25

25

Тишина в гостиной почти зверская.

Каждый из братьев зол по разным причинам. Маркус в ярости от того, что я поделилась своим телом. Леви в ярости от того, что ему только что пришлось спасать меня от полета с крыши. С Романом разобраться сложнее. Он мог быть зол из-за того, что только что произошло с его отцом, или он мог просто злиться на весь мир. Трудно сказать. Хотя есть у них одна общая черта - все они в ярости на меня.

Я тяжело вздыхаю и прислоняюсь спиной к стене, наблюдая, как Роман опускается рядом с одним из своих спящих волков и кладет его большую голову себе на колени. Маркус садится прямо напротив меня, его суровый взгляд пронзает меня, как кинжалы, в то время как Леви стоит, уперев руки в бока, и ходит взад-вперед за длинным диваном.

Нервы переполняют мое тело, когда мой взгляд падает на больших волков, которые, кажется, заполонили всю комнату. Для нервозности нет причин, но по чему-то я не могу заставить ее исчезнуть.

— Что с ними не так? — Спрашиваю я Романа, мало что, зная о животном у него на коленях, но понимая, что что-то не так, раз они даже не зашевелились, когда мы вошли.

— Они под действием транквилизатора, — бормочет Роман, его рука зарывается в мех на голове большого волка. — Только так мой отец смог проникнуть сюда незамеченным. Они любят охотиться по периметру владений по ночам, так что никто не попадет внутрь, если не придет подготовленным. С ними все будет в порядке. Это не в первый раз. Скоро они придут в себя, но, когда это произойдет, они будут жаждать крови.

Я тяжело сглатываю, мой взгляд перемещается от волка к Роману.

— Как их зовут? — Спрашиваю я, зная, что на каком-то уровне мне следовало бы бояться этих животных, но, когда они со своими хозяевами, они послушны и добры, их прекрасно контролируют.

— Имена? — спрашивает он, в замешательстве хмуря брови. — У них их нет. Это оружие, а не домашние животные.

Я закатываю глаза и качаю головой.

— Ты издеваешься надо мной, да? — Я смеюсь, указывая на чудовище, язык которого свисает вдоль бедра. — Вот эти звери - настолько домашние животные, насколько они могут быть домашними. У них на кухне есть миски для еды, вода почти в каждой комнате. Ты выпускаешь их побегать в поле и, держу пари, даже прижимаешь к себе ночью. Посмотри, как ты чешешь ему голову. Они домашние животные. Ты заботишься о них. Неужели ты так далеко зашел, что не видишь этого?

— Ты, блядь, понятия не имеешь, о чем говоришь.

— Ты знаешь, что я права, и это пугает тебя до чертиков.

Леви перестает вышагивать и опирается на спинку большого дивана.

— Давайте прекратим нести чушь? Ты пыталась сбежать. Ты сделала именно то, чего мы просили тебя не делать. Правило номер один. Как мы должны после этого обеспечивать твою безопасность?

— Безопасность? — Спрашиваю я, встречая его пристальный взгляд и тут же съеживаюсь под ним, воспоминания о том, что произошло на крыше, все еще так свежи. — Это ваша версия обеспечения моей безопасности? В этом даже нет смысла. ВЫ ПОХИТИЛИ МЕНЯ. Я здесь не для того, чтобы тусоваться и узнавать вас получше. Вы держите меня здесь против моей воли, заставляете меня делать и быть свидетелем вещей, которые серьезно морочат мне голову, а потом вам пришла в голову блестящая идея выставить меня перед вашим отцом. Я никогда в жизни не была в такой опасности.

— Ты пыталась сбежать, — повторяет Леви, его жесткий, смертоносный взгляд впивается в меня.

— Не от вас, — возражаю я, выдерживая его взгляд и отказываясь сдаваться. — Я думала, вы, парни, ни за что бы там не выжили. Вы были в меньшинстве, и все, что я могла представить, это вас троих, лежащих в луже крови рядом с Эбигейл, а я была бы - следующая. У меня не было выбора, кроме как бежать. Это был единственный способ спастись.

Маркус встает.

— Ты действительно думала, что мы позволили бы этому случиться с тобой после всего, что мы для тебя сделали?

— Ладно, — смеюсь я, прижимая руку к виску, поскольку быстро начинается жестокая головная боль. — Чего ты не понимаешь? Я думала, ты все равно что мертв. Как бы ты спас меня, если бы истекал кровью на полу? У меня не было выбора, кроме как попытаться спастись самой.

Роман усмехается.

— Бросившись с гребаной крыши в пустую бетонную яму внизу? По-моему, это чертовски потрясающая идея.

Я бросаю на него злобный взгляд.

— Я не знала, что бассейн пустой, — бросаю я ему в ответ. — У каких идиотов на заднем дворе пустая бетонная яма? Откуда мне было знать? Снаружи была кромешная тьма. Я едва могла видеть.

— Есть идея, — усмехается Маркус. — Если ты, черт возьми, не видишь, что под тобой, не пытайся прыгнуть туда.

— Пошел ты, — огрызаюсь я, прищуривая свой жесткий взгляд. Я не могу справиться с его плохим настроением прямо сейчас. Ну и что, что я позволила его брату трахнуть меня на крыше? Я не виновата, что он решил стоять там и смотреть. Мое тело принадлежит мне, и я могу отдать его кому захочу, и если он захотел забраться на крышу, чтобы посмотреть, то это все на его совести. — Ты маленькая сучка, когда ревнуешь.

— Ревную? — он рычит, шагая ко мне и возвышаясь надо мной со своим угрожающим взглядом. — Я, черт возьми, не ревную.

— Правда? Ты не стоишь здесь, прикусив язык из-за того, что Леви трахнул меня, когда я сказала тебе, что я вся твоя? Что я не позволю Роману или Леви прикасаться ко мне, но я разделила с ним свое тело. Я позволяю ему брать от меня все, что он, черт возьми, захочет, и, черт возьми, я планирую делать это снова и снова. Он заставил мое тело ожить, и то, как моя киска сжимала его член, когда я кончала, было чертовски невероятно. Ты хочешь сказать, что это не действует тебе на нервы?

Маркус ударяет рукой по стене рядом с моей головой.

— Если это твой способ просить прощения, ты делаешь это неправильно. Когда ты будешь молить о пощаде, у тебя должны кровоточить колени.

Я приподнимаю бровь, отталкиваясь от стены и становясь прямо у него на пути.

— Я произвожу на тебя впечатление человека, который будет просить прощения у троих мужчин, которые привели меня в мир, полный кровопролития и жестоких убийств?

Маркус возвышается надо мной.

— Нет, но ты производишь впечатление человека, который знает, что для нее хорошо.

Я прищуриваюсь, гнев кипит под поверхностью.

— Я никогда не буду умолять тебя на коленях.

— Прекрасно, — мрачно пробормотал он, прижимаясь ко мне и низко опуская голову, так что его рот оказался прямо над моим ухом. — Я предпочитаю, чтобы ты лежала на спине.

Я тяжело сглатываю и отталкиваю его от себя, удивленная, когда он действительно сдвигается.

— Отстань от меня, — рявкаю я. — Сейчас середина гребаной ночи. Люди твоего отца вытащили меня из постели, чтобы я поиграла в самую отвратительную игру "ини, мини-мани, мо", попыталась полететь, а потом меня трахнули, когда я свисала с крыши твоего извращенного замка. Ты сказал, что пришло время поговорить, так давай поговорим. В противном случае я бы хотела вернуться в постель и притвориться, что ничего этого не было.

Маркус вздыхает, на мгновение прищурившись, прежде чем, наконец, уступить мне дорогу и жестом предложить сесть.

— Что ты хочешь знать? — Спрашивает Роман, когда Маркус обходит меня и направляется обратно к своему дивану.

Я опускаюсь на диван и подтягиваю под себя колени, даже не зная, с чего начать.

— Я хочу всадить пулю между глаз вашего отца, — говорю я им, решив, что не хочу тратить время на хождение вокруг да около. С таким же успехом можно выложить все это на стол.

— Вступай в клуб, — бормочет Леви. — Мы позволили ему уйти сегодня вечером только потому, что он все еще нужен нам.

— Потому что скоро вы его свергнете?

— Достаточно скоро, — говорит он. — Пока нам нужно, чтобы он продолжал заключать сделки и управлять семейным бизнесом. Когда мы будем готовы и получим то, что нам нужно, мы разыграем свои карты, но только тогда, когда это будет иметь значение. Мы не можем позволить себе все испортить. Так что пока мы просто должны набраться терпения и вынести это.

Я киваю, удивленная тем, что он дал полный и честный ответ. Обычно в этот момент они дают мне достаточно, чтобы я не сошла с ума, и встают, чтобы уйти, но когда каждый из них остается на своем месте, выжидающе глядя на меня, я понимаю, что это действительно так. Они собираются рассказать мне то, что я хочу знать, но если я зайду слишком далеко, то просто вернусь к исходной точке.

— Я, эээ... … Я не понимаю, почему вы, парни, продолжаете пытаться защитить меня. Вы совершенно ясно дали понять, что я всего лишь предмет, занимающий место в вашем доме, и все же вы пошли убить того парня на складе, а затем защитили меня от своего отца, когда он попытался застрелить меня в столовой. Я просто… почему?

Маркус вздыхает, наклоняясь вперед и опираясь на колени, когда его взгляд опускается на кофейный столик, понимая, что этот вопрос адресован ему.

— Хотел бы я сказать тебе, — бормочет он, не зная, что сказать. — Но я, честно говоря, ни хрена не знаю. У нас здесь раньше были девушки, и я просто позволял им погибнуть, когда мой отец решал, что они того не стоят, но не ты. Ты боец. Ты выливаешь наше дерьмо прямо на нас. Ты интригуешь. Ты меня интересуешь, и пока я не пойму, что это значит, я не позволю ему лишить тебя жизни.

— А если ты решишь, что я не такая интригующая, как тебе показалось вначале?

Он пожимает плечами.

— Думаю, нам придется посмотреть, произойдет ли это.

Леви отталкивается от края дивана.

— Это незнакомая территория для нас, — объясняет он. — Наш отец предлагает нам держать здесь девушек в качестве развлечения, и только с одной мы сблизились. Она была опасной игрой, и ничем хорошим это не закончилось. Для нас было бы разумно держаться на расстоянии.

— Ты имеешь в виду Фелисити? — Спрашиваю я, мой взгляд нерешительно возвращается к Роману. — Ты был влюблен в нее, не так ли?

Он долго смотрит на меня, и никто не произносит ни слова, пока он, наконец, не кивает.