Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Грейсона, и вижу, что он стоит прямо за мной. Он положил руки по обе стороны от меня, закрывая меня собой. Полагаю, сейчас сюда больше никого не пускают, потому что за те тринадцать минут, что его не было, он убедился, что может охранять крышу. Но я все равно ценю этот жест.

— Мне нравится, когда ты так счастлива. У тебя есть что-то особенное, Вай. Всегда было.

Мое сердце учащенно забилось - на этот раз не от страха, а от того, что Грейсон произнес столь неожиданные слова. Я поворачиваюсь к нему лицом, словно на каком-то автопилоте, который не желает останавливаться.

— Грей…

Мы так и застыли. Я в плену его объятий, а он изучает мое лицо, словно в нем заключена какая-то тайна вселенной. Мое тело реагирует на его близость. Мне хочется обхватить его за шею и почувствовать, как короткие волосы на его затылке щекочут мои пальцы.

Звонкий стук о перила на другой стороне крыши вырывает нас из этого момента. Грейсон отталкивается от меня и застывает на месте. Он осматривает каждый тускло освещенный угол, прежде чем снова обратить свое внимание на меня. Чистый страх смешивается с зелено-медовым цветом его глаз.

— Думаю, пришло время уложить тебя в постель.

Я киваю и позволяю ему провести меня обратно в номер, а когда мы едем на лифте вниз, я наконец спрашиваю — Как ты думаешь, там действительно кто-то был, или это просто разыгралось наше воображение?

— Я не уверен, но я не хотел рисковать и выяснять это.

Это достаточно честный ответ, и я не настаиваю на большем. Когда мы возвращаемся в номер, я опускаю взгляд на свою одежду. — У меня нет пижамы. Я носила ее весь день, и мне очень хочется принять душ и вылезти из нее.

Грейсон улыбается. — Нет, есть. Я всегда беру с собой свою сумку с одеждой, правда, она будет тебе велика, но не думаю, что это будет проблемой. В моем рюкзаке ты найдешь пижамные штаны и футболку, которые сможешь надеть на ночь. Утром я попрошу водителя забрать твою сумку из другого отеля.

Мое сердце согревается от этого жеста. — Спасибо. Это очень мило. А как же ты? — он качает головой. — Я не буду спать сегодня. Я буду дежурить прямо у твоей двери. Либо в спальне, либо в коридоре. Или так, или так.

— Хорошо, если ты уверен…

— Уверен. Иди в душ.

Повинуясь его приказу, я иду в ванную, которая почти такая же большая, как и сама спальня. Кому нужна ванная такого размера? Покачав головой, я снимаю с себя леггинсы, футболку, лифчик и трусики и оставляю их кучей лежать посреди кафельного пола.

Плиточный пол с подогревом. Господи. Вот к этому я могла бы привыкнуть. Надо будет попросить папу установить их.

Я включаю воду, пока она не становится такой горячей, что ванная наполняется паром, и встаю под душ. Вода кажется такой чертовски приятной, как массаж для моих усталых, напряжённых мышц, а также как бальзам для моего измученного сердца, как бы нелепо это ни звучало. Мне просто нужно снова почувствовать себя чистой. Сейчас я чувствую себя... мерзко. Грязно. Как будто кто-то прикасался ко мне, даже если это было не так.

Даже под водой я дрожу, и лишь через несколько минут я чувствую себя достаточно чистой, чтобы выйти из душа. Но я не могу этого сделать. Я не могу пошевелиться. Я так боюсь, что, когда я выйду, кто-то выскочит и напугает меня до смерти. Кто именно, я не знаю. Но знаю только, что мне до усрачки страшно.

Наконец я набираюсь смелости и выхожу, вытираюсь насухо, надеваю одежду Грейсона и расчесываю спутанные волосы. Когда волосы мокрые, они доходят мне почти до поясницы, а у меня нет с собой ни одного средства для волос, поэтому я трачу секунду на то, чтобы заплести их в косу. Когда я выхожу из ванной, Грейсона нигде не видно.

Должно быть, он уже в коридоре. Когда я смотрю в глазок, он стоит перед нашей комнатой и разговаривает по телефону. Глубоко вздохнув, я поворачиваюсь, чтобы вернуться в спальню, которую я провозгласила своей.

Неважно, насколько удобен роскошный матрас или мягки простыни, я продолжаю ворочаться. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу эту дурацкую хэллоуинскую маску, а вслед за ней - образы… Мне должно быть стыдно за себя. Каждое прикосновение его пальцев преследует меня. То, как он овладевал моим телом. Как он использовал мой рот. Как он дергал меня за волосы…

— Блядь, - шиплю я, хватая подушку и засовывая ее себе между ног. Это лучше, чем ничего. И я определенно не буду трогать себя, когда рядом бродит Грейсон.

Я падаю на спину и смотрю в потолок. После всего, что я пережила, мне нужно выспаться. Поэтому я прибегаю к единственному способу, который мне помогает. Я считаю овец. Забавно, но это работает, и я проваливаюсь в сон, досчитав до четырехсот семидесяти двух овец.