Глава 16

К тому времени, как я оставляю Элли в ванной, коридоры снова заполнены. Я ненавижу, что она подействовала на меня своими грустными глазами и своей фальшивой еб*ной чушью, и я почти начал сочувствовать ей. Почти.

И что она имела в виду, когда сказала, что мне не придется долго беспокоиться о ней? Это была угроза? Она пыталась сказать, что...

Нет.

Она бы не сделала ничего подобного. Но пытается заставить меня думать, что она сделала бы? Это то, что сделала бы эта манипулятивная сука.

Я прихожу поздно на урок математики и занимаю свое место сзади. Учитель не кричит на меня, как в прошлом году, требуя возмездия за такое вопиющее неуважение, отчаянно ища любой предлог, чтобы продемонстрировать свою воображаемую власть и потешить свое эго. Когда я смотрю на него снизу вверх, кажется, что сопротивление желанию причиняет ему физическую боль, и я ухмыляюсь.

Он проводит тест, о котором я не знал, но даже после нескольких месяцев пропуска занятий я не волнуюсь. Я кладу телефон в карман и достаю калькулятор, как указано в инструкции, затем пишу свое имя и дату вверху страницы.

22 октября.

О, черт возьми, нет.

Элли не пыталась обмануть меня, заставив думать, что она склонна к самоубийству. Она имела в виду свой день рождения в понедельник. Неужели она действительно думает, что может просто взять эти чертовы деньги и уехать после всего, что произошло?

Она думает, что ей удастся выбраться?

Я ломаю пополам карандаш, зажатый в кулаке. Смотрю на часы, почти два. У Элли после школы тренировка по волейболу, но Грейс скоро будет дома. Я мог бы просто сказать ей. Я мог бы пойти к ней домой и постучать в дверь, и, возможно, она увидела бы меня и не открыла, но я мог бы рассказать ей о тайнике под кроватью Элли. Я мог бы рассказать ей о деньгах, и она посмотрела бы, а потом взяла бы их. Элли застряла бы здесь и была бы зла.

Но это было бы гораздо менее приятно, чем если бы она просто обнаружила, что все пропало, и поняла, что это был я.

Поэтому я решаю подождать.

Я приезжаю туда рано в воскресенье и смотрю, как машина выезжает с подъездной дорожки. Я убеждаюсь, что Элли на пассажирском сиденье и что «БМВ» ее дяди все еще нет, он все еще где-то проводит предвыборную кампанию.

Затем я перехожу улицу средь бела дня, забираюсь на кондиционер и залезаю в окно ванной.

Я прохожу по нетронутому современному дому, тому, который все еще выглядит так, будто там никто не живет. Я подумываю о том, чтобы разгромить его просто так, к чертям собачьим. Ну, не просто так, а потому, что вся эта гребаная семейка сыграла в этом свою роль, и потому, что пошли бы они на х*й, но я едва сдерживаюсь. На этот раз моя более расчетливая сторона побеждает импульсивность. Я не могу показать им, что кто-то был в доме.

Хотя я почти уверен, что она выдумала или, в лучшем случае, преувеличила жестокое обращение, в этом доме есть что-то неправильное, зловещее ощущение. Воздух как-то гуще, и от этого трудно глотать. Интересно, как я пропустил это, когда был здесь в первый раз, но, наверное, я не обратил внимания. Тогда я многое упустил.

Я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, в комнату в конце коридора без дверной ручки. Я ложусь на пол и проскальзываю под кровать, нащупывая незакрепленную доску. Я быстро нахожу ее, затем вынимаю всю коробку и откладываю в сторону. Я роюсь в своей сумке в поисках подарка, который купил для Элли, достаю его из пластикового контейнера и бесцеремонно опускаю в отверстие, прежде чем поставить доску на место. Я встаю, кладу коробку с деньгами в свою сумку, а затем перекидываю ее через плечо.

Я ухожу тем же путем, что и пришел, и возвращаюсь домой меньше, чем через час. Это было легко.

Новое жилье моего отца: таунхаус с тремя спальнями недалеко от центра города. Он маленький, но это нормально, когда ты дважды разведен, а твой единственный ребенок либо отправляется в тюрьму, либо в колледж, так что ему не понадобится много места. На территории нет бассейна, и я уверен, что это было сделано намеренно. У него есть кошка, он не спит, и ему одиноко. Я могу сказать, что он скучает по Лидии. И по Дарси тоже. Он скучает по той жизни, которая была у него до Элли, и я тоже.

Ему и так было нелегко смириться со смертью Дарси и моим неизбежным арестом. Когда всплыла история о ноже, и полиция нашла ту дурацкую фотографию, которую она сделала, Лидия довольно быстро составила обо мне свое мнение. Она съехала три дня спустя. Как она могла остаться с человеком, чей сын убил ее дочь?

Тем не менее, он так и не отпустил ее по-настоящему. Когда мы разговаривали, я спрашивал, все ли с ним в порядке, и, конечно, он всегда отвечал, что все в порядке, но он также говорил о том, что все станет лучше, когда «они узнают, что я этого не делал», но я думаю, что единственными «они», о которых он когда-либо беспокоился, была она. Я думаю, он ожидал, что она позвонит, как только выйдет видео. Возможно, он все еще звонит, но этого пока не произошло.

Я закрываю дверь в свою комнату на втором этаже, достаю коробку из сумки и открываю ее. Сверху лежат два конверта: я вскрываю тот, что со штемпелем и адресом школы, и нахожу ее форму отказа от учебы, полностью заполненную, подписанную и датированную. Другой не запечатан, и внутри лежит билет на автобус из Сиэтла в Сан-Диего. Он отправляется завтра вечером.

Любопытный выбор. Интересно, что случилось с Флоридой. Интересно, было ли это местом ее приземления или это было просто место для отдыха перед тем, как она двинется дальше, потому что три дня в автобусе уже не так привлекательны, когда действительно пришло время это сделать.

Мне также интересно, какой у нее был план. Собиралась ли она попытаться уехать сегодня вечером, сесть на автобус или попутку до Сиэтла и остаться там на ночь? Или она собиралась подождать до завтра после школы, пропустить тренировку по волейболу, потом сесть в автобус и никогда не возвращаться?

Под конвертами лежат наличные. Это гораздо больше, чем было. Я насчитываю чуть более шести тысяч и трехсот долларов, и что означает, что Элли еще не полностью завязала с мелкими кражами, продажей наркотиков или чем там еще она занималась. Там есть несколько лент с соревнований, когда она занимала с третьего по шестое место, которые она по какой-то причине сохранила, а внизу несколько фотографий Элли и женщины, которая, как я предполагаю, является ее матерью. На некоторых фотографиях она ненамного старше, чем Элли сейчас. Цвет кожи другой. У женщины светло-каштановые волосы и голубые или зеленые глаза, но форма ее лица, скулы и улыбка — все это Элли.

На одной из фотографий она держит на коленях детскую версию девушки, которая разрушила мою жизнь, и улыбается ей. На другой они вместе на пляже. Это, должно быть, было сделано незадолго до ареста ее матери, потому что Элли выглядит ненамного моложе, чем сейчас. Она в бикини, прислонившись к плечу женщины пониже ростом. На ее бедрах нет никаких отметин, и это на секунду сбивает меня с толку.

— Это ничего не меняет, — говорю я вслух сам себе.

Женщина, мама Элли выглядит здоровым и нормальным человеком на всех фотографиях. Ее глаза выглядят ясными. Она не похожа на наркоманку, за которую ее выдавали.

Возможно, эта часть была правдой. Возможно, она не принимала, а просто была в отчаянии.

Не хватает только телефона. Я знаю, что он все еще у кого-то есть, но они им вообще не пользовались. Учетная запись все еще активна. Я еще не закрыл ее, потому что вдруг мне он понадобится?

Я положил коробку под свою кровать. Полный круг, я полагаю. Затем я возвращаюсь к своему новому хобби: читаю в Интернете о себе, своей бывшей и своей умершей сводной сестре. Кажется, я не могу заставить себя заниматься чем-то другим. В пятницу я пытался уговорить себя пойти на вечеринку, на которую меня пригласила Одри, но, даже зная, как сильно это обеспокоит Элли, я не мог заставить себя сделать это. Я снова подключил свой «Иксбокс», создал новое имя пользователя, поскольку даже оно было в субредакте, и попытался поиграть несколько раз за выходные, но, похоже, мне это не понравилось. Я также попытался продолжить читать с того места, на котором остановился, в «Колесе временных рядов», но просто уставился на страницы.

Хотя прошло всего несколько дней. Конечно, это вернется, и я буду наслаждаться всем так, как раньше. Я перестану думать об Элли и трупах, и, может быть, моему отцу не будет так грустно.

Стук в дверь выводит меня из задумчивости.

— Девон? — зовет отец. — Не хочешь спуститься и посмотреть игру со мной? Я заказал китайскую еду.

Нет, не хочу. Я даже футбол не люблю, и он это знает. Я хочу сидеть здесь, в своей комнате, и продолжать прокручивать события.

— Конечно, — говорю я ему. — Сейчас буду.

Я присоединяюсь к нему на втором этаже таунхауса, в темной гостиной с задернутыми шторами и полным отсутствием света, кроме того, что исходит от экрана телевизора и камина, и сажусь на диван, не говоря ни слова. Я насчитываю на столе четыре пустые пивные бутылки, прежде чем смотрю на время: незадолго до полудня.

— Хочешь одну? — спрашивает он, открывая другую.

— Конечно, — говорю я.

Он протягивает мне пиво, и я смотрю на пятно на стене прямо над телевизором, все еще думая об Элли и жалея, что не могу быть там и увидеть выражение ее лица, когда она обнаружит, что все пропало.