ГЛАВА 22

Почему-то я ожидала, что в день похорон отца пойдет дождь. Как это было, когда мы хоронили Элмо. И маму. Странно стоять на кладбище и смотреть, как гроб опускают в землю в такой прекрасный солнечный день.

Зара рядом со мной, сжимает мою руку в своей так сильно, что я боюсь, она сломает мне пальцы. У нее с отцом никогда не было хороших отношений, но его смерть потрясла ее сильнее, чем я могу предположить. Слава Богу, я отправила ее домой до того, как все улеглось в ту ночь.

Когда я поднимаю глаза от гроба, мой взгляд падает на человека в тюремной форме, стоящего напротив меня по другую сторону могилы. Два охранника стоят по бокам от него, хотя его руки скованы наручниками. Я не видела нашего сводного брата более десяти лет, и если бы я проходила мимо него на улице, то не уверена, что узнала бы его.

У Массимо, которого я помню, были волнистые темные волосы, зачесанные на затылок, с несколькими неухоженными прядями, которые всегда норовили упасть на чисто выбритое лицо. Он был высоким и атлетически сложенным, но не слишком мускулистым. Мама как-то сказала мне, что девушки, которые крутились вокруг него, часто шутили, что ему следует уйти из Cosa Nostra и стать моделью, украшая рекламные щиты и обложки модных журналов.

Человек, который отвечает на мой взгляд, не имеет ничего общего с тем молодым человеком, которого я помню. У его одежды короткие рукава, открывающие множество темных татуировок, покрывающих его руки, кисти и даже пальцы. Первые две пуговицы на его рубашке расстегнуты, и я вижу, что, помимо шеи, татуировками усыпана и грудь. Его волосы полностью сбриты, но щетина покрывает нижнюю часть челюсти. С тех пор как я видела его в последний раз, он почти удвоил свой вес - сплошные мускулы. Если бы не его глаза - черные и расчетливые, какие я помню, - то подумала бы, что они привезли не того заключенного.

Я не ожидала, что он придет сегодня. Когда умерла мама, ему не разрешили присутствовать на ее похоронах, поэтому я предположила, что он не придет и на папины. Странно, что я всегда думала о Лоре как о нашей "маме", а не как о мачехе. Но у меня не так много воспоминаний о Массимо, и он всегда оставался для меня "сводным братом".

Когда кладбищенские смотрители начинают присыпать гроб землей, Массимо подходит ко мне, не сводя с меня глаз. Его охранники внимательно следят за ним.

— Карапуз, — говорит он, останавливаясь передо мной. Даже голос у него другой - более глубокий, хрипловатый.

Я прикусываю нижнюю губу, не зная, обнять его или сделать шаг назад. В последний раз я видела его в пять лет, и даже тогда он казался грозным и каким-то отстраненным. Прошло столько времени, что я уже не уверена, знаю ли я, кто он такой. Он качает головой в сторону, и уголок его губ наклоняется вверх, точно так же, как это было, когда он ловил меня в детстве, когда я пробиралась на кухню. Это одно из немногих ясных воспоминаний о нем.

Я тяжело сглатываю, пытаясь сохранить самообладание, затем делаю шаг и обхватываю его руками.

— Привет, Массимо.

— Пойдем, приятель, — кричит один из охранников, дергая Массимо за руку.

Наш сводный брат делает шаг назад, вырываясь из моих рук.

— Нам нужно поговорить.

Я киваю.

— Мы придем завтра.

— Только ты, Нера, — говорит Массимо, а затем его взгляд переходит на Зару.

Моя сестра все это время стоит неподвижно, ее глаза прикованы к земле, она избегает смотреть на нашего сводного брата. Должно быть, ей не по себе, когда она впервые видит Массимо. Заре не было и четырех, когда его отправили в тюрьму, так что она наверняка чувствует себя так, словно встречает незнакомца.

Массимо поднимает скованные наручниками руки и слегка проводит тыльной стороной пальцев по щеке Зары.

— Привет, Захара. — Его голос странно звучит, когда он произносит это. Мягче. Почти как раньше.

Моя сестра просто смотрит в пол, ее тело напряжено. Костяшки ее пальцев почти побелели, когда она вцепилась в подол блузки. Массимо убирает руки с лица Зары, а затем уходит, и охранники следуют за ним.

— Захара? — Я поднимаю бровь.

Никто не называет мою сестру полным именем. Когда она была маленькой, она не могла произнести это имя, поэтому называла себя Зарой, и это прижилось. Сомневаюсь, что кто-то в Семье вообще помнит ее настоящее имя.

Она делает глубокий вдох и поднимает голову, ее взгляд устремлен прямо на крупную фигуру в форме заключенного, садящуюся в фургон для перевозки заключенных.

— Что происходит? — Насколько я знаю, она не общалась с Массимо почти пятнадцать лет, но их действия говорят об обратном.

— Ничего, — выдыхает она и быстро шагает в противоположном направлении.

Когда я следую за сестрой, по моей спине пробегают мурашки. Я останавливаюсь, обшариваю глазами толпу скорбящих, направляющихся к парковке, но не вижу среди них своего демона. Он упомянул, что вернется примерно через неделю, но с момента его отъезда прошло всего четыре дня. Еще раз оглянувшись по сторонам, я спешу за Зарой. Возможно, мне просто показалось, что я его почувствовала. Видит Бог, как бы я хотела, чтобы он был здесь, со мной.

* * *

Я держусь за перила балкона и смотрю на сияющий город, раскинувшийся передо мной. Зара живет у меня с тех пор, как убили нашего отца. Она заняла мою спальню, а я сплю на диване в гостиной. Как только мы вернулись с похорон, она замкнулась в себе. Я не могу понять, то ли похороны потрясли ее, то ли встреча с Массимо.

Встреча лицом к лицу со своим сводным братом спустя столько лет, конечно, потрясла меня. Я не могу не задаваться вопросом, о чем бы он хотел со мной поговорить, особенно после того, как он все это время отказывался, чтобы мы его навещали, а теперь дал понять, что хочет обсудить что-то со мной наедине. Однако, когда я позвониа в исправительное учреждение, чтобы договориться о завтрашнем визите, мне сообщили, что Массимо устроил драку, когда вернулся сегодня, и его поместили в одиночную камеру на неделю, после чего запретят посещать его в течение двух месяцев.

Порывистый ветер раздувает занавеску, и, когда гладкий материал касается моей руки, по коже распространяется едва уловимое покалывание, проникая в каждую пору. Так же, как и в случае, когда за мной наблюдает мой демон. Я вздыхаю и потираю ладонями руки. Хотя я знаю, что в данный момент он далеко, занят Бог знает чем в Мексике, я все равно смотрю вниз, на улицу, надеясь увидеть его, прячущегося в тени.

Но там никого нет.

Я смотрю на балкон напротив, не отрывая глаз от своего тигренка, а ветер овевает ее красивое, но искаженное горем лицо. Черная дыра, образовавшаяся в моей груди, засасывает меня, словно пытаясь поглотить целиком, погрузив в забвение, в отчаяние и беспомощность. Сейчас я ничего не могу сделать, чтобы повернуть время вспять, исправить то, что я уже совершил. Нет способа искупить мой самый темный грех. Моему поступку нет прощения.

Острая боль в висках усилилась, скорее всего, из-за недостатка сна. Если не считать нескольких часов, которые я проспал прошлой ночью, прямо здесь, на этой крыше, я не спал уже несколько дней. Я тянусь к бутылке с водой, стоящей у моих ног, чтобы сделать большой глоток, затем ставлю ее обратно рядом с пустым контейнером из-под фаст-фуда. Еда была последним, о чем я думал, но я чувствовал, что мой организм перестает работать, поэтому купил первую попавшуюся еду на вынос. Я даже не знаю, что, черт возьми, я съел.

Не обращая внимания на свои чувства, я продолжаю глядеть. Мой тигренок опирается на перила и направляется внутрь, закрывая за собой балконную дверь. Сквозь приоткрытые шторы я наблюдаю, как она готовится ко сну. Она исчезает на десять минут, но возвращается в пижаме и ложится на диван в свою застеленную постель.

В течение нескольких минут она остается в свете торшера, прежде чем выключить его. Спускается темнота и закрывает мне вид на квартиру Неры. А я продолжаю наблюдать, хотя больше не вижу ее.