К счастью, таких было немного. В годы войны офицеры Генерального штаба заслужили признание. Еще раз сошлюсь на такой пример. Подполковник Н. В. Резников не побоялся правдиво доложить в Генеральный штаб о неправильных действиях командарма генерал-лейтенанта В. Н. Гордова. По его докладу на Западный фронт выезжала специальная комиссия Государственного Комитета Обороны, в состав которой входил и автор этих строк. Доклад Резникова не только подтвердился, но и позволил вскрыть массу новых недостатков. По результатам работы комиссии было принято специальное постановление ГКО с оценкой деятельности войск Западного фронта и серьезными организационными выводами.

Высокое качество работы всегда служило мерилом подготовки генштабистов, хотя, как известно, точных критериев здесь нет и не может быть. Офицер штаба не производит материальных вещей, на которые существуют установленные стандарты и допуски. Он не создает и таких технических или духовных ценностей, как изобретение, инженерное сооружение или литературное произведение... Значительная часть, если не большинство офицеров крупного штаба даже не выдают командованию готовой продукции, а являются лишь участниками процесса составления того или иного документа, причем только по своей специальности. Окончательный же итог этой работе подводят лишь бой, сражение, другие практические дела, которые вершатся по документам, разработанным штабом. Многолетний опыт позволяет утверждать, что штабному офицеру можно достигнуть высокого качества работы лишь при условии выполнения целого комплекса требований. Какие же это требования?

В годы войны в Генеральном штабе ставилось на первое место умение человека быстро схватывать тенденцию развития того или иного явления, события и, поняв ее суть, заранее предвидеть, к чему она может привести. Предвидение - одно из важных качеств не только полководцев, но и штабных офицеров. Без него можно остаться механическим фиксатором событий, отстающим к тому же от их развития. В первые военные месяцы 1941 г., когда события стремительно развивались не в нашу пользу, многие распоряжения и директивы отставали от хода событий и не могли быть выполнены войсками. Происходило это не от военной неграмотности генштабистов, а оттого, что мы, во-первых, не имели точных данных о нахождении своих войск и противника и, во-вторых, не могли заставить себя на первых порах войны смириться с тем, что события развиваются столь неблагоприятно для нас. Потребовалось несколько горьких месяцев, чтобы научиться трезво оценивать события. И тогда уже, как правило, Ставка Верховного Главнокомандования и ее аппарат - Генеральный штаб начали правильно анализировать обстановку, вовремя предлагать и принимать решения.

Следующим важным фактором, определяющим качество работы штабного офицера, являлась реальность выводов, предложений и соображений, которые он представляет командованию. Операторы помнили об этом особенно хорошо: кто-кто, а они-то знали, что красивые стрелы на картах сами по себе ничего не стоили, если под замыслы не подведена реально существующая материальная база, если они надежно не подкреплены в организационном отношении.

Во время войны в Генеральный штаб поступали сотни предложений от военных и гражданских лиц по поводу деблокирования Ленинграда, защиты Севастополя, разгрома немцев под Москвой и Сталинградом и по множеству других вопросов, связанных с войной. Все эти предложения давались от чистого сердца, были проникнуты заботой о судьбе Родины, направлены на скорейший разгром противника. Но большинство предложений были просто нереальны, так как авторы не знали истинного положения дел с ресурсами, не были осведомлены о состоянии и положении войск. Имелись и такие предложения, которые полностью или частично принимались, они относились главным образом к техническим вопросам.

Не часто, но отвергались порой и предложения фронтов и армий. Они не были плодом досужей фантазии. Напротив, командующие и штабы взвешивали, казалось бы, все достаточно тщательно. Однако и они ошибались, преувеличивая, например, возможности Ставки. В 1944 г. операторы Генерального штаба были буквально поражены красотой редкого по форме и оригинальности замысла операции большого размаха, предложенного К. К. Рокоссовским и его штабом для разгрома противника в Белоруссии. Выдающийся советский полководец задумал обойти с запада главные силы группы армий "Центр", расположенные к востоку от Минска. Для этого он предложил наступать с юга из-за Полесья так, чтобы выйти в тыл немецко-фашистских войск на рубеж Кобрин, Слоним, Столбцы и затем одновременными сходящимися ударами уничтожить их. Читатель, вероятно, согласится, что выполнение такого замысла принесло бы нам большой стратегический выигрыш. Операторы Генштаба, получив предложения Рокоссовского, тщательно рассчитали силы и средства, которые следовало выделить для этой цели. Расчеты показали, что страна не могла тогда дать требуемые силы. А. И. Антонов доложил об этом Ставке, и план был переработан.

В годы войны хорошо работающие штабы отличала обычно и образцовая штабная документация. Она, как в зеркале, отражала лицо командующего и других начальников, организующих и осуществляющих управление войсками. Операторы Генштаба уже по одному внешнему виду определяли, откуда пришла та или иная бумага. Но, конечно, важнее всего было ее содержание. Сложились безусловные требования к документу. Каждая бумага, направленная штабом в любую инстанцию, должна была быть убедительной, доказательной, формулироваться ясным языком, не допускающим никаких иных толкований и не требующим для понимания каких-либо справок. Короче говоря, важна безукоризненная ясность мысли. Документ, не отвечающий этим требованиям, как правило, приходилось дополнительно разъяснять, вдогон ему посылать уточнения и поправки. Такой документ не вызывал к себе уважения и нередко плохо исполнялся.

Общеизвестно, что краткий документ ценнее длинного. Поэтому каждому штабному офицеру приходилось учиться составлять документы именно так. Но выполнить это требование было нелегко. Проще написать длинно, чем коротко. Но в военном деле краткость необходима. Если обратиться к директивам и распоряжениям Ставки и Генерального штаба за годы войны, то можно видеть, что все они, за редким исключением, укладывались в одну-две страницы.

Разумеется, в штабах нельзя обойтись без документов большого объема. Это различные планы, оперативные и разведывательные сводки, всякого рода справки. Речь идет не о них, а об исполнительных документах, хотя и к указанным предъявляются такие же требования.

В практике крупных штабов, в том числе и Генштаба, за годы войны сложилось правило, что все важные документы писались самими штабными начальниками. Документ не передавался по инстанции вниз до младшего офицера, а потом по той же цепочке вверх. На это уходило бы слишком много времени, да искажался бы и смысл задуманного предприятия. В итоге получалось, что меньше времени ушло бы на составление документа самим начальником, чем на исправление ошибок и искажений по тексту и смыслу, допущенных подчиненным. Штабным начальникам лично работать над документом было полезно и потому, что это заставляло их мыслить самостоятельно и творчески. Само собой разумеется, сказанное не означает, что начальник должен был исполнять все сам, это наихудшая крайность. Главная его забота состояла в том, чтобы организовать работу, направлять и контролировать ее. На партийных собраниях мы не раз вспоминали слова В. И. Ленина: "Коммунисты у нас до сих пор еще мало умеют понять свою настоящую задачу управления: не "самим" стараться "все" делать, надрываясь и не успевая, берясь за 20 дел и не кончая ни одного, а проверять работу десятков и сотен помощников..."{53}

Условия войны еще более подчеркнули такую характерную и неотъемлемую черту стиля работы всех штабов, как высокая требовательность к себе и подчиненным. Требовательность всегда основывалась на строгом и непременном выполнении приказов, распоряжений, на глубоком знании вопросов, которыми штабной офицер ведал, умении работать, на профессиональных навыках, доведенных до степени совершенства. Ни о какой требовательности не могло быть речи, если она не преследовала интересов дела, если офицер исходил из правила "так я хочу", без учета логики и здравого смысла. Морального права требовать не было и у того, кто сам неточно выполнял приказания.