Глава 78. Оставь меня с отходами.

Джоуи

Звук грохота моего пульса в ушах был первым верным признаком того, что я не умер.

Голос моей сестры был вторым.

– Шэн?

Я мог слышать ее.

Я чувствовал ее руки на своем лице.

Ее дыхание на моей щеке.

Но я просто… я, блядь, не мог сосредоточиться.

– Что ты принял?- Ее голос снова звучал у меня в ушах. – Я знаю, что ты пьян, и я чувствую исходящий от тебя запах травки, но это еще не все, не так ли? Что это было?

Что они тебе дали?

Я не мог ей ответить.

Потому что я не мог вспомнить, что я принял.

Я даже не знал, где я был.

Черт, мне казалось, что мои губы не работают.

Я падал с высоты, разбив сильно и быстро.

Сильно дрожа, я попытался свернуться калачиком и умереть.

Может быть, если бы я задержал дыхание, боль прекратилась бы.

Мое сердце просто сдалось бы.

– Прости, - пробормотал я, морщась, когда ее разочарование обрушилось на меня, как словесные пули. – Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.

Истекая рвотой и желчью, я боролся с тошнотой, атакующей мои чувства, отчаянно пытаясь пережить мучительное ощущение жжения, охватившее мой организм.

Не надо меня ненавидеть.

Я ненавижу себя.

Я ненавижу себя.

Я ненавижу себя.

***

Когда туман в моем сознании рассеялся, и я медленно осознал свое окружение, я понял, что я чертовски голый в ванной Джонни Кавана, а его жуткий ублюдок фланкер вытаскивает меня из душа.

– Не прикасайся ко мне, блядь!- Я зарычал, отшатываясь от него, только для того, чтобы рухнуть на задницу кучей.

Они говорили со мной, чертовски кричали на меня, но я не мог разобрать ни слова. Я знал, что отвечаю, потому что мои губы двигались, но я не имел ни малейшего гребаного понятия о том, что выходило из моего рта. Это было уязвимое положение, в котором я оказался, быть настолько расстроенным, что я не мог контролировать слова, слетающие с моих губ.

Все было так напряженно.

Все болело.

Тело сотрясала дрожь, я пытался контролировать свое дыхание, поскольку воспоминания о последних двух неделях медленно возвращались ко мне.

Папа.

Шэннон.

Моллой.

Мама.

Даррен!

Шейн.

Боль.

Боль.

Чертова боль.

Подавляя желание закричать, я обхватил голову руками и попытался остановить вращение комнаты.

Боль между моими глазами была настолько сильной, что я почувствовал слабость.

Я слышал, как Даб(человек из Дублина) обсирал меня, говорил со мной свысока, как будто я был куском дерьма, и он был прав.

Это так.

Он любит твою сестру, мой мозг сказал мне сквозь туман и изъятия. Она больше не сама по себе.

Голова шла кругом, я пытался собрать воедино все, что он говорил, с произошедшими событиями, но мой испорченный разум не подчинялся.

Мой язык извергал яд, выдавая слишком много семейных секретов этому парню, но я больше не контролировал себя. Я потерял себя где-то по пути.

Все, что я мог вспомнить, это Шэннон, упавшую на кухонный пол, и кровь, вытекающую у нее изо рта.

Я был беспомощен.

Чертовски бесполезно.

Я ни хрена не сделал, чтобы защитить ее.

Я бы подвел ее.

Снова.

И затем лицо Моллой вспыхнуло, как неоновая вывеска, на переднем плане моего сознания.

Вина и боль, которые я испытывал, когда думал о ней, затмевали все остальное.

Темнота, которую я всегда чувствовал внутри, была ничем по сравнению с вечной бездной ночи, в которой я оказался.

Я хотел уйти.

Мне нужно было уйти.

Я больше не мог терпеть это.

– Могу я помочь?- Голос Каваны прорвался сквозь мои панические мысли. – Могу я кое-что для тебя сделать?

– Да, ты можешь одолжить мне какую-нибудь одежду.- Мне нужно было убраться нахуй из этого места. Держась за ближайшую раковину, я заставил себя подняться на ноги.

Не говоря больше ни слова, Кавана вышел из ванной, вернувшись через несколько мгновений, чтобы бросить сверток с одеждой через дверь. Чувствуя головокружение, я поспешил за ними и быстро натянул через голову серые спортивные штаны и белую футболку.

Его одежда захлестнула меня, но мне было наплевать.

Мне было так чертовски холодно.

Это было в моих костях.

Дрожа, я вышел из ванной и вошел в спальню, которая могла бы вместить весь первый этаж моего дома.

– Спасибо за одежду, - мне удалось произнести слова связно, прежде чем спросить: – У тебя есть телефон, которым я мог бы воспользоваться?

Я слышал нерешительность в его голосе, когда он спросил: – Почему?

– Потому что мне нужно позвонить своей девушке, В его глазах мелькнуло неверие. – Твоя девушка?

– Да, моя девушка, - выпалил я, сопротивляясь желанию выплеснуть на него свое дерьмо, когда он оказал мне солидную услугу. – Могу я воспользоваться твоим телефоном или нет?

– Тебе не обязательно уходить, - сказал Кавана, вкладывая мне в руки изящный телефон. – Ты можешь остаться, парень. Столько, сколько тебе нужно.

Нет, я не мог.

Я должен был выбраться отсюда.

Мой отец все еще был там.

А Моллой?

Господи Иисусе, я проверил ее.

– Давай, черт возьми, - прошипел я, когда мои руки не слушались. Мои пальцы не хотели нажимать на чертовы кнопки.

– Какой у нее номер? – спросил он, забирая телефон обратно. – Назови, и я наберу.

Тяжело вздохнув, я заставил себя внимательно взглянуть на высокого парня, стоящего передо мной. Я не доверял ему, но Шэннон явно доверяла, что вызвало у меня любопытство. Это заставило меня пересмотреть свои инстинкты.

Джонни Кавана стоял здесь, посреди всего дерьма моей семьи, и он не убегал.

Что-то в нем напомнило мне Моллой, и я нахмурился.

– Я предостерегал ее от тебя, ты знаешь, - услышал я свой голос, нахмурив брови, когда мое зрение расплывалось. – Сказал ей, что ты уйдешь.- Морщась от боли, пронзившей мой череп, я покачал головой и вновь сосредоточил свое внимание на нем.– Сказал ей, чтобы она не возлагала на тебя особых надежд.

Он не отреагировал.

Похоже, мое заявление тоже не удивило.

Вместо этого он спросил: – Какой у нее номер?

Прижав тыльную сторону ладони ко лбу, я набрал номер телефона, который запомнил с первого курса, единственный номер, который я сохранил в памяти, прежде чем сказать:– Не подведи ее.- Удерживая свое тело от раскачивания, я посмотрел ему в глаза и сказал: – Что бы ты здесь ни делал, Кавана, не мою сестру.

Он постучал по клавиатуре своего телефона, прежде чем вернуть его мне. С глазами, полными безудержных эмоций, и его тон был полон грубой искренности, он посмотрел мне прямо в глаза и поклялся: – Я не буду.