Глава 43
"Это ты создаешь новую породу", - говорю я как можно спокойнее, но это далеко не так. Мой взгляд переключается на лестницу, я думаю, не пройти ли мне мимо него и не убежать ли, но это последнее, что я хочу сделать.
Эрион смотрит на меня, наблюдая за любым движением, любой эмоцией на моем лице: "Я бы не сказал, что это что-то новое". Он закладывает руку за спину: "Я был таким много лет". Когда он начинает медленно расхаживать в стороны, мои ноги спотыкаются: "Хотя я больше не могу перемещаться". Он останавливается и поворачивается ко мне лицом, сузив взгляд: "Полагаю, у недавно созданной породы все же есть минусы".
Я должна была догадаться. Если генерал способен убить даже мать своего ребенка, значит, он способен на гораздо большее: "Как..."
"Все просто, Нара, меня укусил рюмен, и я не хотел умирать, и вот мое решение?" Он приподнял бровь, показавшись самодовольным, но потом улыбка заиграла на его губах: "Проверить, смогу ли я пережить укус перевертыша, даже если это будет означать, что я стану одним из них".
"И ты это сделал". Я не могу сохранить контроль над своим голосом. Приступы ярости сжимают мои пальцы. Я думала, что Дарий, другие лидеры, такие как эльфийский король, могут стоять за этим, а оказалось, что это те самые люди, которые, как мы думали, защищают нас.
"Получились интересные результаты. Два разных укуса, один результат". Он выглядит скучающим, и я понимаю, что это не может привести ни к чему хорошему. Я осторожно передвигаюсь, поднося руку к клинку, пристегнутому к моему бедру, как раз в тот момент, когда он безразлично смотрит на другие клетки: "Мы не бессмертны, у нас обостренное обоняние, слух... заживаем быстрее, чем обычно, но все равно получаем шрамы, умираем и разделяем все ужасные черты рюменов". Его карие глаза смотрят на меня, такие острые и звериные, что я замираю. От бездушия, отражающегося в его взгляде, у меня по жилам поползли мурашки.
"Что ты от этого получаешь?" спрашиваю я, - неужели это удовлетворение, неужели он настолько жесток и бредово настроен, что хочет этого? "От того, что обратил людей против их воли? Королева..."
"Ей нужна не просто человеческая армия, а большая армия". Его слова заставили меня ненадолго замолчать, и по злобной улыбке на его лице я поняла, что мое выражение, должно быть, он хотел бы видеть каждый день: "Итак, - продолжает он, - примерно в то время, когда я был укушен... Провидцы рассказали ей о великой битве в ближайшем будущем, которая вызовет разрушения, достаточные для уничтожения целого мира".
У меня в животе завязываются узлы. В прошлом уже были битвы внутри Эмбервелла, и еще одна, еще более масштабная, может поставить под угрозу весь Зератион.
"А для человека без власти", - заметил Эрион, бросив на меня суровый взгляд: "Она готова пойти на все".
Даже если это противоречит ее убеждениям...
Эрион продолжает говорить, подходит к камере Адриэля и стучит по решетке. Металл лязгает и звенит, кажется, целую вечность, пока он объясняет, что знают лидеры венаторов - те, кому доверяют настолько, чтобы не ослушаться его. Я думаю о королеве и о том, как ее ярость к Ауруму привела ее к тому, что происходит сейчас. Несмотря на него, она по-прежнему ненавидит перевертышей, драконов. Это уже не лицемерие, это страх, хотя она никогда в этом не признается.
Мысли лезут в голову одна за другой. И когда я прихожу к выводу, которого боялась, о котором избегала думать с той ночи в лесу, я поднимаю глаза, сузив брови. Мой взгляд не назовешь добрым, и я, стиснув зубы, отрезаю генералу: "Ты убил моего отца".
Он надувает грудь и вздыхает. В нем нет ни капли эмоций: "Возможно", - говорит он, не отрицая этого ни на секунду: "Но не я был тем, на чьих руках оказалась его кровь".
Мои брови сходятся, и я не ослабляю хватку на клинке, пока он щелкает языком и качает головой: "Натаниэля всегда все любили, он умел ловить тварей, но его взгляды..." Он насмешливо морщится: "Он не считал моральным убивать драконов, отправлять других в рабство, хотя именно так когда-то поступали люди по отношению к Зератиону. Можете себе представить, мы никогда не виделись".
"Значит, ты послал кого-то другого убить его, еще одного из вас", - выплюнула я. От этих слов у меня в животе заклокотало отвращение, и если бы не Фрея, я бы с удовольствием помучила его, как он поступил с Дарием.
Эрион почти радостно хмыкает. Это тошнотворно: "Когда он узнал о моих планах использовать людей в качестве оружия, у меня не осталось другого выбора. Я пытаюсь защитить Эмбервелл, Нара".
Мне хочется рассмеяться над тем, как парадоксально это звучит, но я качаю головой, устремляя на него взгляд: "Точно так же, как ты пытался защитить Фрейю, убив Бриджид?"
Его глаза вспыхивают от ярости: "Не думай, что смерти Бриджид я желал. Она подписалась под этим моим намерением, как только влюбилась в жалкого перевертыша".
Это ничего не оправдывает. Он - убийца, выживший из ума и жалкое оправдание человека: "Ты болен, и королева тоже".
Мои слова его не трогают, вместо этого он усмехается, склонив голову набок: "А что ты думаешь о, скажем... заместителе?"
Мои мышцы напрягаются: "Не надо его в это впутывать".
Генерал не может сдержать мерзкой улыбки. Он наклоняет голову вперед и говорит: "О, но почему я должен это делать, когда он находится в центре всего этого?"
Как только эти слова слетают с его уст, все вокруг замирает. Я боюсь задать вопрос, но все равно задаю его, и мой голос при этом дрожит: "Что ты имеешь в виду?"
Он закатывает глаза и подходит ближе: "Ну же, Нара, подумай".
Я не хочу. Совсем не хочу.
Каждый его шаг ко мне заставляет меня все ближе прижиматься к стене: "Я сказал ему, что приводить тебя сюда было бы ошибкой". Он вздыхает: "Но он ничего не мог поделать, даже после всего, ты просто очаровываешь всех существ".
Существа, существа, существа.
Всех существ.
Сердце барабанит в ушах, как гром, и я умоляю, чтобы мои мысли были ошибочными.
"Лоркан..." Улыбка Эриона превращается в усмешку: "Он был первым, кого я укусил, он остался сильным, сильным, в отличие от меня и всех остальных здесь, слабеющих с каждым днем".
Нет, это не может быть правдой, нет...
"Он был моим первым удачным оружием, и он делает все, что я говорю".
Тошнота сжимает мне горло, и я пытаюсь сдержать ее: "Прекрати".
"Я приказал ему убить твоего отца, я заставил его напасть на тебя той ночью в лесу, потому что это был наш шанс увидеть, появится ли вор, почувствует ли он, что ты в опасности, и мы оказались правы..."
Я натыкаюсь на кирпичную стену, отгораживаясь от Эриона, когда в моей голове проносятся воспоминания. Взгляд этого существа на меня в день смерти отца был таким же, как в ту ночь, когда Дарий забрал меня в свой дом. Шрам на моей руке... Это не может быть Лоркан, это...
"Я предупреждал его, что ты доставишь нам одни неприятности. Я зря потратил время". Сильный смешок Эриона возвращает меня к действительности, и его тон понижается с жестокостью, когда его взгляд блуждает от моей головы к ногам, отталкивая: "Хотя... - задумчивый взгляд, - возможно, ты как раз то, что мне нужно".
Мне не нужно и секунды, чтобы понять, что он имеет в виду, когда он обнажает зубы и проводит языком по растущему клыку. Мои глаза расширяются, и все происходит слишком быстро: он бросается на меня.
Я едва успеваю увернуться от него, нажимая на кнопку своего клинка, когда поднимаю его для защиты. Эрион выгибает шею в сторону, а я, задыхаясь, жду, когда он повернется ко мне лицом: "Если бы в тебе была хоть капля человечности, ты бы не поступил так с Фреей". Как бы мне ни хотелось вонзить в него этот клинок, покончить с ним за все, что он когда-либо совершил, он также отец Фрейи и единственный родитель, который у нее остался.
В глазах Эриона вспыхивает косой свет. Гнев каскадом стекает по его лицу, и я понимаю, что все, что я скажу, ничего не даст ему. Я поворачиваю голову к лестнице и бросаюсь к ней, когда Эрион хватает меня за плащ, заставляя почти закричать, когда меня бросают к решетке камеры.
Зрение дрожит, когда опускается клинок, и в голове появляется боль. Восстановив самообладание, я бросаюсь к клинку и успеваю схватить его как раз вовремя, прежде чем руки генерала обхватывают меня, прижимая к бокам. Хватка настолько плотная, что легкие словно медленно сдавливаются, я не могу дышать и стараюсь как можно сильнее пошевелить рукой.
"Посмотрим, что твои братья подумают о своей новой сестре", - говорит он, и как только он упоминает о моих братьях, ярость закипает в моих жилах, и я сильнее сжимаю клинок.
Его клыки вонзаются мне в шею, и в тот момент, когда он сжимает их, я вонзаю кинжал ему в бедро.
Давление его рук на меня ослабевает, когда он издает слабый стон боли, и я снова ударяюсь головой о его голову. Я слышу, как он отшатывается назад, пока не раздается оглушительный удар о стену с последующим падением на пол.
Задыхаясь от боли, я сжимаю клинок, который дрожит в моей руке. Кровь капает с него, пока я прихожу в себя, а затем я медленно поворачиваюсь и перевожу взгляд на лежащего на полу генерала. Его грудь вздымается и опускается, он еще жив, но я не знаю, сколько времени ему понадобится, чтобы прийти в себя.
Убирая клинок в ножны, я замечаю связку ключей, поблескивающую у его пояса. Я пробыла здесь слишком долго, и теперь это мой единственный шанс. С осторожностью я протягиваю руку и беру их, в последний раз оглядывая камеры, мужчин, женщин, Адриэля - всех, кто принадлежит к рюменам: "Мне так жаль", - шепчу я, потому что знаю, что не смогу спасти всех.
Я взлетаю, хватаясь свободной рукой за стены, чтобы удержаться на ногах, когда выхожу на главный проход.
Он был моим первым удачным оружием, и он делает все, что я говорю.
Слова генерала преследуют меня, и меня переполняют все эмоции, превращая мои внутренности в пыль. Я даже не знаю, как я попала из одной точки подземелий в другую.