— Да. — Зевая, она забралась на свою кровать, зарылась под одеяло, а затем похлопала по пустому участку матраса рядом с собой. — Это было так, как будто ты пытался сразиться со мной и подбежать ко мне на одном дыхании.
Дрожь пробежала по мне. — Мне жаль.
— Не стоит. Я рада, что ты здесь. — Она еще раз похлопала по матрасу, отчего по моим венам разлилось сочетание вины и облегчения. — А теперь иди сюда и обними меня. Ты знаешь, я ненавижу спать без тебя.
Да, я знал это, и это была тревожная информация, потому что это означало, что мои гребанные проблемы сумели просочиться в ее невинность.
Это означало, что я заразил ее своим дерьмом. Это было ужасно похоже на нездоровую технику созависимости, и это беспокоило меня, потому что я не хотел, чтобы эта девушка зависела от меня ни в чем.
Потому что я был недостоин и чертовски уверен, что недостаточно хорош.
Тем не менее, как и каждую ночь с семи лет, я обнаружил, что забираюсь в постель рядом с ней с единственной целью: как можно ближе подобраться к единственной форме физического комфорта, которую я обрел за свои семнадцать лет жизни.
Оказавшись под одеялом, я автоматически переместился на середину кровати, а затем перекатился на правый бок, почувствовав знакомый изгиб матраса, который остался там из-за отпечатка моего тела.
Как по маслу, Клэр перекатилась на бок и подняла руку, ожидая, когда я обниму ее. — Мм, — промурлыкала она, как маленький котенок. — Ты всегда такой тёплый.
— Да. — Я придвинулся ближе, пока наши тела не выровнялись, она прижалась спиной к моей груди, моя рука на ее бедре, ее рука сжимает мое предплечье. Идеально синхронно всеми возможными человеческими способами. — Клэр?
— Хм?
— Мне жаль. — Снова. — Насчет сегодняшнего вечера. — Снова.
— Ладно…— сонно пробормотала она, покачиваясь, пока ее спина не оказалась на уровне моей груди. — Спокойной ночи, Джерард. Люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — прошептал я, чувствуя знакомый толчок адреналина в моих венах, когда эти слова слетели с ее губ.
Клэр говорила серьезно, когда говорила мне, что любит меня; это была первая из двух вещей в жизни, в которых я был уверен, и я отвечал ей тем же. А второе, в чем я был уверен. Если я ничего не знал в этом мире, тогда я знал что люблю Клэр Биггс.
Больше, чем она могла когда-либо знать.
Более чем одно паршивое слово из четырех букв, которое когда-либо могло бы передать.
И, исходя из моего собственного ограниченного опыта, я не питал иллюзий относительно того, насколько грязной может быть любовь к человеку. Потому что любовь причиняет боль. Она жгла как ад. Я понял это. Я смирился с болью. Раны, нанесенные самому себе, необходимые для того, чтобы полюбить другого человека. Я не боялся этого. Боли. Чего либо для себя. Мой страх заключался в моей неспособности любить ее должным образом. В том, что я мог причинить ей боль, которую невозможно исправить.
Точно так же, как он причинил мне боль.