РЕН

Я чувствую себя неправильно, сидя на диване в удобной пижаме и наблюдая за Олимпийскими Играми. Я никогда не делала этого даже у себя дома. У меня нет телевизора. Но вот мы здесь. Я, Атлас, Ларк, Нико и Эстелла прикованы к экрану, как и все остальные в мире.

Голос Фаддея рассказывает о том, что происходит на экране. Я с сожалением признаю, что он умеет придать всему происходящее.

— Наши чемпионы только сейчас узнают о своем следующем испытании.

И снова оставшихся чемпионов привезли в театр. Я не знаю, в каком городе они примут участие в этом соревновании. На сцене Грир, Джаспер, Дрейк, Престон и Джейд вскрывают свои конверты. Все они одеты в официальные наряды, как будто собираются отправиться на одну из вечеринок богов.

Странно смотреть на игры с такой стороны. Пока мы все открывали наши модные конверты с подсказками, аудитория видела элегантную цифровую версию и получила при этом целый урок истории. Я читаю подсказку и понятия не имею, что это значит.

Мы будем мило улыбаться и ловить каждое твое слово. Но не сомневайся, наше милосердие мимолетно. Одно неверное движение, и мы полакомимся твоей плотью. Четыре сестры, четыре возлюбленных, четыре зверя у твоей двери.

Атлас усмехается, а Ларк улыбается ему, как будто это несложно. Черт, почему я никогда не могу вспомнить испытания Геракла.

— Которое из них? — Раздраженно спрашиваю я.

Атлас поворачивается ко мне с самодовольной улыбкой.

— Думаю, мне больше нравилось, когда у тебя не было эмоций, — ворчу я.

Атлас перекидывает руку через мое плечо и притягивает меня к своему телу. Склонив голову, он бормочет так, чтобы слышала только я. — Не то чтобы у меня не было эмоций. Я не мог их показать. Это никогда не было проблемой, пока я не встретил тебя.

Я тяжело дышу, убирая волосы с лица, которые Атлас растрепал своими объятиями. Я не собираюсь отвечать на это, потому что ничто из того, что вылетит из моих уст, не будет уместно для других людей. Как будто Атлас может это почувствовать, он хихикает. Он сдвигает наши тела так, чтобы мы оба могли сесть прямее, хотя его рука не покидает моего плеча.

— Это Кобылы Диомеда. — Атлас, наконец, отвечает на мой вопрос, и Ларк согласно кивает.

— Напомни мне еще раз, что означали Кобылы Диомеда. — Я наклоняюсь вперед и беру яблоко из вазы, стоящей на низком столике перед диваном.

После того, как мы прибыли на конспиративную квартиру, я приняла душ, а затем мы рассказали остальным о том, что произошло в доме моей бабушки. Мы все вместе сели ужинать. Все было очень по — домашнему. Так приятно снова поесть, но я собираюсь воспользоваться едой, пока могу.

Когда я откидываюсь на спинку дивана, рука Атласа оказывается совсем рядом, готовая вернуться на место.

Нико прочищает горло, и Ларк съеживается. Отвечает Атлас. — Они плотоядные кобылы.

Я проглатываю фрукт, тоскливо глядя на оставшуюся часть. У меня пропал аппетит. За исключением того, что я не трачу еду впустую, поэтому я проглатываю его и откусываю еще кусочек.

— Как эта подсказка соотносится с плотоядными лошадьми?

— Это не так, — вмешивается Ларк. — Есть четыре сестры, известные как людоедки Диомеда. Он их отец. Четыре женщины — светские львицы, вращающиеся в элитных кругах. Каждая из них замужем раз в пятый, как минимум. За эти годы несколько их супругов погибли сомнительным образом. Должно быть, они чем — то разозлили Зевса.

На экране Фаддей Уортон, с зачесанными назад волосами и лицом, на котором слишком мало морщин для его возраста, ухмыляется нам.

— Вот мы и снова здесь. Осталось всего пять наших последних чемпионов на этих играх. Хотя, кто знает, сколько их останется, когда это испытание закончится.

Фаддей выглядит явно довольным тем, что кто — то может скоро умереть. Я не возражаю, если кучка кровожадных домохозяек откусит от Джейд и Престона по кусочку, но я бы предпочла, чтобы остальные избежали какой — либо опасности. Невыполнимая желание для Олимпийских игр.

Но девушка ведь может помечтать.

Боги, сидеть по эту сторону экрана может быть так же плохо, как находиться в центре испытания. Нет, это абсолютная ложь, но это другой вид стресса — наблюдать, как жизни твоих знакомых, людей, которые тебе вроде как небезразличны, подвергаются опасности.

Чемпионы убегают со сцены, направляясь на улицу. Дроны фиксируют ракурсы, которых я никогда не ожидала, когда был на играх. Они фиксируют не все. Грир делает все возможное, чтобы увернуться от них, просто чтобы быть бунтаркой, и это заставляет меня улыбнуться. Часть картинки зернистая и далекая. Разговор часто ведется только обрывками. Более важным, чем то, что говорят чемпионы, является то, что комментаторы рассказывают, наблюдая за происходящим.

— Престон сегодня в отличной форме. Если бы у меня были хоть какие — то деньги на эти игры, он был бы моим мужчиной, — мурлычет Люсинда.

— Мерзость. — Лицо Ларк искажается от отвращения.

— Я не знаю. В этой Грир Ротчайлд есть какая — то сдерживаемая женская ярость.

— Пососи член, Фаддей, — бормочу я, не отрываясь от яблока.

Комментарии Фаддея Уортона и Люсинды Хинсон становятся жестокими в их оценке чемпионов. Я бы с удовольствием посмотрела на кого — нибудь из них в поле, подвергавших свои жизни опасности. Если бы кто — нибудь из них сломал ноготь, я могу только представить, какой бы поднялся плач.

Каждый из чемпионов охотится за одной из сестер. Они должны вернуть их в театр, чтобы выполнить задание. Каждую из женщин защищает команда безопасности, настолько усиленная, что ни один из чемпионов не уходит без травм. К тому времени, как испытание заканчивается, Грир побеждает, а Дрейк получает травму, пытаясь спасти Джейд. Они пошли за одной и той же сестрой и попали под шквал пуль. Дрейк был подстрелен, отталкивая Джейд с дороги. Он был ранен, и она ушла с одной из женщин, чтобы выиграть испытание.

Я не знаю, почему он беспокоился. На самом деле, знаю. Дрейк хороший человек, и хотя Джейд — кусок дерьма, он лучше во всех отношениях. Он не мог стоять в стороне и смотреть, как в играх умирает другой человек. Его наградой является то, что теперь он выбывает из игр. Он направляется на аукционы? Это то, что всегда происходит, когда ты не погибаешь в испытании?

Состояние Атласа становилась все более напряженным по мере продолжения репортажа. Дрейк — один из его единственных друзей. Я не могу представить, как тяжело наблюдать, как ему причиняют боль, а потом он исчезает, как будто его никогда и не существовало.

— Что за ночь, Фаддей. У нас осталось еще несколько испытаний. Кто победит? — Люсинда хлопает длинными ресницами, глядя в камеру. Она идеально накрашена и готова к съемке в уютной студии, где они в безопасности от любой опасности или открытых стихий. Не хотелось бы, чтобы кто — нибудь растаял под дождем.

— Я не знаю, Люсинда. У нас остался прекрасный урожай чемпионов. — Фаддей наклоняется ближе к Люсинде, как будто он делится секретом, и за этим не наблюдает миллион человек. — Я должен сказать, что после этого испытания я ставлю на этого молодого быка Престона. Я не выбираю фаворитов, но в нем есть что — то, что кричит о чемпионе.

Люсинда машет рукой перед лицом, как будто мысль о Престоне настолько обжигает, что она не может справиться с горячей вспышкой.

— О, я думаю, все присутствующие дамы прекрасно понимают, что ты имеешь в виду.

Атлас выключает телевизор с недовольным ворчанием, оставляя этот отвратительный образ запечатлеваться в моем мозгу.

— Нам надо немного поспать, — говорит он.

Не знаю почему, но у нас нет никаких больших планов на утро. Мы буквально сидим без дела, ожидая, когда кто — нибудь скажет нам, что делать дальше. Но я думаю, что хороший ночной сон не помешал бы. Когда мы впервые приехали в дом, Атлас показал мне комнату с ванной, и я приняла душ и переоделась там. Мы не обсуждали, где спать. Теперь мне интересно, что творится в голове Атласа. У него есть своя комната? Хочет ли он спать с мной в одной кровати?

Мы как бы пропустили все обычные отношения и сразу перешли к сексу, а часть знакомства друг с другом оставили на потом. Хотя, я чувствую, что начинаю узнавать его настоящего.

Мои мысли прерывает звук открывающейся двери подвала. Я вскакиваю на ноги и готова броситься на любого, кто собирается войти. Атлас опускает руку мне на талию, и я немного расслабляюсь и сажусь обратно, когда Кэт и — о, здорово! — Саванна входят в гостиную.

Я видела ее всего пять минут, когда Атлас впервые привел меня к Кэт и «Подполью». Я не должна судить, и, эй, первое впечатление может быть ошибочным. Она может быть милым человеком, который просто не понимает личных границ.

Саванна хихикает и идет через комнату, чтобы обнять Атласа.

Неа. Она мне не нравится. Первое впечатление подтвердилось.

Она небрежно теребит Атласа, как будто ей принадлежит какая — то его часть. Атлас даже не встал с дивана, так что Саванне приходится наклониться, практически тыча грудью ему в лицо. Тем временем Атлас все еще обнимает меня, зажав свою руку между мной и спинкой дивана.

Я бы не сказала, что я не уверена в своей внешности, но я не слепая. Она красивая. Что — то вроде женской версии Атласа со светлыми волосами и золотистой кожей. И, по — видимому, они знали друг друга целую вечность. Возможно, здесь есть своя история.

Саванна непристойно стонет, когда, наконец, высвобождается из ее объятий. Эстелла равнодушно поднимает бровь в мою сторону. Я отвечаю ей легким пожатием плеч. Что я должна делать? Я не уверена, что Кэт или Атлас были бы впечатлены, если бы я ударила женщину.

Саванна плюхается на диван справа от Атласа. Она так близко, что их бедра прижимаются друг к другу. Я не знаю, хочет ли Атлас подвинуться. Он не может, потому что я прилипла к его левому боку.

— Ты был занят, Моррисон, — говорит Саванна с хриплым смехом.