Изменить стиль страницы

2

_

В ЯБЛОЧКО

ЛАКЛАН

…ГОД СПУСТЯ

— Давно мы так не веселились, — говорит Лиандер, бросая дротик.

Мгновение спустя от бетонных стен отскакивает сдавленный крик, когда металлическое острие попадает в щеку Робби Ашера. После стольких дротиков его лицо уже дрожит от страха и боли. Рыдания вырываются из-за кляпа, который оттягивает уголки рта, обнажая опухшие, окровавленные десны. У него нет верхних и нижних зубов. Десны кровоточат, дротик торчит прямо из нижней губы, это выглядит жутко болезненно.

Лиандер такое обожает.

Не могу сказать, что такую жизнь я себе представлял: вырывать зубы плоскогубцами и играть в дартс с лицом какого-то парня в подвале моего босса пятничным вечером. А кто представляет? Если подумать, то я не так уж много размышлял в детстве, кем хочу стать, когда вырасту. Я был слишком занят, придумывая, как выжить. Не помню, чтобы мечтал стать пожарным, или полицейским, или учителем, или кем-то еще.

Самые яркие мечты, которые я могу вспомнить, были о том, как избежать наказания за убийство. Я даже пожелал это на свой тринадцатый день рождения, когда мои братья собрали деньги, чтобы купить ингредиенты для торта.

И все мы знаем, что говорят о желаниях.

Лиандер протягивает мне новый дротик на раскрытой ладони. Я смотрю на него. Проглатываю отвращение. Из груди вырывается раздраженный вздох.

Пытаюсь сохранить безразличную маску.

Но Лиандер Мэйс знает меня с семнадцати лет, когда он появился словно ангел, в мой самый мрачный момент. Я и представить себе не мог, что этот ангел окажется замаскированным дьяволом.

— Ну же, Лаклан. Ты же знаешь, как сильно я люблю дартс.

— Точно… — говорю я, не спеша подношу стакан к губам и делаю большой глоток воды. Черт возьми. Хотелось бы что-нибудь покрепче, но я на собственном горьком опыте убедился, что не стоит злоупотреблять виски Лиандера тридцатилетней выдержки, когда он «веселится».

В последний раз, когда это случилось, я пришел в себя три дня спустя, мое лицо было испачкано арбузом. Я сидел на обочине в Карлсбаде, в Нью-Мексико, не помня, как туда попал.

Нью-Мексико. Ублюдок.

Лиандер ухмыляется так, словно проник в мой гребаный мозг, когда я беру дротик и бросаю его в направлении Робби, не отрывая взгляда от своего босса. Судя по звону металла о бетон, я промахнулся и попал в стену.

Лиандер вздыхает и проводит рукой по своим седым волосам. В его глазах светится веселье, хотя он и пытается выглядеть разочарованным.

— Знаешь, — говорит он, кладя еще один дротик на раскрытую ладонь, — я всегда держал данное тебе обещание. Я никогда не поручал тебе убивать невинного человека. И ты не хуже меня знаешь, что Робби не святой.

Он прав. Я знаю. Я слышал о Робби, его имя всплывало на протяжении многих лет. Мой брат Роуэн однажды даже упомянул о нем как о человеке, которого он хотел убить, но потом этот безрассудный маленький засранец начал ежегодное соревнование по убийствам со Слоан и потерял интерес к придуркам-наркоторговцам вроде Робби.

— Да, я просто хочу поскорее покончить с этим. Заняться делом. А не… этим, — говорю я, махнув рукой в сторону Робби, который пытается умолять о свободе. Слезы и сопли собираются в кровавые ручейки, стекающие по бледной коже.

— Я работаю наемным убийцей. А не уборщиком. И не палачом.

— Я как раз нуждаюсь в твоей работе.

Когда я снова встречаюсь взглядом с Лиандером, веселье в его глазах исчезает. Остается только предупреждение.

— Насколько я помню, в прошлый раз, когда ты забыл о своей работе и хороших манерах, у тебя случились неприятности. Что-то я не припомню, чтобы давал тебе указания разозлить одного из наших самых ценных клиентов, не так ли?

Хотя я часто думаю, что должен быть невосприимчив к таким эмоциям, как стыд или смущение, иногда они подкрадываются незаметно и заливают щеки румянцем. Прямо как сейчас, когда я вспоминаю последствия работы, которую он поручил мне сделать в прошлом году на Хэллоуин. Этот контракт был расторгнут после той ночи, вместе с моими надеждами вырваться из-под контроля Лиандера.

И что меня раздражает больше всего? Я даже не знаю, почему вел себя как последний придурок по отношению к той девушке, ведь меня послали уладить проблемы.

Может быть, я уже был раздражен из-за того, что мне пришлось оставить Фионна на той чертовой вечеринке, ведь ему было плохо, и поехал заниматься уборкой, хотя это не входит в мои обязанности. Может быть, это было из-за того, что она вела себя так, будто случайно навлекла на себя смерть и хаос, и причиненный вред не имел большого значения. Возможно, дело было в том, что она была ранена, хотя мне сказали, что все в порядке. Она точно не была в порядке. И это необъяснимо разозлило меня почти так же сильно, как если бы меня позвали нырять с аквалангом в темные и холодные воды в ночь Хэллоуина. Не знаю, что именно заставило меня перейти грань.

Я просто знаю, что эта Бестолковая Барби задела меня за живое. И я, черт возьми, позволил ей.

Что еще хуже, она ускользнула, и я даже не знаю как.

Я качаю головой.

Мы долго смотрим друг на друга, прежде чем выражение лица Лиандера смягчается. Он кладет руку на мое плечо, другой все еще держит дротик на весу, как драгоценное подношение.

— Робби изготовил последнюю партию радужного фентанила, обнаруженную копами во время рейда на прошлой неделе. Чертов радужный фентанил. Он сделал леденцы из наркоты, — шепчет Лиандер, и странная мрачная мелодия звучит у меня в ушах.

Брови Лиандера приподнимаются, когда Робби протестующе визжит с другого конца комнаты.

— Он нацелился на детей, Лаклан. И на этот раз он случайно добрался до детей, чьи родители могут себе позволить нанять людей, которые могут вершить правосудие. Таких людей, как ты.

Я обращаю свое внимание на Робби, который борется с кабельными стяжками, которыми его запястья и лодыжки привязаны к металлическому стулу. В его широко раскрытых глазах нет ничего невинного. Его приглушенные протесты — это эгоистичные мольбы, а не раскаяние.

Хотя я не удосужился узнать подробности выходок Робби до того, как мы его схватили, я знаю, что Лиандер не лжет. Он никогда не лжет.

Я не отрываю взгляда от Робби, когда беру дротик из ладони Лиандера.

Нет необходимости поворачиваться и смотреть на босса, чтобы оценить его реакцию. Я чувствую ее. Его улыбка, словно дыхание, касается моей кожи, прежде чем он отступает на шаг.

Я делаю свой бросок. Робби вскрикивает, когда дротик попадает ему в лоб и, срикошетив от кости, приземляется ему на колени.

— Ух, хорошая попытка. Почти в яблочко. Но я все равно выигрываю, — заявляет Лиандер, выстраиваясь в очередь для следующего броска. Он уже собирается пустить дротик, когда раздается сигнал тревоги. Мы одновременно поворачиваемся к экрану. Запись игры в регби приостанавливается, а на экране камер наблюдения в правом верхнем углу видны ворота поместья Лиандера. Там стоит старая «Хонда Сивик».

Секундой позже раздается звонок на мобильный Лиандера.

— Впусти его, — говорит он вместо приветствия. Вешает трубку, не попрощавшись, и я наблюдаю на экране, как открываются ворота. Машина выезжает на подъездную дорожку, которая вьется между сосен.

Я меняю дротик на пистолет и направляюсь к стальной двери подвала, пока Лиандер делает бросок.

— Сейчас вернусь, — ворчу я, и пронзительный крик Робби раздается за спиной, когда тяжелая дверь захлопывается за мной.

Тишина в остальной части дома — это успокаивающий бальзам после криков страданий. Октябрьское солнце уже опустилось так низко за лес, что всю дорогую мебель и вычурные декорации не видно в тени. Жена Лиандера и дети уехали на выходные. Даже охранники держатся на расстоянии. Иногда боссу хочется притвориться, что он простой парень со скучной жизнью. Из тех, кто выпивает пару кружек пива в пятницу вечером. Развлекается со своими инструментами. Заказывает еду на вынос. Иногда играет пару раундов в дартс.

Но в своем типичном стиле высокофункционального психопата Лиандер доводит до конца практически все свои дела.

Я открываю входную дверь и прячу пистолет за толстой обивкой из красного дерева, но направив дуло в сторону парня. В доме Лиандера никогда нельзя расслабляться.

— Одна пепперони и одна мясная? — спрашивает он, проверяя чек.

У меня скручивает желудок. Пицца — плохой знак. Лиандер всегда лучше себя ведет, когда готовит заказывает тайскую кухню — он не любит растрачивать вкусную еду.

— Кажется, да.

Дав парню чаевые и заперев дверь, я убираю пистолет в кобуру и спускаюсь с коробками обратно в подвал, по пути бросая тоскливый взгляд на настенные часы. Почти половина шестого. Слава богу, сегодня вечером. у меня есть веский повод свалить отсюда к чертовой матери.

Когда я вхожу в комнату, у Робби в коже торчат еще три дротика.

— Ура, черт возьми. Я умираю с голоду. Дартс — это спорт, вообще-то, — говорит Лиандер, описывая высокую дугу дротиком, вероятно, в надежде, попасть Робби в макушку. Вместо этого дротик вонзается в бедро, металлическое острие глубоко заседает, и стоны нашего пленника сопровождают музыку, которая звучит из динамиков, установленных на стенах.

У меня начинает болеть голова.

— Мх-м-мх.

— Тяжелая работа.

— Да, ты чертовски вспотел.

Лиандер улыбается и следует за мной к стойке бара, где я ставлю коробки рядом с забрызганными кровью щипцами и выдернутыми зубами.

— Проголодался?

— Поразительно, но совсем нет.

— Всего один кусочек?

Я качаю головой.

— Приберегу место для сегодняшнего вечера.

— Ах, да. Роуэн готов к торжественному открытию своего нового заведения «Палач и черная птичка»? — Лиандер открывает коробку с пепперони и достает кусочек. Мои зубы сжимаются, как это происходит каждый раз, когда он упоминает моих братьев по имени. Лиандер всегда был добр к ним, в тех редких случаях, когда встречался с ними лицом к лицу. Но доброта — это коварная маска. Приманка. Я видел уродливое существо, которое скрывается за дружелюбием.