В его жизни было темно и так много боли, но он сохранил самый прекрасный солнечный характер. Было невероятно унизительно находиться рядом с этим парнем. Знать все, что он пережил за свою короткую жизнь, и что он все еще просыпается утром с улыбкой на лице. Это не могло быть легко, когда пятьдесят процентов его семьи похоронены на кладбище рядом с родителями Шэннон. Но он смог.

Иногда я жалела, что он не тот, к кому привязалось мое сердце, потому что это казалось таким далеким, таким недостижимым, но потом, когда мы были вместе, все становилось на свои места, и все мои сомнения испарялись. Это было опасно – любить парня так, как я любила Джерарда. Но я не могла вернуться назад в прошлое и точно определить момент, когда это произошло; поэтому я смирилась с тем, что люблю его.

Говорят, трудно забыть свою первую любовь. Что ж, если бы я знала, что это правда, как настаивало мое сердце, я бы никогда не смогла забыть Джерарда Гибсона.

Нам было так весело, когда мы были вместе, но когда мы были с нашими друзьями, он был Гибси. А когда он был со мной, он был Джерардом. Мне нравилось думать о них как о двух разных людях. Два очень разных парня. Я любила их обоих каждой клеточкой своего существа. Иногда мне хотелось, чтобы я не чувствовала того, что чувствовала, но нельзя изменить направление сердца, как только оно нацелилось на пункт назначения. И пунктом назначения моего сердца было стремление слиться с его. О том, как сплестись с ним и больше никогда не вырваться на свободу.

Я просто хотела быть с ним, следовать за ним повсюду и никогда не отпускать чувства, которые он вызывал во мне. На самом деле, если бы я могла собрать их в бутылочку и нюхать каждый раз, когда мне грустно, это было бы идеально.

По правде говоря, мне почти казалось, что часть меня запрограммирована любить его. Это пришло ко мне так легко. Так же легко, как дышать. Не было ни одного момента, когда я могла бы с уверенностью указать на то, где он не жил в моей памяти.

Когда мы были маленькими, все было проще, не так сложно и, откровенно говоря, более гладко. Но с возрастом пришли гормоны и травмы, которые разорвали связи и разрушили дружбу. Я полагаю, для нашей группы было свидетельством того, что нам удалось выстоять, когда такие испытания обрушились на нашу сущность. Бог свидетель, многие другие отказались бы от этого, если бы их постигла подобная судьба.

Теперь сложности давались нам так же легко, как дыхание, и, хотя проблемы глубоко укоренились в нашем кругу, нам каким-то образом удавалось держаться. Держаться вместе. Я подумала, что это может быть во многом связано с тем фактом, что мы с братом собирали две очень разные группы людей вместе. Это было не так пресно, как сказать «мальчики и девочки». Дело было не в этом. Это не было связано с полом. Это был вопрос соединения душ. От Кэти и Хью до Шэннон и Джонни, до Лиззи и Патрика, до меня и Джерарда, была невидимая нить, которая связывала всех нас.

Некоторое время спустя, когда все укладывались спать, я даже не удивилась, когда Джерард последовал за мной в мою палатку. Несмотря на то, что он должен был спать с Патриком, мы оба знали, что в конечном итоге он окажется в моем спальном мешке. Как всегда.

— Не оборачивайся, — предупредила я, снимая бикини и натягивая его старую майку и свежую пару трусиков.

— Сегодня был отличный вечер, не так ли? — Размышлял Джерард, добросовестно держась ко мне спиной, пока я переодевалась. — Честно говоря, я думал, что все пойдет насмарку, когда появились Пирс и гадюка, — добавил он, забираясь в спальный мешок. — Но на этот раз она держалась на расстоянии.

— Джерард. — Тяжелый вздох сорвался с моих губ. — Ты знаешь, мне не нравится, когда ты ее так называешь.

Непримиримо пожав плечами, он громко зевнул, прежде чем закинуть руки за голову. — Мне жаль.

— Нет, тебе не жаль, — засмеялась я, забираясь рядом с ним, отчаянно пытаясь отвести взгляд от его впечатляющих бицепсов. Потому что у Джерарда были лучшие руки. Они были восхитительны.

— Нет, ты права, — согласился он со смешком.

— Ты такой раздражающий.

— Тебе это нравится.

— Просто постарайтесь быть добрыми друг к другу, — наставляла я, переворачиваясь на бок, чтобы посмотреть ему в лицо. — Ради меня.

— Я всегда пытаюсь, — ответил он. — Она всегда настаивает.

— Я знаю. — Включив мой портативный походный фонарь на самую яркую настройку, я потратила время, чтобы изучить каждый дюйм его тела, запечатлев этот момент в памяти, потому что я не хотела никогда забывать это лето. Или этого парня.

Он был большим, широкоплечим и сильным, с самой красивой загорелой кожей. Серьезно, это было так, как будто солнце спустилось с неба и осветило его самым чудесным бронзовым оттенком. Его и без того светлые волосы выгорели на солнце, из-за чего он выглядел почти как серфер–пижон – как парни, за которыми я наблюдала в «Home and away» каждый вечер на RTE2.

Его коричневые соски были проколоты и украшены крохотный серебряный обруч, и у него была татуировка на левой грудной клетке со словом устойчивости курсивом шрифта, который был украшен перьями черного цвета, а затем крошечный Медвежонок на правой тазовой кости.

Я никогда не видела других мальчиков, никогда не смотрела на них так, как смотрела на Джерарда. Он был настойчиво и постоянно внутри меня, и я не смогла бы избавиться от него, даже если бы попыталась. Не то чтобы я много пыталась. Ему было комфортно, волнующе и свежо – все это в одном идеальном творении.

— Я люблю тебя, Джерард.

— Я тоже тебя люблю. — Его губы были так близко к моим, что, если бы я наклонилась всего на дюйм, мы бы поцеловались. Я хотела этого. Отчаянно. Но я сдержалась. Зная, что мое сердце не выдержит этого поцелуя. Потому что поцелуй мог быть восхитительным, но он никогда не сопровождался обязательством, в котором я нуждалась от него. Отношения, в которых я нуждалась в безопасности. По какой-то причине Джерард открыто предложил мне свое сердце, но скрывал остальное за непроницаемой стеной тайны.

— Ты выглядишь грустной. — Его голос звучал для моих ушей как старая музыкальная шкатулка. Такой знакомый, гостеприимный и успокаивающий. Он укрывал меня, как уютное одеяло. В конце концов, он был в моей жизни достаточно долго. Я переросла всех своих других утешителей. Но не Джерарда. С возрастом росло и мое желание его общества. Для него – точка.

— Мне не грустно.

— Нет?

— Нет. — Не в силах подавить дрожь во всем теле, которая пробежала по моему телу, когда он повернулся на бок и обнял меня своей большой рукой, я резко втянула воздух и прошептала: — Я расстроена.