- Вы, гражданочка, получше вспомните, что еще в чемодане было, - настаивал дежурный.
- Еще бант был...
- Какой бант?
- Шелковый, оранжевый.
- Это мелочь.
Хороша мелочь! Видел бы дежурный бант величиною с растянутый баян, этак не говорил бы.
- Постарайтесь все вспомнить...
- Сувениры были, - сказала Зоя и сейчас же спохватилась, что о сувенирах заговаривать не следовало.
- Какие-нибудь дорогие мелкие вещицы? - обрадовался дежурный.
- Это такие сувениры, которые -совсем ничего не стоят, - добросовестно объяснила Зоя. - Вы лучше кружку запишите. Полулитровая, эмалированная. Совсем новая кружка, нигде не отколупнутая... И одеколонов разных семь флаконов, даже нераспечатанных...
- Зачем вы так много одеколона везли?
- Думала, в Сибири может не быть.
- Еще что?.. Постарайтесь все вспомнить.
- Чехол на чемодане. За материал двенадцать рублей семьдесят копеек платила
Арифметика - наука точная. Насчитал дежурный нанесенного Зое ущерба 328 рублей. Разбитая мечта в опись пропавшего не вошла. Ее за сто миллионов не купишь и за копейку не продашь.
2.
Сидит Зоя в зале ожидания со своим мешком, на руках Василия Теркина держит и ждет неизвестно чего. Людей кругом много, но все чужие и кажутся ей суровыми и неприветливыми. А тут еще дождь пошел и стало совсем серо и безрадостно.
- Вы, молодая гражданка, куда едете? Стоит перед Зоей пожилой железнодорожник в фуражке с красным верхом. Зоя объяснила, что никуда не едет, никого не ждет.
- Тогда освободите помещение.
Па лице у Зои отчаяние: куда денется она под дождем с тяжелым мешком? Стала объяснять дежурному свое положение и заплакала. Тот сразу смягчился.
- Хорошо. Дождь здесь переждите, а потом... Пожалуй, лучше всего вам в Доме колхозника остановиться.
Строгий, строгий, а совет дал неплохой.
Бывает в жизни так. Заедет новый человек в незнакомое место в непогодь, в распутицу или когда у него самого настроение плохое, и останется у него от этого места самое мрачное воспоминание. Как с ним потом ни спорь, он будет на своем стоять:
- Ничего там хорошего нет. Сам был, своими глазами видел.
Пока Зоя шла со станции до Дома колхозника, успела немного поселок рассмотреть, и он ей очень не понравился. Дома хотя и просторные, но деревянные, почерневшие от времени и паровозной копоти. Садов совсем нет, торчат только кое-где ели и понурые березы. А кругом, куда ни глянь, горы, пригорки и лес, лес...
На Зоино счастье нашлась в женской комнате свободная койка. Оставшись в комнате одна, пересчитала неистраченные деньги. Оказалась сто семнадцать рублей.
- На семнадцать жить буду, а сотню на самый крайний случай сберегу! решила Зоя, как будто не стояла уже перед лицом "самого крайнего случая".
Дождалась вечера, поужинала тарелкой щей и легла. Сначала, прикрывшись одеялом, поплакала немного, потом все же заснула.
Следующий день выдался солнечный и теплый, настоящий сибирский весенний день. Успев накануне выплакаться, Зоя почувствовала прилив жизнедеятельности: собрала все грязное и пошла разыскивать речку. Чтобы ее никто не видел, зашла подальше в лес, разулась, разделась и по камушкам полезла в воду. Замочила ногу и вскрикнула: такой студеной оказалась вода. Другая отказалась бы от затеи, но Зоя себя пересилила. Не только все перестирала, по и выкупалась, и голову вымыла. Вода была на диво мягкая и прозрачная.
Развесила сушить платья, полотенца и прочую амуницию по еловым лапам и пошла посмотреть, что вокруг делается. Зашла метров на пятьдесят в глубь леса и возмутилась. Прославленная тайга поразила ее великой бесхозяйственностью. Валежника и сухостоя столько, что можно все дома Чернобылья сто лет топить, и то еще останется! Лежит добро и гниет. Осматривая дровяные запасы, не заметила, как сучья царапаются и комарики попискивают... Зашла еще немного дальше, и охватила ее такая тишина, что страшно стало. Сверху солнце светит, а в глубине чащи вековая темно-зеленая ночь. И тишина ночная: ни пения птиц, ни шелеста листьев, только тихий, едва уловимый, ни на секунду не прерывающийся гул...
В испуге Зоя стала к берегу выбираться, но не тут-то было! Дорогу ей загородил какой-то нахальный зверь, сам маленький, голова большая. Уселся на ветку, уставился черными глазами в упор на Зою и давай цикать:
- Ци-ци-ци!
Зверек не велик, не больше крысы и на вид нестрашный, с длинными бурыми полосками вдоль спины, но кто знает, что он сделать может? Того и гляди в лицо прыгнет. Махнула Зоя на него рукой, а он перебежал на другую ветку, опять к ней повернулся и еще страшнее зацикал.
- Ну тебя! - сказала Зоя и обошла полосатого забияку стороной.
Выбралась из тайги исцарапанная, испуганная, в волдырях от комариных укусов. Немножко успокоилась, когда услышала птичье пение и увидела, как блестит на солнце вода.
Успокоилась, но настроение у неё лучше не стало.
"И чего только хорошего в этой Сибири? - думала она. - Люди неразговорчивые, сердитые. Тайга сердитая, комары сердитые, звери сердитые, даже вода в речке, и та сердитая".
На самом деле сердита была сама Зоя. Она была голодна, и чем голоднее становилась, тем больше портилось у нее настроение. До обеда (она ограничила его тарелкой щей) оставалось три часа, а есть после купания хотелось невыносимо. Пришла в Дом колхозника и увидела, что вчерашняя дежурная сменилась. Вместо нее сидела молодая с нерусским лицом.
"Наверно, и по-нашему говорить не умеет, - сердилась про себя Зоя. Китаянка какая-то и тоже, конечно, сердитая".
И ошиблась. Увидев Зою, румяную после купания, с охапкой выстиранного платья, китаянка по-русски всплеснула руками:
- Неужто в речке купалась?
- Купалась.
- Однако ж ты и отчаянная! Ведь вода дюже коляная: в нашу речку никто не лазает.
- А я вот слазила.
- Ну и деваха!
На редкость хорошая оказалась китаянка! Выслушав Зоины рассказы о встрече со зверем, посмеялась и объяснила, что был это бурундучок и обходила Зоя его напрасно. Под конец разговора сама предложила:
- Тебе, верно, погладить надобно? Утюг вон на полке, а угли в ведерке за дверью.
Чтобы убить время и заглушить голод, налегла Зоя на утюг. Перегладила свое, с размаху шесть казенных простынь выгладила. Попались два халата буфетчицы - и их заодно разгладила. И очень хорошо сделала. Буфетчица налила ей двойную порцию щей, а на дне второй тарелки оказался такой шмат свинины, что пришлось его вместе с куском хлеба отложить на ужин.