БХУМИКА

Она вернулась в свое тело с неровным стоном.

Ашок. Будь он проклят. Ей казалось, что яд его гнева плавает в ее собственном черепе. Она поднялась с земли, вокруг нее суетились служанки, и сказала: "Мне нужно увидеть мужа".

"Привести лекаря?" - спросила служанка.

"Лекаря? Нет. Приведи моего мужа. Только его".

Она села на подушку на полу. Приняла стакан чего-то сладкого и прохладного и быстро выпила его, чтобы унять дрожь в конечностях. Викрам вошел, медленно ступая из-за раны, за ним следовали его ближайшие охранники. Он был на каком-то совещании, догадалась она по усталому выражению его глаз. Она уже видела это выражение раньше.

"Ребенок нездоров?" резко спросил Викрам, с беспокойством оглядывая ее. Она поднялась на ноги и покачала головой.

"Я здорова", - сказала она. "И они тоже, я думаю".

"Тогда почему я здесь, Бхумика?"

"Я попросила разрешения встретиться с тобой наедине", - сказала она, бросив короткий взгляд на командира, который смотрел прямо перед собой, не отрывая глаз ни от чего вдалеке.

"Оставь нас, Дживан", - коротко сказал Викрам, и командир, склонив голову в знак признательности, удалился.

"Ну?" В голосе Викрама звучало нетерпение, его внимание уже рассеялось, теперь, когда он знал, что непосредственной опасности для ее здоровья нет.

"У меня есть новости", - сказала Бхумика. "Ужасное предупреждение. Я не могу больше скрывать это от тебя".

Его лицо было как камень. "Говори", - сказал он.

Она заколебалась, потом сказала: "Моя семья старая и почтенная, Викрам. И я... доступная. Иногда люди чувствуют себя более комфортно, разговаривая со мной, чем с тобой. И я услышала шепот о мятежниках. Я считаю, что мы в большой опасности. Город в опасности. Махал должен быть защищен, и люди должны быть привлечены в его стены".

"Скажи мне, кто говорил с тобой", - сказал он. "Ахиранийские высокородные, не так ли? Сплетничающие служанки? Стражник или купец?"

"Я бы предпочла не говорить".

"Бхумика. Мне нужны имена. Сейчас же."

"Если кто-то обратится к женщине с положением с предупреждением и попросит не называть его имени, - осторожно сказала Бхумика, - то, раскрыв его имя, можно быть уверенным, что эта женщина больше никогда не получит предупреждения".

"Никто вообще не должен был подходить к тебе", - сказал он, и каменное выражение его лица теперь придало его голосу свинцовое качество. "Ты - моя жена. Я регент. Они должны были обратиться ко мне".

"Я не сказала тебе ничего неправдивого", - тихо сказала Бхумика. "Мне жаль, что я стала причиной этого. Но я твоя жена. Я бы не стала лгать тебе об этом".

"Любой, у кого есть достойные знания, мог бы поговорить с любым из моих советников", - сказал он с уничижительной мягкостью. "Или с моими стражниками. С моими людьми. Но не с тобой. Тебе передали беспочвенные, ядовитые сплетни, Бхумика, не более того. "Любой, у которого не все в порядке с головой, не следовало подходить к тебе в твоем уязвимом состоянии".

Это была полная правда, которая вертелась у нее на языке.

Так много раз она хотела быть честной с ним. Столько раз она почти говорила ему, кто она.

Была иллюзия, которая накрыла ее, когда она вышла за него замуж. Она не всегда удерживала ее. Но иногда она застилала глаза. Иногда она верила, что любит его. Иногда она была благодарна ему за прекрасный махал, за возможность уберечь горстку людей.

О, она старалась отмахнуться от всего этого, помня о сути дела. Она вышла замуж за регента Ахирании. Она вышла замуж за человека, который подстрекал к убийству ее братьев и сестер и мог бы сжечь и ее, если бы у нее не было кровной семьи, которая любила ее слишком сильно, чтобы по-настоящему отпустить, и политического влияния, чтобы стереть ее прошлое и спасти ее. Но проживи с человеком достаточно долго, ляг в его постель, независимо от политики, и ты что-то почувствуешь. Такие вещи были неизбежны.

Но теперь не любовь заставляла ее говорить правду. Это была яростная злоба, которая заставляла ее говорить.

Он так мало думал о ней. Так мало.

Ты так мало знаешь, муж. Мой брат-храмовник выжидал время, накапливал силы, ждал, когда он сможет завладеть силой вод Бессмертия, прежде чем убить тебя и всех париджати в этой стране. А теперь моя глупая сестра нашла путь к водам и сама взяла их силу, вместо того чтобы отдать ее ему. Поэтому, если ты хочешь, чтобы твое правление сохранилось, Викрам, если ты хочешь спасти Ахиранью от обещанной крови, ты выслушаешь меня. Ты будешь слушать.

Нет. Она не могла сказать ему этого. Но яд в ней был, несмотря ни на что, когда она сказала: "Когда мятежники разорвут этот город на части, когда сгорит наш дом и те, кто зависит от нас, вспомнишь ли ты мои предупреждения? Ты пожалеешь, что не послушал меня, Викрам, только потому, что я всего лишь твоя жена. Если ты не можешь доверять мне, зачем ты женился на мне?"

Она сказала слишком много. Она знала это, глядя ему в лицо.

"Ты говоришь не по делу", - сказал он. "Не тебе меня направлять. Не тебе даже советовать мне". Его лицо напряглось; она видела, как он борется со своей собственной злобой, сопротивляется. Потом он сдался и сказал: "Если бы я хотел иметь мудрую и умную жену, я бы женился на женщине из Париджата".

"Ты завоевал преданность ахираньи, потому что женился на мне, женщине из Сонали", - сказала она не без гордости и, конечно, не без гнева. "Это чего-то стоит, я знаю. После того как ты убил детей храма, они бы скорее плюнули на твою тень. И какая высокородная женщина из Париджати могла бы заполучить тебя, мужчину, ставшего регентом только по заслугам, а не по причине крови?"

Он стоял перед ней. Его руки лежали на ее плечах. Потребовалось мгновение, чтобы боль утихла, чтобы она почувствовала прикосновение его пальцев, их случайную, неосознанную силу, перемалывающую мясо ее рук, ее кости.

"Хватит". Он встряхнул ее - совсем чуть-чуть, словно она была животным, которому нужно приказать замолчать, и ее зубы заскрипели, а внутренности скрутило от этого. "Имена, Бхумика, или вообще ничего".

Она не оскалила на него зубы. Она не обхватила его горло своими руками. Она опустила глаза. Имена или молчание? Что ж, тогда ей придется подарить ему молчание.

Ее внезапная скромность, должно быть, заставила его задуматься. Она почувствовала, что его хватка немного ослабла. Подняв взгляд, она увидела, что он смотрит на изгиб ее живота.

"Я позову врача", - сказал он, и в этих словах она услышала множество вещей: его страх, что он, возможно, причинил ей боль и, как следствие, боль ребенку внутри нее. Убеждение, что все, что она сказала, было плодом ее плоти - ее беременность, ее так называемая женская слабость сердца и тела, а не свидетельством ее ума, ее политической хватки и всего того, чем она была.

"Больше ничего подобного". Он положил руку на ее живот; теплую, властную руку. "Это все, что имеет значение, Бхумика. Сосредоточься на этом".

Ребенок не должен быть цепью, используемой для того, чтобы привязать женщину, как скот, к роли, цели, жизни, которую она не выбрала бы для себя. И все же она почувствовала, как Викрам использовал их ребенка, чтобы уменьшить и стереть ее. Она ненавидела его за это, за то, что он украл тихую и странную близость между ней и ее собственной плотью и кровью и превратил ее в оружие.

"Я буду", - спокойно сказала она. "Мне жаль".

Ее руки болели. Она не могла положиться на Викрама. Она не могла даже использовать его. Ей придется сражаться с Ашоком самой. Пусть будет так.