22.Луна

22.Луна

Я была в замешательстве.

Не только потому, что Уэстон вез меня Бог знает куда, но и потому, что я просто пошла на это, не думая и не обсуждая. Я сидела с ним в машине, хотя поклялась, что больше никогда этого не сделаю.

Это хорошо сработало.

— Ты готова?

— Не совсем, но разве у меня есть выбор? — Нервно сказала я.

Уэстон выехал с подъездной дорожки, и между нами воцарилась тишина. Возможно, действовало правило, что я никогда больше не сяду в его машину до того, что произошло прошлой ночью.

Я не знала, что произошло внутри меня, когда мы оба оказались в той маленькой кладовке, и он начал прикасаться ко мне.

Я не хотела даже вспоминать об этом, не говоря уже о том, чтобы думать об этом, потому что у меня не было бы ответа.

Возможно, пришло время признаться себе в некоторых вещах. Маршрут, по которому мы ехали, показался мне знакомым.

— Ты собираешься рассказать мне, почему мы едем в колледж?

— Я хочу тебе кое-что показать.

— Мы найдем это в кампусе? — Спросила я, сбитая с толку.

— Доверься мне, Хейзел Баг.

Он произнес эти слова с такой легкостью, и у меня без колебаний возникло ощущение, что я могу ему доверять.

Большую часть времени мы оба спорили, но сейчас, в машине, мы просто молчали, и нам не о чем было говорить.

Я тоже не знала, что сказать.

Мне было неловко еще и потому, что я была уверена, что он все еще помнит, что именно произошло на вечеринке.

С тех пор я старалась говорить себе, что не скажу, что мне нравится, как Уэстон прикасается ко мне, но мне приходилось ориентироваться на то, что флирт и поцелуи — это большая часть его характера.

Все, что произошло, ничего не значило.

Я даже не знала, откуда взялась мысль, что я вдруг так увлеклась им, и эта ненависть взорвалась, как ракета, оставив прекрасные искры.

Уэстон был из тех людей, которые, в каком бы состоянии они ни находились, точно знали, что делают и как легко могут повлиять на кого-то. В нем было столько силы, и я поддалась на это.

Я вышла из его джипа и обошла вокруг машины.

— Ты собираешься сказать мне, что мы здесь делаем?

— Перестань быть такой любопытной. Это раздражает.

Уэстон достал из багажника свою спортивную сумку и закрыл машину ключом.

Я стала лучше понимать, что мы будем делать, когда он приблизился к ледовой арене. Мы шли мимо главного входа, но у этого здания был боковой вход, который не был виден издалека из-за высоких кустов.

Вдруг он остановился, и я, стараясь не наступить в одну из выбоин в земле, чуть не врезалась в его спину.

Мы стояли перед высоким старым проволочным забором, где Уэстон отогнул несколько ограждений в сторону и пролез через дыру.

— Уэстон, что это будет?

— Подожди, и перестань задавать столько вопросов.

Никогда в жизни я бы не подумала, что в субботу вечером, после вечеринки в честь Хэллоуина в центре кампуса, я буду идти между кустами и деревьями через сломанный забор, чтобы попасть на ледовую арену.

Он протянул руку, я ухватилась за нее и шагнула через дыру в проволочном заборе.

Мы подошли к двери, которую только что установили на место.

— Извини.

Он резко отпустил мою руку и провел ею по волосам, после чего нагнулся и достал из-под одного из кирпичей ключ, чтобы отпереть дверь.

Что мы здесь делали?

Я не могла вымолвить и слова, так как была ошеломлена этой ситуацией и сомневалась во всех негативных мыслях и чувствах по отношению к нему.

Если я считаю его таким плохим, то почему я здесь?

Мы вошли на арену и оказались в темном коридоре, пока Уэстон не включил фонарик на своем телефоне, и я последовала за ним, пока мы не оказались в раздевалке.

— Ты умеешь кататься?

Он закрыл дверь в раздевалку и залил темное помещение светом, который он включил.

— Ты не серьезно?

— Не задавай вопрос в ответ. Ты умеешь кататься? — Повторил он, откладывая спортивную сумку, из которой достал коньки.

— Думаю, да. — Нерешительно ответила я, крутясь в раздевалке и оглядываясь по сторонам.

Почему-то все это выглядело так мощно.

На одной стене, как и на прорезиненном полу, большими буквами было написано название команды с двумя дьявольскими рогами. Стену рядом с дверью украшали фотографии команды за несколько лет. Над полками каждого хоккеиста протянулась нить света, светящаяся в темно-синих и красных цветах команды.

В раздевалке у каждого игрока была своя полка с эмблемой команды, номером игрока и фамилией. На полках на вешалке висели майки, шлемы, коньки и другие вещи. Хоккейные клюшки висели на стене рядом с дверью, которая, видимо, вела на саму арену.

Я повернулась к Уэстону, который сидел на скамейке, крепко завязав коньки.

— Садись.

Он встал и пошаркал коньками по прорезиненному полу, роясь в принесенной им спортивной сумке.

— Не знаю, подойдут ли они тебе.

Уэстон протянул коньки мне.

— Мы даже не должны быть здесь.

— Кто это сказал? Я не вижу проблемы. — Строго сказал он, и у меня в голове уже возникли образы того, как мы сидим с директором, потому что нас застукали.

Я поняла, что задумал Уэстон, но меня раздражало, что он не сказал, зачем мы пришли.

Я влезла в коньки, которые оказались впору, но у меня не хватило сил зашнуровать их так же туго, как зашнуровал он.

— Ты не мог бы мне помочь?

Я подняла глаза на Уэстона, который смотрел на мое беспомощное выражение лица.

Он встал передо мной на одно колено и затянул шнурки коньков так туго, как только мог, так что они почти прижались к моим ногам.

Я смотрела, как он затягивает шнурки пальцами, а затем завязывает бант. Его руки были украшены заметными венами, и мне кажется, что я никогда не видела более привлекательных рук.

Внезапно мне захотелось, чтобы он снова прикоснулся ко мне, как вчера. Шептал мне на ухо то, что я люблю слышать из его уст.

Мы вышли из раздевалки через другую дверь и шли по узкому коридору, пока не оказались на арене. Слева и справа находились трибуны, которые обычно были заполнены, а перед нами был каток, обычно заполненный хоккеистами.

С этой точки зрения арена казалась такой огромной, хотя все места были свободны, и было так тихо.

Только Уэстон и я.

— Ты мне доверяешь?

— Да.

С такой уверенностью Уэстон вышел на лед и протянул мне руку, а я осторожно ступила на лед вслед за ним.

Последний раз я выходила на лед прошлой зимой, когда каталась на коньках со своим школьным другом перед Рокфеллер-центром.

Поначалу меня шатало, но по мере того, как Уэстон держал меня за другую руку, катался задом наперед и тянул меня за собой, с каждой минутой становилось все лучше.

В течение нескольких минут мы катались по льду, и со временем я стала чувствовать лед, пока он не отпустил меня, и я не заскользила по льду самостоятельно.

Мы стояли в центре льда, и меня охватило чувство, которое я не могу описать. Арена уже выглядела мощной, когда мы стояли у выхода, через который игроки выходили на арену, но стоять здесь, в центре этой арены, было чем-то другим.

Все выглядело намного больше.

Уэстон катался вокруг меня, пока не затормозил коньками, и по скользкой поверхности льда разлетелась какая-то пудра.

— Ты собираешься сказать мне, зачем ты привел меня сюда?

Я подняла на него глаза.

— Я хочу показать тебе, что бояться — это нормально, но что с этим чувством страха можно делать то, что ты любишь. — Объяснил он.

— Что это такое, Уэстон? — Подумала я и понадеялась, что после его извинений эта тема исчерпана.

— У всех есть страхи, в том числе и у меня.

— Не получить девушку или что? — Легкомысленно сказала я, сложив руки перед грудью.

Мне не хотелось говорить об этом.

— Перестань говорить что-то подобное и послушай меня.

Уэстон шагнул ближе ко мне.

— Моя мама всегда была единственной, кто поддерживал меня. Она была на каждой игре, а потом мои родители развелись, и она уехала из города со дня на день. — Спокойно объяснил он.

Мне всегда было интересно, что случилось с его матерью.

— В тот день, когда она покинула Истбург, огромная часть меня оборвалась. Я поклялся, что больше никогда не выйду на лед, потому что знал, что останусь один. Я старался, чтобы папа мной гордился. Помогал ему в строительной компании, надеялся, что он придет на одну из моих игр. Ничего. Ни разу этот ублюдок не появился. — Продолжал он.

С тех пор как я узнала Уэстона, я никогда не чувствовала, что он был так честен со мной, как сейчас и вчера вечером, когда он извинялся передо мной.

— Я начал помогать в закусочной, потому что у меня не было денег на экипировку, а когда меня ударили клюшкой по лицу на выездной игре, — Уэстон указал пальцем на левую бровь, где до сих пор виднелся шрам, — отцу даже не пришло в голову забрать меня из больницы. Во время игры мне наложили швы, потом я снова вышел на лед, где шрам снова воспалился, и мне пришлось лечь в больницу. Картер, Чарльз и Генри были теми, кто забрал меня.

Я еще немного посмотрела на шрам, который никогда не замечала.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — Осторожно спросила я.

— Я говорю тебе, что бояться — это нормально. Я боюсь, что мой отец никогда не смирится с тем, что я не смогу возглавить семейный бизнес, и я уже знаю, что он превратит мою жизнь в ад, но я научился продолжать играть с этим страхом.

Я пожевала нижнюю губу, потому что начинала нервничать. Я опустила взгляд на коньки, потому что не хотела показывать ему, что он прав. Возможно, это поможет справиться со страхом и не давать этому чувству больше силы.

— Но что, если это не сработает для меня? — Спросила я Уэстона, глядя на него сверху вниз.

— Чего бы ты ни боялась, ты можешь справиться со страхом и не давать ему силы, Луна. Я это знаю.

Нервозность разлилась по моему лицу, и я почувствовала, что все мое тело дрожит. Мысли кружились в голове, все вокруг казалось таким тяжелым, но мне даже не пришло в голову выбраться из этой ситуации. Нажать аварийную кнопку, которую я обычно нажимаю внутри себя.

Я хотела остаться здесь.

Он дал мне почувствовать, что бояться — это нормально.