— Что ж, забавно, учитывая, что я их обычно не ношу.

Она подмигивает. А я, блять, умираю.

— Ладно, — говорит она, и в ее глазах вспыхивает веселье. — Если кто-то будет докапываться, просто скажи, что ты женат на цыпочке, которая любит ходить без трусов и развлекаться с попкой. Чао.

Она машет рукой и закрывает дверь у меня перед носом.

Я все еще стою в коридоре, как тупица, когда дверь снова открывается. Она высовывает голову.

— О, и не смей открывать подарок, пока я не подам тебе сигнал, или, клянусь богом, я засуну твои яйца в снежный шар. Пока.

Послав воздушный поцелуй, Ларк закрывает дверь.

А я все еще не сдвинулся ни на дюйм.

Я бормочу несколько приглушенных ругательств, проводя рукой по волосам.

— Господи Иисусе. Мне нужно чертово виски.

— О, принеси мне диетическую колу, пожалуйста, — раздается из-за двери голос Ларк, и, издав демонический смешок, я понимаю, что на этот раз она наконец-то оставляет меня наедине с моими страданиями.

Я пробираюсь по лабиринту проходов и выхожу рядом со сценой, где начинается разогрев. Если все люди и бросают на меня подозрительные взгляды, я этого не замечаю. Мои мысли только о баре впереди и о Ларк без трусиков.

Я несу диетическую колу в гримерку для Ларк и беру для себя выпить, когда начинается вступительный номер, умудряясь каким-то образом держать себя в руках, пока какая-то группа отыгрывает свой сет. Когда час спустя они заканчивают, парни переносят другие инструменты на сцену для «KEX», и я чувствую кратковременный прилив адреналина в крови, когда замечаю виолончель Ларк. Допив напиток, тревога внутри меня не притупляется. Это также не помогает сделать ожидание более терпимым, которое длится вечно.

Я потягиваю еще виски в баре, когда наконец раздаются радостные возгласы. Крики и свист. Люди поднимают руки, хлопают в ладоши. Я надеваю очки, чтобы лучше видеть Ларк на расстоянии, и наблюдаю, как она выходит на сцену первой. Группа следует за ней по пятам. Она ставит бутылку с водой на стул слева, но остается стоять перед микрофоном, расположенным в передней части сцены. Ремень гитары перекинут через плечо, и она улыбается и машет публике, когда другие музыканты занимают свои места. Ее взгляд блуждает по аудитории.

Потом видит меня.

Она сияет. Ее улыбка такая яркая и теплая, что, когда она отворачивается, чтобы настроить свои инструменты вместе с группой, я чувствую холодок в воздухе. Потом она снова смотрит на меня, и я приветствую ее поднятым бокалом и улыбаюсь.

— Добро пожаловать, — говорит Ксандер. Вокруг нас раздаются радостные возгласы, но моя связь с Ларк остается неразрывной. — Кевин на барабанах, Эрик на гитаре, я Ксандер, и мы «КЕX», — Ларк пытается скрыть смех за микрофоном, но я вижу это по ее глазам. — И сегодня у нас особый гость. Пожалуйста, тепло поприветствуйте Ларк Монтегю.

Раздаются оглушительные аплодисменты, свист и крики. Если и были какие-то сомнения в том, ради кого на самом деле собрались зрители, то они рассеялись благодаря излучением любви к Ларк.

Группа начинает играть, и Ларк без труда вписывается в их атмосферу. Она подстраивается, но не затмевает, ее голос идеально гармонирует с голосом ее коллег. Они отыгрывают первый сет, а Ларк во время короткого перерыва общается с группой и фанатами. Хотя часть меня хочет протолкаться сквозь толпу людей и погреться в тепле, которое она излучает, вместо этого я остаюсь за своим столиком, убеждая себя, что мне нравится наблюдать со стороны за Ларк в ее стихии.

Я делаю глоток виски и наблюдаю, как она освещает все пространство. Мне не удается оторваться от нее. Меня захватывает поток Ларк и ее музыки. Я впитываю все это: то, как она вкладывается в каждую ноту с закрытыми глазами. То, как ее пальцы скользят по грифу. То, как ее губы прижимаются к микрофону так близко, что это похоже на поцелуй. Ее голос сливается с аплодисментами и подпеванием некоторых.

Я все еще заворожен, когда Ксандер обращается к публике в перерыве.

— Ларк споет нам свою новую песню, — говорит он.

Плечи Ларк, кажется, расслабляются. Она плавно переминается с ноги на ногу и говорит:

— Я писала эту песню последние несколько недель. У меня ушло на это гораздо больше времени, чем обычно. Из всех песен, которые я когда-либо писала, эта была самой сложной, но стала моей любимой.

В зале раздаются одобрительные возгласы и свист, в знак поддержки поднимаются бокалы.

— Я хочу посвятить песню одному зрителю, — говорит Ларк, когда ее глаза встречаются с моими. Она улыбается, и что-то давно похороненное внутри меня, восстает из тьмы. — Она называется «Разрушительная любовь».

Я никогда не хотел от женщины большего, чем удовлетворение желаний. Ничего более глубокого, чем потребность. Но смотря на Ларк, на эту свирепую, храбрую, хитроумную и красивую женщину, я понимаю, что страстно желаю лишь её. Я чувствую себя точь-в-точь как тот человек из истории, которую она рассказала мне тогда в своей мастерской про любителя птиц. Как будто я падаю со скалы, обвязанный только веревкой, в надежде поймать что-то неуловимое. Внутри меня ненасытная потребность в том, чего я никогда не хотел, неизбежная одержимость единственной женщиной, которой, как я думал, никогда не буду достоин.

И тут Ларк начинает петь.

Мне было холодно долгое, долгое время¹⁸

Ночью мне снились языки пламени

Я жила в темной и хрупкой лжи

Ох, какой приятный, странный и опасный сюрприз я нашла

Все эти долгие взгляды, от которых у меня по коже пробегает жар, ее ехидные улыбки, дразнящие шутки, на которые я поддаюсь и подыгрываю, — я убедил себя, что это всего лишь незатейливые моменты. Результат нашего первого знакомства.

И сейчас, впервые, я понимаю, что мог ошибаться.

Твои прикосновения, как горячие угли

Твой запах, как дым

Твои глаза прожигают дыры, глядя в ответ

Искры трещат так громко

Свет падает на твои губы

Ты протягиваешь руку со спичкой

Как бы спрашивая

«Детка, ты бы сожгла весь мир ради меня?

Потому что я бы сжег его дотла ради тебя.»

Я способна только на разрушительную любовь

Я не боюсь проклятия, просто такое желание для меня в новинку

Я верю, что все лучшее рождается в огне

Я верю, я верю, я верю…

Я ставлю стакан на стол. Все исчезает. Песня Ларк проникает в мои чувства, словно просачивается сквозь мое тело.

Пожар за окном

Лунные лучи освещают пепел

Уложи меня, милый, не давай мне слишком долго отдыхать

Конец жизни, какой мы ее знаем, — это прекрасное зрелище

Вот она я, смотрю на тебя, на тебя, на тебя

Это причиняет боль. В моих венах горит огонь. Это моя жена. И она поет для меня. Не сводя с меня глаз всю песню. Проникая прямо в мою грудь и разрывая все слои до самой души.

Я правда верю, что все лучшее рождается в огне

Я верю, я верю, я верю

Ты прощен, продолжай грешить

Ты прощен, продолжай грешить…

Я никогда не хотел влюбляться, боялся боли утраты. Поэтому похоронил это чувство. Морил себя голодом. Изо всех сил старался не допустить подобного. Но Ларк прорвалась сквозь все барьеры, став путеводной звездой в моей жизни. И теперь, когда она поет о боли, тоске и огне, который сжигает нас обоих, я не могу представить свой мир без нее. Единственное, что сильнее страха потерять Ларк, — это моя всепоглощающая потребность быть с ней.

Песня заканчивается. Зрители аплодируют. Ларк сияет. Ее взгляд блуждает по залу, она кивает в знак благодарности, даже посылает воздушный поцелуй знакомым. Но всегда возвращается ко мне. Всегда улыбается самой лучезарной улыбкой только мне.

Ксандер начинает говорить в микрофон, в то время как Ларк снимает гитарный ремень через голову и откладывает инструмент в сторону. Она садится на стул и берет виолончель с подставки, ставя ее между ног, и настраивает инструмент, пока Ксандер исполняет следующую песню. Мои глаза прикованы к каждому ее движению. Я ни за что не пропущу ни одного ее взгляда. Ее брови приподнимаются. Прислонив инструмент к ногам, она сцепляет большие пальцы вместе и скрещивает ладони, изображая взмахивающее движение пальцами, словно маленькая летучая мышь в полете. Я фыркаю от смеха.

Открывай, — произносит она одними губами.

Я достаю коробочку из кармана и разворачивая маленькую бумажку.

Возбуди меня, — написано почерком Ларк. Когда я на мгновение встречаюсь с ней взглядом, она улыбается, и тогда я смотрю на коробочку, развязываю ленточку и бросаю ее рядом со своим напитком. Когда поднимаю крышку, внутри оказывается небольшой пульт дистанционного управления овальной формы, центр которого сделан из мягкого черного силикона. Всего три кнопки — со знаком «+» вверху, знаком «-» внизу и символом включения в центре.

Я наклоняю голову, начинается песня, и Ларк проводит смычком по струнам, мимолетно ухмыльнувшись мне.

Включи, — говорит она беззвучно.

Увидев ее ободряющий кивок, я нажимаю кнопку включения, и Ларк закрывает глаза, как она часто делает, когда погружается в мелодию. Ничего не происходит. Никаких блестящих конфетти с потолка или стрельбы пиротехники с края сцены. Я уже хочу разобрать корпус батарейки, когда Ларк ловит мой взгляд и качает головой.

Сделай посильнее.

Я нажимаю на значок «+» снова и снова, пока глаза Ларк не расширяются, и она не качает головой. Ее щеки краснеют, она сдерживает улыбку.

Тише, тише, тише.

Ох, черт возьми. Господи.

Я нажимаю на кнопку «-» несколько раз, Ларк с облегчением опускает голову, а затем отводит взгляд, мягко покачиваясь в такт мелодии.

Кровь бурлит в моих венах. Сердце бешено колотится. Я перевожу взгляд с пульта в руке на свою жену на сцене и обратно.

— Я, блять, сейчас сдохну, — бормочу себе под нос.

Нажимаю на значок «+» один раз. Два. После третьего раза Ларк хмурится и ерзает на стуле. Мой член твердеет, когда я наблюдаю, как она извивается, желание закручивается спиралью в моих мыслях, доводя меня почти до безумия.