Я думаю о ее маленькой красной попке, склонившейся над столом, пока я трахаю свой кулак, пока раскаленная добела сперма не вытекает в унитаз и по всей моей руке.

Я привожу себя в порядок, затем некоторое время остаюсь там, переводя дыхание и пытаясь разобраться в том, что, черт возьми, только что произошло, пытаюсь понять, как, черт возьми, я позволил ей залезть в мою голову. Старые привычки — вот что это было. Версия девушки, которую, как мне казалось, я знал, все еще свежа в моей памяти, и вид ее боли повлиял на меня. И ей было больно, но не из-за пореза или даже не из-за синяка на лице.

«Я не лгу. Ты меня знаешь. Ты меня видел».

Я начинаю задаваться вопросом, не сошел ли я с ума, потому что она чертовски уверена, что не соответствует злому гению, который живет в моей голове. Я думал, что хочу убить Элли, но, судя по всему, Элли мертва уже некоторое время, и я не чувствую себя лучше.

К тому времени, как я выхожу из туалета, предыдущий урок заканчивается, и коридор снова полон. По пути к своему я прохожу мимо шкафчика Элли, и она там, смеется с Морган, Люком и Тревором.

— Ни за что на свете, — слышу я голос Морган. — Элли Харгроув, почему у меня такое чувство, будто я встречаю тебя в первый раз?

Элли смеется, и Морган незаметно делает глоток из бутылки виски в своем шкафчике, затем Тревор делает то же самое.

— Я наслаждаюсь этой новой стороной тебя, — говорит Тревор.

— Я тоже, — добавляет Морган. — Элли! Ты должна прийти на вечеринку Люка в эти выходные. Я заеду за тобой. Я даже могу принести тебе один из своих старых костюмов.

— Да, я пойду.

— Неужели?

— Да, к черту это. Теперь я могу делать все, что захочу.

— Спасибо тебе, боже! Наконец-то! — восклицает Тревор.

Я усмехаюсь, случайно встречаясь с ней взглядом, когда делаю это, затем качаю головой и поворачиваюсь обратно к своему шкафчику. Я беру свои учебники и направляюсь по коридору в исторический, нахожу место в конце и погружаюсь в свою новую норму — ту, где все всегда смотрят на меня либо потому, что боятся меня, либо потому, что думают, что это круто, что я сел в тюрьму за убийство.

Предпочитаю первое. Мне нужно вернуть обложки сатанинских книг.

Не замечаю Элли у ее шкафчика до конца дня, и мне неприятно, что я вообще смотрю на нее, но я ничего не могу с собой поделать. Интересно, она напивается под трибунами с кем-то другим или в классе умоляет их трахнуть ее. Может быть, она даже с Парксом.

Я получаю ответ, когда Морган приходит на физику с Люком на седьмом уроке, и они оба смеются, склонившись над ее телефоном.

— Чувак, она совершенно пьяная, — говорит Морган. — Я даже не думаю, что она может подняться с пола в ванной. Она ни за что не придет в себя на сегодняшней тренировке по волейболу. Ее тетя будет в бешенстве.

— Боже мой, — говорит Люк. — Это смешно.

— Верно? Я не знаю, что с ней случилось, но она скатывается вниз, и я вроде как здесь из-за этого. О, и ты видел, как она вернулась? Она вся в синяках, и она говорит, что понятия не имеет, откуда они взялись.

Люк снова смеется.

— Значит, ты просто оставила ее там, Морган? Я правильно расслышал?

Она закатывает глаза.

— Никто с тобой не разговаривал, Девон. Не лезь не в свое дело.

— Ты потрясающий друг. Отличная работа. Держу пари, ты прекрасно относишься к себе.

— Кто ты такой, чтобы судить о чьем-либо характере? — усмехается она.

Обычно я бы поспорил, но на данный момент я не уверен, что смогу.

Мне удается остаться в классе еще минуты на две, пока я снова не могу устоять перед желанием пойти и найти ее.

Это несложно. Я ныряю в крошечную ванную напротив спортзала, ту, которая почти всегда пуста, потому что в этом зале нет шкафчиков, и вижу кого-то, скрючившегося на полу в самой дальней кабинке. Я толкаю дверь и нахожу ее прислонившейся к стене ванной с закрытыми глазами. Я качаю головой и вздыхаю.

— Чего ты хочешь? — спрашивает она. — Теперь ты мне веришь? Что ты ничего не можешь мне сделать?

Она указывает на сцену, которую разыграла.

Я опускаюсь на пол рядом с ней и провожу пальцем по ее разбитой щеке.

— Что случилось с твоим милым личиком, Элли?

— Часть моего празднования дня рождения.

— Протяни руку, — говорю я ей, открывая свою сумку.

Она выполняет мою просьбу, и я кладу две маленькие коричневые таблетки ей на ладонь.

— Прими это, — произношу я, затем протягиваю «Пауэрэйд» и сэндвич с куриным салатом из столовой. — С этим.

Она бросает таблетки в рот, затем запивает их «Пауэрэйдом».

— Ты даже не собираешься спросить, были ли они отравлены?

— Я же говорила тебе, — говорит она. — Мне все равно.

— Мне тоже, так что не пойми это неправильно. Я делаю это не потому, что забочусь о тебе. Я делаю это потому, что никто другой этого не делает.

— Девон, пожалуйста, могу я получить свои деньги обратно?

— Нет, — говорю я ей. — Просто поешь. И убирайся с этого чертова пола. По крайней мере, притворись, что ты выше этого.

Я выхожу из ванной, затем подхожу к ее шкафчику, набираю комбинацию и беру бутылку виски из ее сумки. Никогда не слышал об этой марке, но выглядит дорого, и еще осталось приличное количество.

Делаю себе одолжение и бросаю его в сумку, прежде чем вернуться в класс.

Вернувшись домой тем вечером, я допиваю содержимое бутылки и принимаюсь за свою ежедневную дозу думскроллинга (прим.: болезненное погружение в новостную ленту, где преобладают плохие вести, феномен траты чрезмерного количества экранного времени, посвященного поглощению негативных новостей), но не могу перестать думать о том, что случилось с Элли и что, возможно, происходит с ней сейчас. Я достаю фотографии из конверта под кроватью: малышки Элли и подростка Элли, у которых нет никаких шрамов, и не могу оторвать от них взгляда. Я не могу перестать смотреть на фотографию, где она улыбается на пляже в купальнике.

Бьюсь об заклад, эта версия Элли подошла бы лучше.

Вот почему в итоге я ищу Адама Харгроува. Найти его стало немного сложнее. Тем не менее, это не так уж сложно, по крайней мере, для того, кто настроен решительно.

Я настолько пьян, что мне приходится закрыть один глаз, чтобы сделать это, но я ухитряюсь отправить этому огромному куску мусора язвительное электронное письмо, давая ему точно знать, что, черт возьми, я о нем думаю, прежде чем лечь спать.

И уйти в отставку, чтобы утром вынести еще немного мусора.