ДВА

Остин

ДНЁМ РАНЕЕ

ГОВОРЯТ, что кровь гуще воды, и я всегда считал это правдой.

До сегодняшнего утра.

— Раскопки? — я уставился на свою сестру, которая только что объявила, что не сможет больше нянчить меня этим летом. — Ты серьезно?

— Это очень важные раскопки! — запротестовала Мейбл, ее глаза за очками стали широкими и серьезными.

— Для чего именно ты оставляешь меня на раскопки? — я поставил детям миски с хлопьями и взял одной рукой их стаканы с соком.

— Мы никогда не знаем, вот что делает это увлекательным! —- Мейбл последовала за мной от кухонного стола к раковине. — На этом месте находили самые разные вещи. Кости, каменная посуда, монеты, другие артефакты. Эти раскопки могут очень помочь нам понять раннюю жизнь в колониях!

Я нахмурился, когда ополоснул все и загрузил посудомоечную машину. — Мне кажется, ты не понимаешь моей нынешней жизни отца-одиночки с семилетними близнецами.

— Понимаю, Остин, — настаивала Мейбл. — И мне жаль, что я оставляю тебя на произвол судьбы. Но такая возможность выпадает раз в жизни, и я не собираюсь выбрасывать свой шанс! — она приняла драматическую позу, устремив палец со спусковым крючком в потолок.

— Пожалуйста. Больше никакого Гамильтона. Это будет единственным положительным моментом в том, что ты уйдешь — мне не придется слушать этот саундтрек каждый день. — я посмотрел на нее через плечо. — Но разве ты не могла рассказать мне об этом раньше?

— Мне очень жаааааль. — Мейбл сцепила пальцы и положила подбородок на костяшки пальцев. — Это было предложение в последнюю минуту, и мне повезло, что я его получила. Пожалуйста, не сердись — это может помочь мне поступить на более престижную докторскую программу. Это моя мечта.

— Я не сержусь, — пробормотал я. На самом деле я был счастлив, что она смогла довести свою академическую мечту до финиша.

Из пяти братьев и сестер Бакли Мейбл была самой умной — она выкладывалась в школе на полную катушку, получала кучу стипендий и заслужила все похвалы, которые когда-либо получала. Не ее вина, что моя жизнь сделала крутой поворот после смерти нашего дяди, оставив отца без делового партнера, или что я попал на серьезную развилку, когда неожиданно узнал, что в двадцать пять лет стану отцом двоих детей.

— Потому что, если ты действительно сердишься, я могу отказаться и остаться здесь на это лето, — торжественно продолжила Мейбл. — Я обещала тебе помочь, и ты знаешь, как я люблю детей. К тому же, если ты будешь продолжать делать такое лицо, все эти морщины на твоем лбу могут так и остаться.

Я закатил глаза, хотя и попытался немного расслабить лицо. — Я бы никогда не заставил тебя торчать здесь ради меня. Тебе нужно ехать.

— Спасибо! — она обняла меня, прижав мои руки к бокам и прижавшись щекой к моей спине. — Я обязательно помогу тебе найти няню на замену до моего отъезда!

— Мейбл, сегодня пятница. Ты сказала, что должна быть в Вирджинии в воскресенье.

— Сегодня утро пятницы. Это дает мне практически два полных дня! Я уверена, что смогу уложиться в это время. Ты же знаешь, у меня шестое чувство на людей.

— А на дворе уже июнь. По всему городу висят объявления "Требуется помощь". У всех, кто подходит, уже есть работа на лето. — я запустил посудомоечную машину, протёр столешницу, на которую кто-то пролил молоко, заливая хлопья (вероятно, Оуэн, поскольку Аделаида была такой же аккуратисткой, как и я), и проверил таблицы обязанностей на холодильнике, чтобы убедиться, что дети справляются с недельными обязанностями. Крестики Аделаиды идеально вписались в каждый квадратик — ни одного не пропало. В таблице Оуэна было несколько пустых мест, и он отмечал каждое выполненное задание по-разному: иногда наклейкой, иногда смайликом, иногда смешной фигурой, которая, как я знал, должна была быть гитарой, на которую он копил деньги.

— Не обязательно. — Мейбл потащила меня к дому. — Должно быть, кто-то все еще ищет работу.

— Кто-то с опытом работы по уходу за детьми? — я сверился с часами и крикнул детям, поднимаясь по лестнице, что до отъезда осталось ровно пять минут.

— Именно.

— Кто умеет готовить?

— Конечно.

— С собственным транспортом? — я проверил их рюкзаки, чтобы убедиться, что у них есть все необходимое для лагеря — купальные костюмы, полотенца, солнцезащитный крем, очки, шлепанцы, обеды.

— Конечно.

— Кто понравится детям? — вчерашнее полотенце Оуэна все еще лежало в сумке, влажное и пахнущее хлоркой, и я вытащил его.

— Я имею в виду, не так сильно, как они любят меня..., — пошутила она.

— И никакой судимости?

— Вот теперь ты просто придираешься. — она встретила мой грязный взгляд наглой ухмылкой. — Знаешь, если бы ты честно сказал папе, что хочешь бросить "Два Бакли" и заняться производством мебели, тебе не нужна была бы няня на полный рабочий день. Ты мог бы работать дома.

— Ты же знаешь, что я не могу этого сделать.

— Почему?

— Потому что это разбило бы сердце отца. Его отец и дед основали этот бизнес в 1945 году. Он и его брат управляли им в течение сорока лет. Когда дядя Гарри умер...

— Я знаю эту историю, — вмешалась Мейбл. — Я знаю, что ты отказался от учебы в колледже ради него.

— Я не об этом. Колледж не имел для меня большого значения. Я даже не знаю, что бы я там изучал, — сказал я.

Архитектуру, подумал я.

— И у меня никогда не было таких оценок, как у тебя. Я бы, наверное, вылетел.

— Чушь. — тон Мейбл был свирепым. — Я имею в виду, что ни у кого из вас не было таких оценок, как у меня, но в твоем случае, я думаю, это было потому, что ты постоянно работал. Школа не была твоим приоритетом.

— Отец в одиночку воспитывал пятерых детей, — сказал я. — Я хотел помочь.

— Ты и помогал, Остин. — голос Мейбл смягчился, и она потянулась, чтобы сжать мое предплечье. — Я уверена, что мои друзья по детскому саду считали тебя моим отцом, потому что ты всегда ждал меня после школы.

Я приподнял одну бровь. — Мне было пятнадцать.

— Именно так. Это было очень давно. – её голос становился все тверже, когда она читала мне лекцию. — Сейчас папе шестьдесят пять лет, у него больное сердце и плохие бедра. Он не может работать вечно. Когда он выйдет на пенсию, ты собираешься поддерживать его бизнес только для того, чтобы сделать его счастливым, вместо того чтобы заниматься любимым делом?

— Занятие любимым делом нас не обеспечит, — сказал я, уклоняясь от ответа на вопрос. — Во всяком случае, не на какое-то время. Мне нужно оплачивать счета, и я хочу, чтобы дети могли посещать летние лагеря и заниматься спортом. Аделаида говорит об уроках парусного спорта. Оуэн хочет гитару.

Вздохнув, она выхватила полотенце из моих рук. — Вот, я положу его в стирку. А ты возьми чистое.

Пока она спускалась в подвал, я поднялся наверх и достал чистое полотенце из шкафа в холле, дважды проверив, что на бирке написано Buckley, чтобы оно не потерялось. Аделаида как раз выходила из своей комнаты.

— Ты заправила постель? — спросил я ее, хотя в этом не было необходимости. Аделаида всегда заправляла свою постель.

— Да, — сказала она. — У меня есть время, чтобы тетя Мейбл заплела мне волосы?

— Если ты поторопишься. — я приподнял ее лицо за подбородок и посмотрел на розовый веснушчатый нос. — Сегодня побольше солнцезащитного крема, пожалуйста. И, наверное, тебе стоит надеть шляпу.

— Хорошо. — она спустилась по лестнице, и я заглянул в ее комнату.

Постель заправлена, свет выключен, пижама убрана. Заглянув в комнату ее брата, я увидел обратное: плед на кровати, пижама на полу, ящик открыт, свет горит. Выбросив его пижаму с Капитаном Америкой в корзину для белья — утром он пролил на нее сок, — я покачал головой, выключил свет и пошёл в свою спальню напротив.

Быстро двигаясь, я застелил покрывалом единственную сторону на двуспальной кровати, которая использовалась. Я даже не знал, зачем купил такую большую кровать, когда мы переехали сюда два года назад — с тех пор как родились близнецы, мне приходилось спать одному. Не то чтобы я был полностью соблюдал целибат в течение семи лет, но я точно мог сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз занимался сексом.

И даже не загнув всех пальцев.

На мгновение я посмотрел на свои руки — широкие, шершавые и мозолистые, костяшки слегка припухли, ногти подстрижены, но кутикулы неровные. На тыльной стороне левой руки был порез от того, что я вчера поцарапал ее о гвоздь, торчащий из старой палубной доски, а на большом пальце правой руки образовался волдырь из-за дырки в перчатках. Это были руки рабочего человека, и я даже не мог вспомнить, когда они в последний раз проводили по нежной женской коже, скользили по длинным шелковистым волосам или хватались за изогнутые бедра.

Неужели с этой частью моей жизни было покончено навсегда? В большинстве случаев я был так занят, что у меня даже не было времени скучать по этому. Но время от времени, после того как выключался свет и в доме становилось темно и тихо, я лежал один в своей постели и жалел, что у меня нет никого, с кем можно было бы немного пошуметь.

Не то чтобы за эти годы не было предложений, как явных, так и незаметных. Но я не встречался. Во-первых, у меня не было времени. Если не считать недели, которую близнецы проводили с матерью в Калифорнии каждое лето, то они были под моей ответственностью двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. А хороший отец ставит своих детей на первое место.

Оуэн все еще находился в ванной комнате, которую он делил с сестрой, и чистил зубы.

— Ты уже готов, приятель? — спросил я.

— Женщина сказала, что я должен чистить зубы две полные минуты, — ответил он.

— Какая женщина? — засунув полотенце под мышку, я вернул колпачок зубной пасты на место.

— Женщина у стоматолога. — он сполоснул зубную щетку и несколько раз стукнул ею о край раковины, после чего положил ее обратно в держатель.

— Это гигиенист. И еще она сказала, что нужно чистить зубы зубной нитью каждый день, но я не вижу, чтобы ты это делал. — я нахмурился, глядя на его беспорядочные каштановые волосы. — Хорошо, что у тебя сегодня стрижка. Ты уже расчесал эту шевелюру?