14 и 15 марта. В эти дни мы из последних сил сдерживали натиск врага на новом рубеже. О накале тех боев говорит хотя бы такой факт, что ежедневно гитлеровцы бросали против нас до 80 танков. Противник стремился во что бы то ни стало смять части, мешавшие ему выйти к Северскому Донцу и тем самым перерезать пути отхода наших войск из района Харькова.
Двое суток обороны на Мже стали для нашей дивизии поистине драматичными. К тому времени был отведен во второй эшелон армии для отдыха и пополнения поредевший в боях чехословацкий батальон. И хотя к нам на усиление прибыли части 152-й стрелковой дивизии, это уже не могло внести существенного изменения в сложившуюся обстановку. Со стороны Боровое и Рогани противник уже вышел к нам в тыл. На Мже его пехота и танки тоже кое-где просочились через нашу оборону. Полки теперь дрались в окружении, в полной изоляции друг от друга. Дальше так продолжаться не могло.
В ночь на 16 марта наши части вынуждены были пробиваться к Северскому Донцу. Утром мой полк вышел к его западному берегу в районе Мохнача. Но в селении оказался противник. Доложил об этом командиру дивизии. Тот приказал взять Мохнач наличными силами, а затем закрепиться в нем. Подчеркнул, что этот населенный пункт может стать впоследствии важным предмостным районом обороны, который значительно затруднит маневр немецко-фашистских войск в сторону Чугуева.
Мы выполнили приказ генерала П. М. Шафаренко, взяли Мохнач. Теперь нужно было как следует закрепиться в нем. Оценил обстановку. Правее нас, в районе Эсхара, занял оборону приданный нашей дивизии 914-й стрелковый полк. Это уже хорошо. А что же у нас слева?
Слева, на наше счастье, оказались труднопроходимые болота. Здесь гитлеровцы тоже не пройдут. Значит... Решил построить оборону полка системой опорных пунктов, наиболее плотно прикрыв направления со стороны Замостья и Красной Поляны.
Противник не заставил себя долго ждать. Уже вечером на Мохнач обрушился шквал артиллерийского и минометного огня. Потом в атаку пошли фашистские танки.
Первой приняла бой рота старшего лейтенанта Б. Ф. Соколова и группа бойцов во главе с младшим лейтенантом И. В. Кочугановым. Их поддерживал взвод ПТР под командованием лейтенанта Н. А. Анкудинова. Подбив несколько вражеских танков, гвардейцы вынудили остальные повернуть назад.
Но это было еще только начало. Вскоре гитлеровские танки и пехота, разделившись на две группы, обошли Мохнач с севера и юга. Теперь бой уже завязался на окраинах поселка. Над полком снова нависла угроза окружения. Срочно связываюсь с командиром дивизии и прошу его помочь мне артиллерией. Генерал обещает сделать все возможное.
И действительно, через несколько минут в боевых порядках наступающего противника начинают рваться мины и снаряды. Он откатывается. Но потом, перегруппировав своп силы, опять наносит удар по батальону старшего лейтенанта Н. Н. Щербакова.
Его роты начинают пятиться. Бросаю им на помощь свой последний резерв два орудия из взвода лейтенанта П. П. Шиндова. Их расчеты почти сразу же поджигают три фашистских танка и этим дают возможность батальону отстоять свои позиции.
И все-таки в ночь на 19 марта противнику удается потеснить наши подразделения и овладеть центральной и юго-западной частью поселка. А с рассветом мы дружной атакой выбиваем его оттуда. Так повторяется несколько раз. В конечном же счете мы удержали Мохнач. Обороняли его вплоть до 24 марта, вместе с другими частями дивизии не давая противнику возможности перерезать пути отхода наших войск из-под Харькова.
* * *
Бои, бои... Каждый из нас уже потерял им счет. И порой один от другого отличали только так:
- А-а, это тот, когда артиллеристы Локацининова...
Отличали по подвигам героев. Но и их каждый бой рождал десятки. Тогда брали из всех один, наиболее выдающийся. Например, когда расчет сержанта Г. И. Брехунова сжег в одном лишь бою 5 танков противника или когда пулеметчики С. П. Омельченко уничтожили целую роту фашистов.
Но были подвиги и более скромные. По ним мы не определяли время и место боев. Но все равно хранили в памяти сердца как строку, вписанную в страницу героической летописи полка.
Я, например, до сих пор с большой благодарностью вспоминаю скромного труженика войны сапера старшего сержанта Н. М. Зорина. Это он взорвал мост через реку Мжу. Вроде б и рядовой эпизод войны. Поджег бикфордов шнур, взорвал... Но важно не просто действие, а его результат. А по последнему выходило, что старший сержант Зорин совершил тогда самый настоящий подвиг. Он надолго задержал переправу через реку вражеских танков и тем самым помог выстоять в бою целому полку. Вот почему я без колебаний подписал тогда представление о награждении отважного сапера орденом Отечественной войны II степени. И старший сержант Н, М. Зорин вскоре получил его.
А вот подвиг красноармейца Ивана Селфинина. О нем мне рассказал замполит одного из наших батальонов В. Т. Древаль.
Случилось так, что во время одной из атак во фланг наступающему на Мохнач батальону неожиданно начал вести огонь крупнокалиберный пулемет врага. Роты залегли. И тогда красноармеец Селфинин по приказу сердца пополз к огневой точке врага. Сблизившись с ней, он ударил по амбразуре из автомата. Дзот продолжал изрыгать смерть. Тогда красноармеец снова нажал на спусковой крючок. Последовала короткая очередь, и автомат умолк. Кончились патроны! А гранаты уже все израсходованы еще в начале боя. Что делать?
И тут рядом с Селфининым вдруг падает вражеская граната с длинной деревянной ручкой. Счет теперь идет уже на мгновения. Или смерть, или...
Нет, он не откинул эту гранату в сторону. Хотя, казалось бы, к этому его и побуждал инстинкт самосохранения. Да, красноармеец схватил ее, но расчетливо направил прямо в огнедышащую амбразуру дзота. На этот раз фашистский пулемет умолк навсегда...
А подвиги полковых медиков во главе со старшим врачом О. С. Саркаровым? Под огнем врага, в антисанитарных условиях военные хирурги Рожков, Мирский и Кропалев мужественно боролись за жизнь раненых бойцов и командиров. Я лично знаю, что им иной раз приходилось делать такие неотложные операции, которые под силу лишь хирургам тыловых госпиталей, где для этого есть все необходимые условия.
А самоотверженные действия санинструкторов Л. И. Кузнецова и П. М. Школьникова? Но они сами о них говорили: работа. Но тот, кто прошел через горнило войны, хорошо знает, что это за работа, если за день порой каждому санинструктору приходилось эвакуировать с поля боя по 20-25 раненых бойцов и командиров. А ведь и санинструктор от пуль и осколков не заговорен.
Командир взвода связи лейтенант Н. А. Литвинов... Он и сейчас как живой стоит у меня перед глазами. Молодой, веселый. Он очень любил жизнь. Но когда потребовалось, отдал ее за Родину без колебаний.
...Это случилось в районе населенного пункта Зидьки. В самый разгар боя вдруг прекратилась связь с батальонами. Посланный на линию связист не дошел до обрыва. Не смогли устранить обрыв и два других бойца, ушедших вслед за ним. И тогда за дело взялся сам лейтенант Литвинов. Пуля снайпера настигла его где-то в десятке метров от места повреждения линии связи. Даже будучи смертельно раненным, лейтенант нашел силы преодолеть эти метры и, уже умирая, соединил концы проводов. Связь была восстановлена, полк продолжил бой.
Но это все о мужчинах. Хоть и неимоверно трудны были тяготы и лишения войны, но все равно мужчинам-воинам было гораздо легче переносить их, чем, скажем, нашим девушкам. А их у нас в полку было немало. Я даже сейчас многих из них помню по именам. Это Валентина Валикова, Любовь Парриль, Евгения Рудакова, Екатерина Рябова, Паша Чичасова... Но самая громкая слава ходила тогда у нас о Тане Елумеевой.
...В районе Мохнача тогда разгорелся жаркий бой. И случилось так, что наиболее сильный удар врага пришелся именно по подразделению, где было много молодых, необстрелянных солдат из недавнего пополнения.
Бойцы дрогнули, начали пятиться. И тут среди них появилась Таня Елумеева, которая как раз возвращалась из медсанроты. Оценив ситуацию, отважная девушка не растерялась и, взяв из рук убитого красноармейца винтовку, вскинула ее над головой, крикнула: