В своей заметке по поводу моей статьи «Г. В. Плеханов и большевики», Е. Ананьин (Чарский) счел нужным в парижской «Русской Мысли» от 31 августа 1963 г. напомнить два эпизода из деятельности Плеханова, о которых я не упомянул. Первый, что Плеханов на одном из съездов русской социал-демократии воскликнул: «Если бы в парламенте оказалось враждебное нам большинство, мы были бы обязаны сломить его», и что при этом протестовал с места против заявления Плеханова только д-р Мандельберг». Второй случай грехопадения Г. В. Плеханова — когда он из-за личной обиды на редакцию пятитомника «Общественное движение в России в конце 19-го и в начале 20-го века», и, в частности, на статью А. Н. Потресова, придававшего слишком большое значение легальному марксизму (П. Б. Струве и его группа) в ущерб его, Плеханова, деятельности, опубликовал статью «Под градом пуль» в «Правде» Ленина, где «он жарко и несправедливо нападал на «ликвидаторов».
«Этим своим выступлением, — пишет Ананьин-Чарский, — Плеханов оказал, без сомнения, хорошую услугу якобинскому большевизму».
Последнее совершенно верно. Помню, что и меня в свое время сильно огорчила упомянутая статья Плеханова в ленинской «Правде». Я об этом не писал в своей статье потому именно, что это был незначительный эпизод в деятельности Г. В. Плеханова. Даже А. Н. Потресов, против которого тогда, главным образом, были направлены ядовитые стрелы Плеханова, в своих статьях о Плеханове, написанных им после смерти Плеханова (в петроградском журнале «Былое» и в газете «День») не счел нужным упомянуть этот эпизод.
Что же касается первого эпизода, то тут Ананьину-Чарскому явно изменила память. Упоминаемую им речь Плеханов произнес на втором съезде Российской Социал-Демократической Рабочей Партии, состоявшемся в Лондоне в 1903 году и не д-р Мандельберг (на том съезде он фигурировал под именем Посадовского) протестовал с места против этого выпада Плеханова, а Плеханов, именно, выступил в защиту Посадовского, который произнес весьма антидемократическую речь.
Мандельберг-Посадовский в своей речи на съезде сказал: «
Несомненно, что мы не сходимся по следующему основному вопросу: нужно ли подчинить нашу будущую политику тем или другим основным демократическим принципам, признать за ними абсолютную ценность или же все демократические принципы должны быть подчинены исключительно выгодам нашей партии. Я решительно высказываюсь за последнее. Нет ничего такого, что мы не должны были бы подчинить выгодам нашей партии (восклицания с места: «и неприкосновенность личности?) Да! и неприкосновенность личности! Как партия революционная, стремящаяся к своей конечной цели — социальной революции — мы исключительно с точки зрения скорейшего осуществления этой цели, с точки' зрения выгоды нашей партии, должны относиться к демократическим принципам. Если то или другое требование будет невыгодно нам, мы его не будем вводить»
(Протоколы второго съезда Р.С.Д.Р.П., Женева, 1904 г. стр. 169).
Вслед за Мандельбергом-Посадовским выступил Плеханов. Он сказал:
«Вполне присоединяюсь к словам товарища Посадовского. Каждый данный демократический принцип должен быть рассматриваем не сам по себе в своей отвлеченности, а в его отношении к тому принципу, который может быть назван основным принципом демократии, именно, к принципу, что salus populi suprema lex — в переводе на язык революционера — это значит, что успех революции — высший закон. И если бы для успеха революции потребовалось бы временно ограничить действие того или другого демократического принципа, то перед таким ограничением преступно было бы остановиться. Как личное свое мнение, я скажу, что даже на принцип всеобщего избирательного права надо смотреть с точки зрения указанного мною основного принципа демократии. Гипотетически мыслим случай, когда мы, социал-демократы, высказались бы против всеобщего избирательного права. Революционный пролетариат мог бы ограничить политические права высших классов, подобно тому, как высшие классы ограничивали когда-то его политические права. О пригодности такой меры можно было бы судить лишь с точки зрения правила salus revolutia suprema lex. И на эту же точку зрения мы должны были стать и в вопросе о продолжительности парламентов. Если бы в порыве революционного энтузиазма народ выбрал очень хороший парламент, то нам следовало бы стараться сделать его долгим парламентом. А если бы выборы оказались неудачными, то нам нужно было бы стараться разогнать его не через два года, а если можно, через две недели».
В Протоколах отмечено: «Рукоплескания, на некоторых скамьях — шикание, голоса: «вы не должны шикать!» Плеханов: «Почему же нет? Я очень прошу товарищей не стесняться!» Егоров встает и говорит; «Раз такие речи вызывают рукоплескания, то я обязан шикать. Товарищ Плеханов не принял во внимание, что законы войны одни, а законы конституции — другие. Мы пишем свою программу на случай конституции». Далее в Протоколах отмечено: «Гольдблат находит слова Плеханова подражанием буржуазной тактике. Если быть логичным, то, исходя из слов Плеханова, требование всеобщего избирательного права надо вычеркнутьиз нашей программы».
(Протоколы, стр. 169-170).
Егоров — это был Ефрем Яковлевич Левин, позже отошедший от социал-демократии, в 1917 году — народный социалист, в годы гражданской войны был расстрелян большевиками, кажется в Крыму. Гольдблат — это псевдоним известного деятеля еврейского социал-демократического «Бунда» Владимира Медема, который до конца дней своих был противником большевиков (он умер в 1923 году в Нью-Йорке). Да и д-р Мандельберг всю свою жизнь был меньшевиком, противником большевизма. Он умер в Палестине.
Для меня совершенно несомненно, что Плеханов в последние годы своей жизни отказался от своего ортодоксального марксизма и, в частности, от своих взглядов на демократию и диктатуру, которые он проповедовал до 1905 года, но по тактическим соображениям в годы войны и революции он не считал для себя возможным об этом открыто говорить. Подробнее об этом в следующих главах.