Я прикладываю остатки льда к своему клитору и вздрагиваю от всплеска ощущений. И тут Лаклан набирает ритм, толчки становятся сильнее, темп — быстрее, его пальцы двигаются совсем иначе. Я выкрикиваю его имя. Теряю рассудок. Мои мысли путаются, я остаюсь наедине с ощущениями. Чувствую лишь как он растягивает меня. Как его член скользит внутрь, как я сжимаюсь вокруг него. Холодное прикосновение к клитору. Напряжение в горле, когда выкрикиваю его имя. И потом взрыв удовольствия пронизывает меня насквозь. Мои мышцы напрягаются. Спина выгибается. Сердце гулко стучит в ушах и заглушает стон Лаклана, когда он кончает в меня. Перед глазами вспыхивают звезды, и я разваливаюсь на части, дрожа и покрываясь тонкой пленкой пота. И когда думаю, что это никогда не закончится, оргазм начинает утихать и оставляет от меня лишь бесформенное, бездыханное месиво.

Лаклану требуется долгая пауза, чтобы прийти в себя, и это время он тратит на то, чтобы нежно провести свободной рукой по моей спине. Но когда я вздрагиваю, он начинает вытаскивать из меня сначала пальцы, а затем и член. Делает это медленно, как будто он все еще наслаждается каждым ощущением. И когда его член оказывается на свободе, он с низким рычанием раздвигает мои ягодицы, чтобы полюбоваться своей спермой.

— Не принимай душ, — говорит он, проводя пальцем по моему входу, чтобы собрать сперму. Он засовывает ее мне в задницу, и я всхлипываю от медленного скольжения его пальца.

— Не думаю, что Конору понравится, если в тесном фургоне от меня будет пахнуть сексом.

В узкую дырочку он засовывает еще больше спермы, и я пытаюсь подавить растущее желание, которое опять зарождается во мне.

— Мне все равно, что подумает Конор, — еще одно движение его пальца, и прикосновение Лаклана исчезает. — Но, наверное, ты права. И мне нужно, чтобы сегодня вечером все были в форме, особенно если ты будешь там.

Лаклан встает с дивана и бросает на меня мрачный взгляд, отправляясь на кухню мыть руки.

— И, кстати, я правда поеду туда, — говорю я, и Лаклан качает головой, смирение тяжким грузом ложится на его плечи, пока он стоит у раковины. — Так что, если ты надеялся, что заставишь меня подчиниться, то у тебя ничего не вышло.

Лаклан смеется и поворачивается ко мне лицом, вытирая руки.

— Я на это и не надеялся, герцогиня, — он подходит ко мне, где я сижу на диване, подобрав под себя ноги, мое тело все еще блестит от пота. Он не останавливается, пока не оказывается прямо передо мной, и тогда наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб. — Ты упрямая, — говорит он, отстраняясь. — Это одна из черт, которые я в тебе люблю. А теперь давай начнем. У нас всего пара часов.

С озабоченной улыбкой Лаклан уходит на кухню готовить ужин, пока я принимаю душ и собираюсь. Когда выхожу, ужин уже готов. Мы разговариваем о Стэне, его хранилище и обо всем, что нам нужно сделать дальше. И уже через час направляемся в гараж Конора, где оставляем «Чарджер» и меняем его на фургон. Втроем молча едем в ночь.

Мы останавливаемся поблизости от строгого здания из красного кирпича. На парковке всего четыре машины, благо час поздний. Лаклан припарковывает фургон, и мы оба поворачиваемся на своих сиденьях, чтобы посмотреть, как Конор набирает команды на своем ноутбуке на заднем сиденье.

— Я подожду у аварийной двери, когда вы будете готовы, чтобы включить пожарную сигнализацию. Пожарная служба среагирует всего через пять минут двадцать секунд, — говорит Конор, не отрываясь от своей работы. — Я отключу автоматический вызов экстренной помощи, но если пройдет больше десяти минут, у охраны возникнут вопросы, так что вам нужно действовать быстро. Вы помните, куда идти?

— Вторая камера хранения, восточная сторона здания.

— Отлично.

— Вы уверены, что это сработает? — спрашиваю я, надеясь, что это не прозвучит так, будто я слишком стремлюсь отказаться от этого безумного плана проникнуть к судмедэксперту.

— Это лучший вариант, который у нас есть. Домашнее хранилище Стэна — первоклассное, почти такое же, как у Лиандера. Если мы хотим побыстрее попасть в его архив, нам понадобится частичка Стэна.

Конор сочувственно пожимает плечами.

— В противном случае, у меня могут уйти недели на то, чтобы все взломать, если кто-то другой не войдет первым.

— Верно…

— Веселитесь, ребята. Вы знаете, как говорится, пары, которые играют вместе, остаются вместе, — говорит он, подмигивая. Конор передает Лаклану наушники, прежде чем вернуться к своему ноутбуку. — Я буду готов, когда будете готовы и вы.

Мы с Лакланом обмениваемся решительными взглядами. Как бы я ни старалась казаться уверенной, внутри у меня все неприятно скручивается. Лаклан видит меня насквозь. Когда он поправляет наушник, выражение его лица становится мрачным, между бровями пролегает глубокая складка.

— Ты уверена, герцогиня? Это будет противно. Я могу сделать все сам.

— Нет, за десять минут ты не сможешь, — отвечаю я. Мой тон более ровный, чем я ожидала, учитывая, что я чувствую, будто все мои внутренние органы застряли в горле. — Нужно разобраться с этим до того, как все повторится. Сейчас наш лучший шанс. Кроме того, это проблема моей семьи. Я хочу принять участие в ее решении. Не хочу просто сидеть сложа руки, пока другие люди делают все за меня.

Глубокий вздох вырывается из груди Лаклана, когда его внимание переключается на устройство, лежащее у него на ладони.

— Я уважаю твое решение, Ларк. Правда. Но такие вещи могут выйти боком. Тебе нужно быть осторожной.

Я вижу, в каком он отчаянии. Наклоняюсь вперед, касаюсь ладонью его теплой, щетинистой скулы и запечатлеваю долгий поцелуй на его губах. Он улавливает мой тихий вздох облегчения от знакомого вкуса. Прежде чем отстраниться, я прижимаюсь лбом к его лбу и шепчу:

— Обещаю, что буду все делать, как ты скажешь. Но только один раз. Не привыкай.

Лаклан снова целует меня в лоб.

— Хорошо, герцогиня. Пойдем.

Решительно кивнув Конору, Лаклан выходит из машины вслед за мной, и мы направляемся в темноте к дальней стене. Когда доходим до угла здания, Лаклан тянет меня за собой и выглядывает из-за стены. Он оборачивается и бросает на меня оценивающий взгляд, давая последнюю возможность отказаться от плана и убежать обратно к фургону. В ответ я только приподнимаю брови.

— Мы готовы, — говорит Лаклан.

— Понял, — отвечает Конор, его голос отчетливо слышен в наших наушниках. — Сейчас в здании всего четыре человека, так что оставайтесь на месте, пока я не дам вам зеленый свет, на случай, если они выйдут через черный ход.

Мое сердце учащенно бьется, пока Конор ведет обратный отсчет.

Три.

Два.

Один.

Пожарная сигнализация пугает, хотя я ее ждала. Но Лаклан остается сосредоточенным и уверенным в себе, стоя передо мной, и, похоже, спокойно воспринимает писк, доносящийся из здания. Его рука в перчатке тянется к пистолету, висящему в кобуре на боку. Я уже представляю, с какой легкостью он владеет оружием, воображаю грацию и точность его мускулистого тела и безошибочный взгляд.

— Ты когда-нибудь убивал кого-нибудь карандашом? — выпаливаю я.

Лаклан бросает на меня подозрительный взгляд через плечо, потом переключает внимание на аварийную дверь.

— Нет. Зачем мне убивать кого-то карандашом?

— А мог бы, — отвечаю я, пожимая плечами. — Перерезал кому-нибудь яремную вену картой?

— Какой картой?

— Игральной. Хотя можно и таро. Ты когда-нибудь убивал кого-нибудь с помощью карты таро?

— Нет.

Я разочарованно вздыхаю.

— Что?

— Хотела сказать, что ты сейчас немного похож на Киану, но беру свои слова обратно.

— Господи Иисусе, — в глазах Лаклана появляется раздраженный блеск. — Однажды я убил парня гималайской соляной лампой. Киану так делал?

Я пожимаю плечами.

— Нет, Киану так не делал, потому что он чертов актер, ты, чертава катастрофа.

Я расплываюсь в улыбке, когда в наушнике раздается смех Конора.

— Пора идти, ребята. Потом поругаетесь, последний человек только что вышел из здания. Северная дверь должна быть открыта.

Легкомыслие, которое я только что испытывала, улетучивается, когда мы направляемся к двери. Начинается десятиминутный обратный отсчет.

Лаклан ведет нас по широким коридорам. Мы проходим мимо кабинетов и лабораторий. Над нами пульсируют красные огни, а шум почти оглушает. Мы делаем два поворота налево и попадаем в коридор с серебристыми дверями. По холоду, который проникает сквозь каждый слой моей одежды, я понимаю, что мы добрались до камер. Лаклан останавливается перед дверью с номер два и наблюдает за моей реакцией, когда его большой палец застывает над синей кнопкой.

— Давай сделаем это, — говорю я, прежде чем он успевает спросить.

Он нажимает на кнопку, и дверь открывается. На нас обрушивается поток ледяного воздуха.

Мы входим в комнату, где сверху жужжат вентиляторы и завихряют наше дыхание. Запах промышленных чистящих средств не скрывает вонь человеческого разложения, который остается в памяти как неприятное воспоминание. Передвижные столы для вскрытия из нержавеющей стали стоят вдоль двух стен, и, хотя здесь по меньшей мере двадцать столов, только на пяти лежат мешки с трупами. Пожарная сигнализация все еще ревет вокруг нас с такой настойчивостью, что Лаклан бросается к каталкам, начиная проверять именные бирки на пакетах.

— У вас восемь минут, — говорит Конор.

Лаклан уже катит стол вперед. Прежде чем открыть мешок для трупов, он поворачивается ко мне, на его лице написано беспокойство, когда он изучает мое лицо.

— Готова?

— Готова.

Он расстегивает молнию на мешке и обнаруживает труп Стэна Трамбле.

Конечно, я и раньше видела трупы, но сразу после смерти, и они выглядели так, словно спали. Я никогда не видела своего близкого уже мертвого несколько часов. Кожа Стэна бескровная, лицо вялое, как будто он восковая фигура, копия человека, которого я когда-то знала. У него длинная глубокая рана поперек горла, края раны затвердели и высохли, как у куска сырого мяса, слишком долго пролежавшего на столе. Я знаю, что мне следовало бы поторопиться и приступить к работе, но я останавливаюсь, пытаясь сопоставить то, что я вижу сейчас, с тем грозным человеком, которого когда-то знала.