— Ты всегда сногсшибательная, Ларк. Всегда красивая. Всегда йибать какая сексуальная, — мой хрипловатый голос вызывает мимолетный румянец на ее щеках. — Но не хочу, чтобы ты подумала, будто я делаю комплименты, чтобы добиться прощения. Я знаю, что это все не исправит.

Улыбка Ларк увядает.

— А что, по-твоему, исправит?

— Время.

— Сколько времени?

— Это зависит не от меня, — прежде чем я по-настоящему осознаю, что делаю, моя рука вынимается из кармана. Ларк не отрывает от меня взгляда, когда я касаюсь костяшками пальцев ее обнаженной руки, медленно провожу от плеча, мимо локтя, до самого края ладони, где она крепко сжимает коробку. — Тебе решать. Но я не хочу, чтобы ты думала, будто я подталкиваю тебя к этому из-за своих чувств.

Ларк сглатывает, видно, как ее пульс бьется на шее.

— И как ты себя чувствуешь?

— Ты не догадываешься? — я отпускаю ее руку. Она качает головой. — Наверное, не так, как ты. Давай просто оставим все как есть.

— Ты уверен в этом? — Ларк долго смотрит мне в глаза, потом опускает взгляд на коробку в своей руке. Когда она протягивает ее в мою сторону, по выражению ее лица я почти ничего не могу понять. Ее голос звучит тихо и немного запыхавшимся, когда она говорит: — Это тебе. Но не открывай, пока я не выйду на сцену и не подам тебе сигнал.

— Какой сигнал?

Ларк закатывает глаза и улыбается.

— Сигнал летучей мыши.

— Господи Иисусе.

— Но это будет сигнал недоделанной мыши.

— Знаешь, ты такая же заноза в заднице, как и Фионн.

— О, прекрати. Ты любишь, когда он тебя дразнит.

Я прикусываю язык и ощущаю вкус крови.

Когда Ларк гремит коробкой, я, наконец, забираю ее. К блестящей черной ленте, скрепляющей крышку, прикреплена бумажка. В тот момент, когда мои пальцы начинают вытаскивать открытку, она кладет свою руку поверх моей, останавливая, как я и хотел.

— Я сказала «нет». Только после выступления, — она кажется раздраженной, но я замечаю, что ей требуется больше времени, чем необходимо, чтобы убрать свою руку от моей.

— Хорошо, обещаю, — говорю я, засовывая коробочку в карман куртки и поднимая руки в знак капитуляции. — Все, что пожелает моя герцогиня.

Ларк отворачивается, чтобы взять свое пальто, сумку, гитару и виолончель, но я подхватываю инструменты прежде, чем она успевает закинуть чехлы на плечи.

А потом мы уходим, оставляя Бентли на диване, где он сидит лицом к двери, охраняя это пространство, которое с каждым днем становится все более похожим на наше.

Когда мы подъезжаем к месту проведения, у дверей уже выстроилась очередь, несмотря на отвратительную погоду. Люди в очереди кутаются в пальто и подпрыгивают, чтобы согреться. Чувство гордости переполняет мою грудь, когда я украдкой бросаю взгляд на Ларк. Она смотрит на толпу без признаков беспокойства или боязни сцены.

— Может, я высажу тебя, пока буду искать место для парковки? — спрашиваю я, замедляя ход «Чарджера», и зарабатываю несколько одобрительных взглядов, пока мы катим по улице.

— Нет, тебя могут не пустить внутрь. Я проведу тебя через задний вход.

Мой разум мгновенно освобождается от рациональных мыслей и наполняется яркими образами.

— Через задний…

— Да, — говорит Ларк, бросая на меня смущенный взгляд, а я не отрываюсь от дороги. — Через черный вход.

Я сглатываю.

— Ну ты понял…? Задний вход…?

Я киваю и ерзаю на своем сиденье.

— Ты в порядке? У тебя какая-то травма насчет задних входов? — она тянет ко мне руку, и я слегка отодвигаюсь. Если она дотронется до меня, я, блять, точно воспламенюсь. — Они возбуждают тебя или что-то в этом роде?

— Нет. Господи, — шиплю я. И щурюсь. Почему, черт возьми, я щурюсь? Я прекрасно вижу дорогу. Качаю головой, пытаясь прийти в себя. Моей ясности хватает лишь на то, чтобы проскочить к парковочному месту сразу после того, как отъезжает другая машина.

— Ты мог бы припарковаться сзади, — говорит Ларк тихим и невинным голосом, когда я глушу двигатель и погружаю нас в абсолютную тишину.

Провожу рукой по лицу, но это не помогает мне стереть румянец. Ларк открывает дверь со скрипом. Я не доверяю своим словам, поэтому, в ответ лишь качаю головой.

Долгий, громкий, драматичный вздох слетает с губ Ларк.

— Лаклан Кейн у нас по задницам. Надо запомнить.

Ларк хихикает, и от ее невинности не остается и следа. Она закрывает за собой дверь, уходя.

Черт побери.

Я ударяюсь лбом о холодный руль. Хочу раствориться на полу, выползи на дорогу или, еще лучше, улететь в какое-нибудь другое измерение. Но у Ларк, конечно, другие планы, и она распахивает дверцу со стороны водителя.

— Пошли, Бэтмен. Задняя дверь ждет, — объявляет она и убегает, чтобы подождать на тротуаре.

Когда беру инструменты и перекидываю ремешки на чехлах через плечо, и иду к ней, я почти уверен, что моя кожа тает от румянца, который обжигает мое тело.

— Что? Нет ничего постыдного в фетишах с задницами, — говорит Ларк, пока идем к зданию «Amigos», сворачивая налево к металлической двери, ведущей на сцену. — Анал — это здорово. Мне нравится анал. Однажды я была в турне, и…

Даже не осознавая, что делаю, я хватаю Ларк за талию и прижимаю к кирпичной стене здания. По моим венам пробегает волна страха при мысли, что я мог причинить ей боль, но страх исчезает под взглядом, который она бросает на меня, когда я нависаю над ней. Даже несмотря на размытость изображения на таком расстоянии, я все равно вижу это. Покрасневшая кожа. Расширенные зрачки. На шее бьется пульс.

Желание.

Медленно наклоняюсь, с каждым ударом сердца становясь все ближе, чувствуя тепло ее неровных выдохов на своей холодеющей коже.

— Мне не стыдно, герцогиня.

Ларк выдерживает мой взгляд и бросает вызов, шепча:

— Уверен?

Сокращая то небольшое расстояние, которое остается между нами, я подаюсь бедрами вперед и запускаю руку в ее волосы. У Ларк перехватывает дыхание, когда она чувствует, как мой твердый член прижимается к ее животу, как мучительно я нуждаюсь в ней, как мой член умоляет погрузиться в ее тугое тепло.

— Мне невыносимо слышать о том, как какой-то мужик трахал мою жену. Или о том, как она, возможно, трахала его. Пожалуйста. Не сейчас.

Ее губы приоткрываются. Она морщит лоб. Крепче сжимает мою руку.

Я наклоняюсь еще ближе, касаюсь губами ее уха. Одним долгим, медленным движением бедер я прижимаюсь к ней своей эрекцией. Ларк прижимается ко мне в ответ. У нее вырывается стон.

— Это мучительно, Ларк. Это пиздец как мучительно — представлять и знать, что это был не я. Неужели ты не понимаешь?..

Отстраняясь, я позволяю своим губам коснуться ее щеки. Не поцелуй, а ласка. Обещание. Что я отпущу ее, если надо. Я отступлю.

Но она не позволяет.

Ларк двигается вместе со мной, крепко сжимая мои бицепсы обеими руками. Она не позволяет расстоянию между нами увеличиваться. В ее глазах мольба. Не отступай.

— Лаклан, — это все, что она произносит, не отрывая взгляда от моих губ.

Мне следует высвободиться. Возможно, я зашел слишком далеко. Я просто не могу заставить себя сделать это, хотя я полон решимости заслужить прощение Ларк, чтобы пойти по другому пути. Я дал ей слово. Но когда она подходит ближе, я ласкаю ее лицо рукой и боюсь, что это обещание вот-вот нарушу.

Ларк приподнимается на цыпочки. Меня окутывает ее запах. Каждый ее вдох смешивается с моим, становится частью меня.

Я готов умолять. О чем, не знаю. О том, что она может мне дать. Или, чтобы она отступила. Я не знаю, что скажу, когда открою рот.

— Ларк, я…

Дверь рядом с нами распахивается и с грохотом ударяется о кирпич. Двое мужчин, увлеченных оживленным разговором, выходят в переулок. Третий мужчина остается в дверях, переводя взгляд с меня на Ларк. Слабая усмешка появляется на его губах, но в глазах замешательство, которое он не может полностью скрыть. И немного ревности, как мне кажется.

— Привет, Ларк. Ты вовремя, — говорит парень.

Он наклоняет голову, рассматривая нас. Мы не двигаемся с места, и я понимаю, как это выглядит: Ларк с широко раскрытыми глазами и маской невинности, я в своей кожаной куртке, держу в руке локоны Ларк. Наверное, я выгляжу так, будто готов трахнуть ее прямо здесь, у этой стены. И я бы трахнул, если бы она попросила. Приподнял бы это платье и одним движением проник в нее, а затем…

— Ты в порядке? — спрашивает парень, и, прерывисто дыша, я отпускаю Ларк и отступаю на шаг. Между ее бровями залегла морщинка, и в глазах, кажется, вспыхивает боль, когда она отпускает мои руки, но только потому, что я не оставляю ей выбора.

— Да, — говорит она и прочищает горло, когда это слово вырывается у нее с придыханием. — Я в порядке.

— Ты уверена?

— Конечно. Ксандер, это мой муж, Лаклан, — при слове «муж» мое сердце пронзает электрический разряд. — Лаклан, это Ксандер. Он играет на бас-гитаре и поет на бэк-вокале в группе «KEX».

Я подавляю свое злобное ликование и умудряюсь изобразить ухмылку, которая могла бы сойти за приветствие для незнакомца. Но Ларк знает, что это не так. Я чувствую, как ее предупреждающий взгляд сверлит мой висок, когда протягиваю руку.

— «KEX». Круто, — вот и все, на что я способен. Еще немного, и я не смогу сдерживаться.

— Муж? Какой странный поворот событий, Ларк, — говорит Ксандер, отпуская мою руку и переключая свое внимание на мою жену. — Когда это случилось?

— В октябре.

— Хах. Не слышал об этом.

Ларк пожимает плечами и тянет меня к двери, а Ксандер поворачивается, идя за нами в темный коридор.

— Наверное, я была слишком занята созданием рекламных постов для «KEX», — говорит Ларк.

Я едва сдерживаю смешок, когда Ксандер бросает на нее вопросительный взгляд через плечо. Ларк просто невинно улыбается в ответ, и я вижу, что он сбит с толку. Он проходит немного дальше по коридору, и Ларк сжимает мою руку.

— Что с тобой не так? — Ларк шипит.

Я наклоняюсь и шепчу:

— В Ирландском сленге «KEX» означает «трусы».

Она издает тихий смешок, когда Ксандер открывает дверь и направляется в общую гримерную. Ларк останавливается на пороге, и я передаю инструменты, чтобы она отложила их в сторону.