ГЛАВА 21

ДОМИНИК

Пока я добираюсь до порта, небо заволакивают темные тучи. Здесь холодно, и сильный ветер шепчет мне в уши гимны смерти, проносясь мимо.

Со мной Маркус, остальные мужчины - их около девяноста - присоединятся к нам через несколько минут. Кирилл не пытался умерить пыл ни одной из камер видеонаблюдения, и это может означать только одно: он ждал моего прихода.

Он знал, что я попадусь в его ловушку.

Но чего он не знает, так это того, что сегодня ночью он сам попадет в свою паутину.

— Ты готов?

Маркус кивает.

— А ты?

Я киваю.

Мы обыскиваем склады, пока не находим один, в котором горит свет.

— Это, должно быть, тот самый, — говорит Маркус.

— Так и есть.

Мы крадемся к складу, но как раз в тот момент, когда мы собираемся войти, из темноты появляются два телохранителя. Я достаю из кобуры пистолет, и мне требуется всего две пули, чтобы положить конец их жизни.

Маркус улыбается.

— Отличный выстрел, брат. Ты не потерял хватку.

— Как будто я мог бы, — мрачно отвечаю я.

Кирилл и Федерико сидят напротив входа, когда мы входим в склад, их окружают телохранители, около пятидесяти человек, все вооружены и готовы расправиться с двумя мужчинами.

Киски!

Я осматриваю комнату в поисках Елены, но нигде ее не вижу.

— Где она, блядь, находится?

— Полегче, парень, — говорит Кирилл, его голос хриплый, с густым русским акцентом и высокомерием, которое он носит как плохо подогнанную броню. — Только попробуй нагадить мне, и сучка сдохнет.

Мое терпение теперь в запасе. Клянусь Богом, никто не уйдет отсюда живым, если Елене будет причинен хоть какой-то вред.

— Чего ты хочешь?

Злая улыбка морщит его лицо.

— Отдай им свое оружие. Никаких фокусов. Эта сучка теряет по пальцу с каждым твоим глупым движением.

Я снимаю свои пистолеты, все пять, пристегнутые к груди, заднему карману и ногам, а затем бросаю их на пол. Маркус делает то же самое, и мы поднимаем руки над головой, пока один из его людей обыскивает нас.

Когда он заканчивает, то кивает Кириллу.

— На них ничего нет.

Кирилл снова кивает, и пронзительная боль пронзает мою голову, опуская меня на одно колено. В ушах звенит, зрение затуманивается, но я не позволяю себе погрузиться во тьму, вцепившуюся в меня холодными руками.

Я не могу. Сначала я должен спасти Елену.

— Могущественный Доминик Романо, — говорит Кирилл. Он подходит ко мне и огибает меня, его лицо кривится в улыбке. — Ты шел к своей гибели в одиночку и ради чего? Из-за куска пизды? Жаль, что ты так рано потерял отца. Тебе еще предстояло многому научиться.

Ярость закипает во мне, но я приберегаю все силы, чтобы напасть на него, когда представится возможность.

— Ты не будешь так разговаривать с моим братом, — рычит Маркус рядом со мной.

Кирилл улыбается.

— Вы, братья, просто мускулы без мозгов. Оглянитесь вокруг, что вы видите?

— Стариков, которых я бы избил до полусмерти, если бы не костюмированные дураки, защищающие вас обоих, — возражает Маркус. Кирилл подает сигнал одному из своих телохранителей, тот делает шаг вперед и бьет Маркуса пистолетом в живот.

Мой брат застонал рядом со мной, схватился за живот и улыбнулся.

— Это лучшее, что у тебя есть?

— Нет, вообще-то. — Кирилл возвращает свое внимание ко мне. — Но, к сожалению, ты не гвоздь сегодняшнего шоу, мальчик. Это твой брат.

Собравшись с силами, я поднимаюсь на ноги.

— Чего ты от меня хочешь?

— Хороший вопрос. — Кирилл держит руки за спиной, его живот выпячивается вперед. — Ты осмелился бросить мне вызов, когда вернулся в Нью-Йорк и заявил, что город будет твоим. Ты, должно быть, забыл, что этот город принадлежит мне. Не тебе и не твоему ублюдочному отцу.

— Так вот почему ты убил моего отца?

Он хихикает как сумасшедший.

— Твой отец получил то, что должен был получить. Он должен был знать, что наживет себе врагов, когда решил стать богом Нью-Йорка.

Я сжимаю челюсти, пытаясь сдержать дрожь в голосе:

— Так ты убил его?

— Разве это проблема, если я это сделал? Ты знаешь, как это делается, парень. Это мафия, слабейших уничтожают. Как и тебя скоро.

Я задыхаюсь от гнева, который пытаюсь сдержать. Потом она прорывается сквозь меня, и я больше не могу сдерживаться. Я с рыком бросаюсь на Кирилла, вбивая кулаки во все его части, которые только могу найти. К счастью, мои люди подоспели как раз вовремя, и началась перестрелка. Звон выстрелов и запах пороха в воздухе еще больше разжигают мой гнев.

Когда мне удается сдержаться, я перестаю бить Кирилла и крепко хватаю его за челюсть.

— Где Елена?

Смех старика – это образ глупости и боли. Он хнычет и издает звук маньяка, который я презираю.

— Где она?

— Ты никогда ее не найдешь. Эта сука, скорее всего, где-то сдохла. — Я стону и еще несколько раз бью его кулаком в челюсть, пока не выбиваю из него сознание.

— Ты в порядке? — Спрашивает Данте, когда я встаю.

— Где Федерико? — Я осматриваю комнату. Ублюдка нет.

— Черт. Иди и найди ее, а я позабочусь о вещах здесь.

Маркус присоединяется к нам.

— Мы потеряли Федерико.

— Мы не можем его потерять. У него Елена. — На моей груди тяжесть, из-за которой мне трудно дышать. Я боюсь потерять Елену. — Вы двое останетесь здесь, а я найду ее.

Данте вскидывает пистолет и протягивает его мне.

— Я прикрою тебя. Иди. Сейчас же!

Я киваю ему, затем смотрю на брата.

— Не пострадай.

Он кладет руку мне на плечо.

— Обязательно найди ее.

Я не собираюсь возвращаться, если не найду.

Убегая, мне удается уклониться от летящих вокруг пуль и добежать до задней части склада, где есть второй выход. Вдалеке я слышу шаги и... голос Елены?

Черт. Я бегу быстрее, пока не вижу, как Федерико и его люди тащат Елену к парку машин впереди.

— Федерико, ты чертов ублюдок!

Мой голос отдается эхом под черным, беззвездным небом. Некоторые из людей Федерико останавливаются на месте и начинают стрелять в меня. Я пригибаюсь за контейнером рядом с собой и стреляю в ответ, пока все пятеро не оказываются мертвы.

— Доминик. Нет!

Крик Елены, словно яд в моих венах, ведет меня к медленной жалкой смерти. Федерико и его люди тащат ее как военнопленную.

Я ненавижу это.

Я должен спасти ее.

Это все, о чем я могу думать, пока бегу к ним. По мере приближения я отстреливаю других людей Федерико.

Когда он понимает, что живым ему не выбраться, он обхватывает Елену за шею и направляет на меня пистолет.

— Чуть-чуть шевельнешься, и эта сучка сдохнет.

Я решаюсь сделать шаг вперед.

— И что тогда? Ты не выйдешь отсюда живым.

Он разражается жутким маниакальным смехом.

— Нет, если я не убью тебя первым.

Елена всхлипывает, когда он крепче прижимает ее к себе.

— Доминик, пожалуйста, уходи. Спаси себя, — взмолилась она. Ее ореховые глаза полны слез, волосы растрепаны. Ее кожа бледная, в синяках. Когда я смотрю на нее, сердце пронзает боль.

Это я виноват в том, что она попала в такой переплет.

Это я во всем виноват.

— Скажи мне, дорогой племянник, каково это, видеть свою любимую в моей милости? — Он отводит пистолет и приставляет его к ее голове. — Всю свою жизнь я был только вторым сортом. Такой трус, как твой отец, никогда не должен был править Коза Нострой. Он взял то, что принадлежало мне только потому, что был первым сыном.

— Ты так ненавидишь моего отца? Даже в смерти? Он был твоим братом.

— Я бы хотел, чтобы он никогда им не был, и я ненавижу его гораздо больше теперь, когда он мертв, а тебя я ненавижу еще больше. — В его глазах появился психотический блеск, когда он смотрит на меня. — Я должен был стать Капо после смерти твоего отца, но ты и твой брат пришли и забрали у меня все. Будет справедливо, если я возьму что-то взамен.

Мои вены пульсируют от гнева.

— Сегодня ты не уйдешь отсюда ни с чем. Даже с жизнью.

Он выхватывает пистолет из виска Елены и стреляет в меня. Боль пронзает мою правую руку, как раскаленная кочерга, и я, спотыкаясь, отступаю назад, а мое зрение заволакивает дезориентированная дымка.

— Нет! Доминик!

Елена впивается зубами в руку Федерико, откусывая кусок его морщинистой плоти. Федерико испускает страдальческий крик и теряет хватку.

— Доминик! — Кричит Елена, подбегая ко мне.

Федерико направляет на нее пистолет. Его пальцы уже готовы нажать на спусковой крючок, когда я стреляю в его руку, и пистолет выпадает из нее. Он пошатывается и стонет.

Елена дрожащей рукой прижимает мое кровоточащее плечо.

— Ты ранен, Доминик. У тебя кровь. — У нее гипервентиляция. — Нам нужно отвезти тебя в больницу.

— Елена.

Она не слушает. Она слишком сильно паникует, чтобы слышать мои слова.

— Эй. — Я заправляю ее волосы за ухо и наклоняю ее лицо к своему. — Со мной все будет в порядке. Поверь мне, я пережил намного хуже, чем пуля в плече.

— Ты не можешь умереть из-за меня, Доминик.

Я улыбаюсь сквозь пульсирующую боль, чтобы немного утешить ее.

— Я же говорил тебе, что меня не так-то просто убить.

Она улыбается в ответ. Это маленькая, грустная улыбка, но она как-то приглушает боль.

Я оглядываюсь на нее и успеваю увидеть, как Федерико достает пистолет. Я снова стреляю в него, и на этот раз пуля пробивает ему спину.

Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги, подхожу к нему и переворачиваю его ногой. Затем направляю на него пистолет.

— Последние слова?

— Ты никогда не узнаешь правду о той ночи, когда погибли твои родители.

Я дважды стреляю ему в голову, и он дергается, кровь льется из дыры в его голове. В его глазах появляется мерзкое отвращение, а затем оно исчезает, оставляя после себя пустой взгляд.

— Это за то, что прикоснулся к тому, что принадлежит мне.