Джин живет у меня уже десять дней, и я продолжаю находить предлоги, чтобы быть рядом с ней. Нико ...

Джин живет у меня уже десять дней, и я продолжаю находить предлоги, чтобы быть рядом с ней. Никогда в жизни я не проводил столько времени у себя дома. От нее исходит явная притягательность, которую не могу игнорировать. Каждую ночь я ложусь в постель, когда она уже заснула, боясь, что притяну ее к себе и поцелую так, как мне действительно хочется. Каждое утро я просыпаюсь с ней в обнимку, крепко прижимая к себе. Утром мне приходится осторожно высвобождать ее из своих объятий и вылезать из постели до того, как она проснется. Сегодняшний день ничем не отличается.

Приняв душ, я захожу в нашу комнату, а она все еще крепко спит. Я никогда не встречал человека, который спал бы так крепко, так глубоко, что поезд мог бы пронестись через нашу комнату, а она бы об этом не узнала. В свои выходные она готова спать по двадцать часов, если я ее не разбужу, но в те дни, когда она работает, ей удается проспать около четырех.

Я открываю жалюзи, и солнечный свет заливает комнату. Раздражать ее — по-прежнему мое любимое занятие. Я жажду ее реакции.

— Пора заняться свадебным шопингом, — радостно объявляю я. Она шевелится, потягиваясь, и ворчит что-то бессвязное. — Давай, если ты хочешь сегодня повидаться с матерью, нам нужно поторапливаться.

От этого она вскакивает с постели. Ее волосы растрепаны, как будто в них за ночь птица свила гнездо.

— Сорен, я же сказала тебе вчера, что планирую провести с ней весь день.

Она сбрасывает с себя одеяло и мчится в ванную. Не могу дождаться, когда расскажу ей о своем сюрпризе. Если она разозлится на меня прямо сейчас, это будет, определенно, стоить того. Горькая сладость закрадывается в душу, но я отгоняю ее. Ее улыбка будет стоить всего, даже если это означает, что она съедет от меня прямо сейчас. Свадьба приближается, осталось всего три недели.

Она выходит менее чем через десять минут, ее волосы все еще растрепаны, но собраны на макушке.

— Ты хоть зубы почистила? — спрашиваю я, надеясь на реакцию.

Она хмурится, проталкиваясь мимо меня, чтобы взять одежду из шкафа.

— Знаешь, у меня действительно есть стандарты, которые я должен поддерживать на публике, — поддразниваю ее, не в силах скрыть усмешку.

Она проходит обратно и толкает меня в грудь своими маленькими ручками: — Почему ты так любишь мучить меня?

Мои пальцы наматывают на палец ее прядь волос: — Это единственный раз, когда ты уделяешь мне все свое внимание, — мне нравится, что у Джин такое большое сердце. Она заботится обо всех. Нет ничего, что она не сделала бы для своей семьи.

— Тебе десять? Повзрослей, Сорен.

Она великолепна, когда борется со мной, и мой член твердеет от одного ее толчка. У меня чешутся руки, я хочу обхватить ее лицо, но это разрушит то, что сейчас происходит между нами. Ее красивые зеленые глаза смотрят на меня, и дыхание сбивается, когда я падаю, потерявшись в ней. Я хочу быть причиной ее улыбки.

Мой телефон звонит в кармане и разрушает чары. Она отходит, бормоча и называя меня лучистым дельфином. Я с улыбкой качаю головой, обожаю эти странные выдуманные имена, которыми она меня называет, потому что не любит ругаться.

— Сайрус, — отвечаю я, выходя из комнаты.

— У нас проблема с грузовыми контейнерами, — я щипаю себя за переносицу и вздыхаю, не желая разбираться с семейным дерьмом. Бросаю взгляд на Джиневру, которая притворяется, что не слушает. Когда это работа заняла второстепенное место в моей жизни? Раньше я жил ради таких моментов, а теперь все, чего я хочу, — это провести день со своей невестой. — Я сегодня немного занят свадебным дерьмом.

Тон моего брата становится раздраженным: — Джуд выбалтывает подробности о наших торговых путях, чтобы откупиться от своих наркодилеров. — Трахните меня. Я отодвигаю телефон от уха и наклоняю голову. Я люблю своего лучшего друга, но с каждым днем мне все труднее его защищать. — Это еще не все. Отец Кариссы пытается развязать войну, утверждая, что ты убил его дочь.

— Я этого не делал, — отвечаю я, стиснув зубы. Я отхожу от Джин, не желая, чтобы она слышала наш разговор. — Я сказал ей исчезнуть, вот и все.

— Я знаю. Я просто держу тебя в курсе. Наши парни подтвердили, что это он подстроил ограбление Джин. Хочешь, чтобы я кому-нибудь поручил разобраться с ним?

— Скажи мне, где мы можем встретиться, — Джин в любом случае предпочла бы провести день с мамой. Мы можем совершить покупки в другой день...

— Нет, свадебные дела важнее. Мы встретимся вечером, как только ты закончишь с Джиневрой.

— Хорошо. А пока давай отправим ему наше послание.

Мы пробуем десятый вкус торта, это так в стиле Джин. Любому другому человеку, во всяком случае в этом конкретном магазине, разрешается попробовать только пять.

— Мне нравится морковный торт, — наконец она принимает решение, улыбаясь мне. Я ненавижу морковный торт; сырный крем заставляет меня сожалеть обо всех решениях в жизни примерно через два часа после того, как я его съем.

— Я думал, что твой любимый шоколадный, — бросаю ей вызов.

Она мило пожимает плечами, хлопая густыми темными ресницами и невинно улыбаясь.

— Мне все равно, что ты выберешь. Я не ем десерты, — я смотрю на женщину, которая нам помогает: — Мы возьмем его.

Джин нежно касается моего предплечья: — Это наша свадьба. Мы будем рассказывать нашим детям об этом дне всю оставшуюся жизнь. Ты должен это попробовать. Это традиция, пупсик.

— В морковном торте нет ничего традиционного, — отвечаю я.

Она снова хлопает ресницами, ее ладонь скользит по моей руке: — Я думала, эта свадьба должна быть особенной. Я всегда мечтала о фотографиях с поеданием торта.

— Ты можешь выбрать несколько вкусов. Шоколадный и морковный? — она морщит нос от моего предложения. — Прекрасно. Пусть будет морковный.

Она хлопает в ладоши и вскакивает, чтобы обнять меня. Руки обвиваются вокруг моей шеи, ее маленькое тельце прижимается ко мне, и я говорю себе, что жертва стоит того.

— Что дальше? — спрашивает она с искренней улыбкой, которая не сходит с ее лица с тех пор, как я заставил ее пойти со мной сегодня. Возможно, это первый раз, когда она не думает о своей матери или работе. Она работает слишком усердно из-за ответственности, которую все на нее возлагают. Она опора своей семьи, и они всегда хотят от нее большего, вместо того чтобы решать свои собственные проблемы.

— Цветы, — моя рука прижимается к ее пояснице, когда я вывожу ее из пекарни.

— Какие цветы вы выбрали с Кариссой? — спрашивает она, заставая меня врасплох. Она отводит взгляд, как только я поворачиваюсь к ней лицом.

Я открываю для нее дверцу машины, а затем сажусь сам. Жаль, что мы не на моем мотоцикле. Мне больше нравится, когда она прижимается ко мне.

— Тебе придется спросить об этом мою мать. Никому из нас не было до этого дела.

Я сосредоточен на дороге, но краем глаза слежу за ее выражением лица. Она наклоняет голову, на ее лбу появляется морщинка.

— Вы, ребята, не делали этого?

— Нет, — отвечаю я более резко, чем намеревался. Она откидывается на спинку кресла, наклоняя голову, чтобы посмотреть в окно. Мне неловко из-за своей реакции.

Я кладу руку ей на бедро и сжимаю его: — Карисса и я... это никогда не было похоже на нас с тобой, — пытаюсь объяснить я. Меня никогда не волновала Карисса, но мысль о том, что к Джин прикоснется другой мужчина, сводит меня с ума.

Мы останавливаемся у цветочного магазина, и я переплетаю свои пальцы с ее. Ее рука невероятно крошечная. Я жду, что она отстранится, но вместо этого она слегка сжимает мою руку.

— Какие твои любимые цветы? — спрашивает она, и я смотрю на нее. Моя рука выскальзывает из ее пальцев, и я потираю затылок.

— Я не знаю.

— Думаю, сегодня мы это выясним, — отвечает Джин.

Она подносит к моему носу, наверное, сотый цветок и просит понюхать. Все они пахнут одинаково, но мне нравится, что ей важно мое мнение.

— А как насчет этого? — спрашивает она, поднося к моему носу еще один цветок.

Я хочу рассмеяться, но заставляю себя сохранять невозмутимое выражение лица: — Дай мне понюхать второй, — я слегка нахмуриваюсь, словно не могу принять решение. Я знаю, какие цветы она хочет, ее глаза постоянно возвращаются к ним.

— Хм... как насчет этих? — я беру цветок, на который она смотрела, единственный в этом месте, который я еще не нюхал.

— Это не свадебные цветы.

Я верчу желто-красный цветок кончиками пальцев и изучаю его.

— Он похож на птицу, но очень симпатичный.

— Он называется «Райская птица».

— Думаю, нам стоит их купить.

— Нет, — качает она головой, возвращая цветок туда, откуда я его взял.

— Почему бы и нет? — могу поклясться, что именно за эти цветы она бы ухватилась.

— Это любимые цветы моей мамы.

— Кстати, о твоей матери... — я прочищаю горло. Врач, которого я лично нанял для нее, прислал мне сообщение, что все документы оформлены, и она может возвращаться домой.

— Не сегодня, Сорен. Я только смирилась с тем, что она никогда не вернется домой.

Я поднимаю руку, но она опускает ее, явно разволновавшись. Я не ожидал такого развития событий.

— Джин, — я хватаю ее за плечи и поворачиваю к себе, — мы заберем ее сегодня и отвезем домой.

Она растерянно смотрит на меня и качает головой, все еще не веря.

— Не давай мне ложных надежд, — шепчет она. Одной рукой я обхватываю ее подбородок, а пальцами другой провожу по щеке.

— Инфекция прошла. У нее все еще рак, но она достаточно здорова, чтобы вернуться домой.

Она втягивает воздух и выглядит так, будто пытается сдержать слезы, ее глаза блестят от влаги.

— О, слава Богу, — она обнимает меня, зарываясь лицом в мою грудь.

Мои руки скользят к ее спине, обнимая в ответ. Я не произношу ни слова, не желая сказать что-то не то. Обычно я не отличаюсь чувствительностью и заботой. Для меня это неизведанная территория.

— Спасибо! — ее голос звучит приглушенно. Я вдыхаю и чувствую, как опускаются стены вокруг моего сердца.

Женщина в магазине исчезает в подсобке, чтобы дать нам пространство. Я провожу пальцами по ее спине, пока ее дыхание не нормализуется, и она отступает назад. Большим пальцем вытираю тушь под ее глазами.