания сего года, что, милостью патриция нашего, послезавтречка устраивается. Ждем вас с нетерпением в нашем скромном обществе, и поелику надеемся этим обществом скрасить ваш досуг, в десять вечера, в подъезде номер три, в квартире 77. И не забудьте маску!

Всегда ваша, баронесса Маньянна фон Бософф".

От листка слабо пахло цветочными духами, которые пробуждали у большинства присутствующих сладкие воспоминания об элитных альпийских курортах, а у Максима и Полякова о склепах и мумиях. Низ приглашения венчали две картинки: изящная шарманка конца девятнадцатого века слева и уродливое изображение криво улыбающегося клоуна справа, которое страшно диссонировало с общей стилистикой письма.

– Ну да, конечно! Где еще искать клоуна, как не карнавале! – произнес Ткачев.

– Кажется, вопрос решен, – провозгласил Валерий Золотников, с великолепной небрежностью пряча платок обратно в карман, – я надеюсь, у всех есть маски, господа?

Карнавальная ночь.

Последнюю ночь уходящего года в провинции традиционно отмечали шумным карнавалом. Вот и в этот раз, стоило теплому ночному ветру зашевелить верхушки зонтичных сосен и запахнуть далеким морем, как сиятельный патриций в своей резиденции подписал указ, о проведении очередного праздника.

Весть, как всегда распространилась быстро. Стоило только солнышку приподняться, а народ уже вовсю судачил и строил планы на сегодняшний вечер. И прилетевшая по беспроволочному телеграфу в восемь тридцать официальное сообщение о дате проведения праздника, уже никого не могла удивить. Радостное возбуждение, окатило провинцию – незаметное, не вместе с тем всеобхватывающее, и чувствовалось они в повышенном количестве улыбок на лицах, в том, как чаще стали здороваться всегдашние соседи, в цветной мишуре, что негаданно – нежданно объявилась в только, что открывшихся лавочках молочника и булочника. А последний вовсе не показывался за прилавком, поручив все подмастерьям, а сам удалился в недра лавки, откуда тут потек восхитительный аромат, заслышав который, постоянные покупатели улыбались и мечтательно прикрывали глаза.

– …вы чувствуете? Он снова готовит свой карнавальный пирог. Как считаете, превзойдет рекорд?

– В прошлый раз хватило на сорок человек… ну да нет предела совершенству… Кстати, кем вы будете сегодня?

– Секрет, как всегда. Но, обещаю, никто не разочаруется… да, спасибо, и передай хозяину, что мы надеемся на него!

Сонный и спокойный внешне, внутри город бурно жил. Множились негромкие разговоры, из конца в конец передавались сплетни, пожелания и поздравления. За закрытыми ставнями женские руки трудились над приглашениями, над снедью, украшениями и масками. Внутри дома почти не украшались – все знали, главное действо будет на улице. Скрипели перья в руках хозяев – чернильные, с платиновым пером, шариковые, из дешевой пластмассы, капиллярные, в хрустальном корпусе, а потом все эти послания – с пожеланиями счастья, здоровья, или скажем выражением надежд на скорейшую встречу, написанные на разлинованной бумаге в клетку, или пластиковом листе, или скажем на оберточной бумаге – как разноцветные бабочки слетались в почтовые ящики.

В девять тридцать, в провинции появился Кассиммо – почтальон, сумка которого уже через две улицы оттягивала плечи. Но он улыбался и не забывал здороваться с прохожими, которые иногда норовили вручить послание ему лично. В этот день, накануне карнавала он всегда чувствовал себя как никогда нужным, и подумал вдруг, что на карнавал он нарядиться почтальоном – вот смеху то будет, когда его никто не узнает!

В десять часов произошло событие давшее пищу для новой волны сплетен. Запыхавшийся курьер, примчавшийся на цветастом скутере, принес весть о том, что в соседней провинции тоже будет пирог! И на этот раз они полны желания побить все рекорды!

Провинция возмутилась! Нет, вы слышали, что собираются сделать эти выскочки! Побить рекорд! Да никогда в жизни!

Подобное соревнование происходило почти каждый год, но с каждым новым разом страсти меньше не становились. Сразу же из двух десятков семейств была отряжена оперативная команда хозяек, которые, засучив рукава, властно присоединились в булочнику в его трудах, а вокруг собралось еще два десятка зевак, которые выкриками поддерживали готовящих.