ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Эмма

После того, как я дважды спасалась от смерти прошлой ночью, я решила не спать остаток ночи. Мои глаза кричат на меня, с их темными кругами, которые тяжело нависают под ними, отчаянно желая отдохнуть. Я позволяю своим каштановым волнам волос закрывать мое лицо, чтобы скрыть следы тех часов, когда моя психика боролась между правдой и ложью, выясняя, что реально, а что всего лишь плод моего воображения.

Я смотрю на величественное глубокое море, в котором смешиваются синие и зеленые цвета с волнистой дымкой тепла, мерцающей вдоль горизонта. Опираясь локтем о край балкона, я позволяю своему разуму нырнуть в самый темный угол, пока он не натыкается на леденящую тьму, шевелящуюся внутри, и вспыхивают образы монстра, который напал на меня в переулке. Просачивается беспокойство, и мне приходится засунуть ее поглубже в коробку и плотно ее запечатать. Ужас скручивает мой желудок при мысли о том, что мой отец узнает о моем бунтарском ночном приключении. Я сбежала, зная о последствиях, если меня поймают. Без сомнения, он уничтожил бы меня, пока я не была бы украшена алым одеялом, затем выбросил бы меня. Запер меня в железном ящике, приковав цепью ко дну, чтобы я страдала в тишине.

Но информация, которую я узнала о жизни за пределами этих стен, того стоит. Возможно, во мне нет никакой ценности, кроме того, что я пешка в браке, но, возможно, я смогу сделать что-то, чтобы дать отпор проклятию. Вина за незнание непреодолима. Люди страдают, и я не могу вынести мысли об этом. Нужно что-то делать.

Может быть, я смогу найти лекарство или способ положить этому конец.

Я должна посетить дворцовую библиотеку и поискать книги, которые могут рассказать истории о Падальщиках и самой смерти. Я просто не могу попасться на поисках таких вещей, поэтому мне придется навестить их, когда луна будет высоко в небе. Но это ставит меня перед проблемой необходимости снова найти способ отвлечь моего телохранителя. Тьфу.

Чайки отвлекают мое внимание от пушистых облаков, плывущих по небу, принося с собой легкий ветерок, кружащийся в воздухе. Чистое блаженство птиц, парящих вокруг только для того, чтобы нырнуть вниз и снова взмыть ввысь, заставляет мое сердце сжиматься от чувства, которого я никогда не испытаю. Беззаботная легкость в жизни, которая не имеет веса, в отличие от моего тяжелого каменного сердца. Тянет меня вниз, пока я не буду вынуждена погрузиться в свои страдания.

Я часто задаюсь вопросом, была бы жива моя мать, сложилась бы моя жизнь иначе. Принесла бы она любовь? Ту, которая могла бы заставить меня чувствовать себя в безопасности от ужасов, обрушившихся на меня, и быть светом в этой бесконечной пустоте тьмы? Я так долго была в ловушке, мои силы были похоронены на долгие годы, и, кроме моих заостренных ушей и обостренных чувств, я, по сути, смертная. Бессильная, как люди в Хелестрии, которые ничего не могут сделать, кроме как уступить Фейри, обладающему силой.

У меня сохранилось лишь несколько отдаленных воспоминаний о моей тете Лидии, которая дарила мне любовь. Одно из них часто всплывает в моей памяти: как однажды ночью она уложила меня в постель и поцеловала в лоб. Или когда она одарила меня последней настоящей улыбкой, которая смягчила черты ее лица в момент чистого счастья. Моя надежда получить любовь от моего отца умерла давным-давно. Это была надежда, которая расцвела, как весенний цветок, только для того, чтобы лепестки опали и сморщились, превратившись в ничто. Что-то, что могло бы быть прекрасным, но в конечном итоге увяло от отвержения и недостатка любви.

Теперь меня преследует призрачное существо, которое хочет украсть мой последний вздох, и шепчущие голоса, которые взывают ко мне из глубины души, умоляя меня позволить их тьме просочиться по моим венам и заглушить боль. Обещания экстаза и способ истечь кровью от горя и агонии, которые кричат в моей крови. Одновременно сражаясь с прогнившим сердцем моего отца и ранами, которые он наносит мне. Мои кулаки сжимаются при напоминании о том, как ощущается его кожаный хлыст, когда он врезается в мою кожу. То, как он рассекает слои, погружаясь глубоко, когда он проводит им и готовится к следующему удару. Ожог и жжение сливаются в ослепляющую боль, которую я отказываюсь показывать. Мои глаза начинают гореть, когда я вспоминаю, чувствуя, как они наполняются слезами, которые я не хочу проливать. Не из-за него. Я зажмуриваю глаза достаточно сильно, чтобы создать смесь чёрных и светлых бликов под моими веками. Жалость к себе трудно проглотить, но я запихиваю ее в горло, отказываясь позволить ему забрать у меня еще что-нибудь.

Я сопротивляюсь притяжению, которое испытываю, оказавшись за пределами этих стен, и возвращаюсь в свою комнату. Светлые тона и пушистые розовые подушки вызывают у меня тошноту, еще один способ замаскировать мою почерневшую душу.

Я возвращаюсь в дом, готовясь к своей обычной незаметной тренировке с Каем. Этим утром я нанесла еще заживляющей мази на ребра. Они лишь слегка болезненные, но заживающие. Мое настроение начинает улучшаться, поскольку я чувствую себя немного более похожей на себя, поскольку я одета в тренировочную кожаную форму, которая облегает мое тело, но растягивается при каждом движении. Я с нетерпением жду повода выпустить часть этого сдерживаемого гнева, но также и способа, который поможет мне иметь некоторую форму защиты самостоятельно, без доступа к моим силам.

Черная кожа плотно облегает изящный дизайн с дополнительными кольцами для крепления клинков, но мой любимый — это мой личный кинжал от Kая. Тот, который всегда остается пристегнутым к моему бедру, но теперь хранит воспоминание о мужчине в тени, вытирающем об меня свою кровь. Я выталкиваю воспоминание о нем прочь и убираю его в ножны, что, по мнению большинства, очень не подобает леди и послушной принцессе.

Я расстегиваю бледно-голубой плащ, который идеально сочетается с тем, как все одеваются в светлых тонах во дворце — идеальный камуфляж, прикрывающий мой наряд. Я набрасываю его на себя и застегиваю спереди, закрывая каждую частичку себя. Как только я застегиваю вторую пуговицу, раздается короткий стук в мою дверь.

— Войдите! — Я повышаю голос, чтобы меня услышали, зная, что это не Кора, и нервно жду, чтобы увидеть, кто с другой стороны. Ручка поворачивается, и свет проникает из коридора, когда дверь распахивается.

— Здесь нужна помощь? — Произносит скрипучий голос, и я выдыхаю с облегчением. Телион.

Я спешу к двери и распахиваю ее полностью. На поваре длинный фартук, а лысую голову скрывает поварской колпак с широкими полями. Темные усы с красными крапинками покрывают его верхнюю губу, и его широкая, крепкая фигура протискивается в дверь, когда он толкает тележку с завтраком в мою комнату. Запах корицы витает в воздухе, вызывая образование слюны у меня во рту. Горы фруктов, булочки с корицей, апельсиновый сок и накрытое блюдо поджидает меня.

В тот момент, когда он входит, его глаза немного расширяются, оценивая меня и мое окружение, прежде чем выпустить дыхание, которое он задерживал. Время от времени Телион приносит еду в мою комнату, когда у него появляется такая возможность, но я знаю, что это из-за тайно снедающего его страха. Именно он нашел меня три года назад, когда я была бледна и истекала кровью на этом самом полу.

Он толкает тележку с едой к дивану возле балкона, прежде чем повернуться и поднять на меня кустистую бровь. Я втягиваю нижнюю губу в рот и быстро оглядываю комнату, замечая пылинки, собирающиеся на потолочной лепнине, и внезапно нахожу это интересным.

Я чувствую, как его взгляд роет дыру в моей голове, и когда он прочищает горло, я бросаю взгляд в ответ, только чтобы поджать губы и, прищурившись, посмотреть на него. Борьба за удержание взглядов друг друга превращается в соревнование, когда он наклоняет голову и смотрит пристальнее, его глаза почти вылезают из орбит. Представшая передо мной сцена и вздувшаяся на его лбу вена почти заставляют меня тихо рассмеяться, но вместо этого заставляет меня моргнуть и отдать ему победу.

Его живот трясется, когда из него вырывается раскат смеха.

— Очко за усилия, девочка, но ты не сможешь победить старого чемпиона, — размышляет он.

Я закатываю глаза и иду навстречу ему и божественному аромату завтрака, который зовет меня по имени.

— Однажды я это сделаю, — упрекаю я. — Почему ты сегодня приносишь завтрак в мою комнату?

Обычно еду готовят, а затем накрывают в столовой, готовую к употреблению, когда мы решим спуститься. Если только мой отец не прикажет мне присутствовать.

— Ну, я подумал, что спрошу тебя лично, видела ли ты бегающую крысу. Ту, которая тайком таскает еду с моей кухни, возможно, даже любит сладкое... — беспечно говорит он, искоса поглядывая на меня.

Я снова поджимаю губы и, прищурившись, смотрю на него.

— Хм… Дай мне подумать… Нет!

Я натягиваю на лицо самую широкую, самую фальшивую улыбку, на какую только способна, когда нажимаю на последнее слово.

Уголки его губ приподнимаются, а вместе с ними и усы. Он наклоняется вперед, чтобы поднять крышку серебряного подноса. Я сдерживаю смех и удивление, глядя на восхитительный кусочек малинового пирога, покрытый горкой взбитых сливок.

— Что ж, если увидишь крысу, пожалуйста, скажи ей, что я в курсе, — говорит он. Повернувшись ко мне с веселой улыбкой, он похлопывает меня по плечу и направляется к двери, чтобы уйти.

Дверь захлопывается за ним, и его шаги затихают в коридоре. Я сохраняю краткое ощущение тепла, которое дарит его доброта. Незнакомое чувство, но я бы хотела, чтобы оно не исчезало всего через несколько мгновений.

Я жадно поглощаю лежащую передо мной еду, пережевывая каждый кусочек, чтобы насладиться вкусом. Стону от сладости, которая посылает всплеск сахара прямо в мою кровь. Я заставляю себя есть столько, сколько могу, чтобы у меня было достаточно энергии для тренировки с Каем в течение следующего часа.