Глава 7. Основные черты внешней политики кадастров

Внешняя политика и национальные интересы

При ближайшем рассмотрении венгерской коммунистической модели на предмет наличия в этом режиме атрибутов, органичных для "традиционной" демократии, вскоре выясняется, что таковые в нем отсутствуют, а значит, парламентская демократия и коммунистическая диктатура после 1948 года просто несовместимы. Поэтому вполне понятно, что сегодня глубокие исторические исследования и анализ режима в той или иной ситуации фокусируются прежде всего на характеристиках модели внутренней диктатуры.

В отличие от этого, в отношении оценки внешней политики такого сравнительного консенсуса среди исследователей не существует. На мой взгляд, категории внешней политики, независимой внешней политики и суверенитета, а также понятие национального интереса могут быть оценены только в рамках данного режима, а не применительно к традиции и состоянию демократического государства. Принимая во внимание это утверждение, не составит труда доказать, что страны советского блока не могли проводить независимую внешнюю политику, и, следовательно, было бы пустой тратой энергии предлагать академическое подтверждение этого. Следовательно, вопрос следует сформулировать так: принимая отсутствие свободы и независимости как данность и учитывая очевидную советскую зависимость и детерминированность, какие варианты использования имеющегося внешнеполитического пространства для маневра были у соответствующих лидеров, и в какой степени они хотели или могли преследовать национальные интересы в рамках данных ограничений? Вероятно, еще важнее установить, в какой степени каждая страна в отдельности и совместно могла влиять и формировать отношение сменявших друг друга советских руководителей к международной политике и особенно к отношениям между Востоком и Западом. Для того чтобы дать достоверные ответы на эти вопросы, необходимо провести более тщательные исследования во всех странах бывшего советского блока, поскольку результаты такого рода исследований появляются только сейчас в виде академических публикаций. Хотя сравнительные исследования имели бы больший вес в оценке деятельности отдельных стран в области истории внешней политики, они все еще находятся в зачаточном состоянии. Как следствие, в общественном мнении и даже в научных подходах преобладают стереотипы. Когда говорят о международных отношениях советского блока, всем на ум приходит девиантное внешнеполитическое поведение Румынии. Оно действительно было впечатляющим, и отсюда следовал логический вывод, что такое поведение было единственным или, по крайней мере, наиболее эффективным методом реализации собственных интересов внутри блока. Однако, принимая во внимание результаты международных исследований, все более вероятным кажется, что это был лишь один из вариантов. Более того, если отбросить выражение девиантности как ценности как таковой, то преимущества, полученные румынским обществом благодаря такой "независимой" внешней политике, весьма сомнительны. Напротив, сложная, но во многом неоспоримо позитивная роль Румынии в Варшавском договоре, Комеконе и выработке общей политики, особенно в 1970-е и 1980-е годы, только начинает проясняться.

Поэтому я уверен, что исследование других квазимоделей, таких как восточногерманская, польская, венгерская или даже болгарская, может дать не менее поразительный результат. Специфическая роль ГДР подвергается тщательному исследованию на Западе и дает основания для повышения значимости политики ГДР в плане ее решающего влияния на повседневную советскую политику. Иными словами, ряд событий, которые ранее трактовались как инициированные советским руководством, на самом деле были спровоцированы руководством ГДР; в частности, доказанным фактом является решающая роль восточногерманского руководства в ходе Берлинского кризиса. Таким образом, сегодня можно с уверенностью утверждать, что способность руководства ГДР отстаивать свои собственные интересы была в целом гораздо более эффективной, чем у румынских лидеров.

Один из важнейших уроков, извлеченных из изучения венгерской внешней политики, заключается, прежде всего, в создании международных условий для достижения главных приоритетов этой внешней политики: поддержания политической стабильности любой ценой и проведения относительно автономной внутренней и экономической политики. Что касается состава правительства Кадара, пришедшего к власти 4 ноября 1956 года, то здесь прослеживается явная преемственность с руководством, реорганизованным после отставки Ракоши в июле 1956 года. Однако вскоре стало очевидно, что выполнение поставленной задачи - обновление коммунистической диктатуры для долгосрочного функционирования - может быть эффективно достигнуто только путем применения новых методов после революции. Главным средством создания политической стабильности и умиротворения общества стала недавно введенная Кадаром политика особого качества жизни, которая практически мгновенно обеспечила гораздо лучшую и терпимую жизнь подавляющему большинству тех, кто был готов отличиться от революции, а тех, кто был признан "виновным" или сопротивлялся, сурово наказывала.Однако постоянно растущий уровень жизни мог быть гарантирован только хорошо функционирующей экономикой, поэтому вскоре стало ясно, что долгосрочное развитие венгерской экономики, которая очень сильно зависела от внешних источников и внешней торговли, может быть достигнуто только в том случае, если руководство страны сможет эффективно использовать как восточные, так и западные связи. В отношении Советского Союза это означало, прежде всего, стабильное обеспечение венгерской экономики сырьем и энергоресурсами по "дружественным" ценам (то есть значительно ниже мировых), а в отношениях с Западом - хотя бы частичное (повторное) включение в мировые экономические процессы путем внедрения передовых технологий, необходимых для модернизации и более эффективного функционирования.

Уроки, извлеченные из опыта революции, обстоятельства рождения режима Кадара и политические взгляды венгерских лидеров в совокупности привели к тому, что главным принципом венгерской внешней политики стала середина пути.⁴ С одной стороны, эта политика постоянно декларировала лояльность Советскому Союзу, а с другой - стремилась к более эффективному использованию пространства для маневра, к реализации национальных интересов (естественно, в понимании руководства) при условии, что она не будет открыто противостоять интересам СССР.

Международная обстановка для реализации этой осторожной, но прагматичной внешней политики была благоприятной не только в 1960-е годы, но и, в некотором смысле, в течение всех лет после 1956 года. Хотя частичная международная изоляция Венгрии в период с 1956 по 1963 год, казалось бы, противоречит этому, определяющие и долгосрочные факторы положительно влияли на возможности руководства страны для маневрирования. В этом отношении наиболее важным событием было то, что в Советском Союзе - особенно после неудавшегося путча против Хрущева в июне 1957 года - процесс десталинизации и строительство постсталинской системы продолжались и даже ускорились под руководством Хрущева. Кроме того, политика мирного сосуществования в международной политике была подтверждена на Московской конференции коммунистических и рабочих партий в 1960 году, а также на Двадцать первом и Двадцать втором съездах КПСС в 1959 и 1961 годах соответственно. Помимо нового заявления о предотвращении третьей мировой войны, это означало мирное соперничество двух лагерей, встречи политиков, переговоры, развитие экономических и культурных связей между двумя блоками. Все это привело к постепенному формированию почти нормальных отношений по сравнению с антагонистическими различиями между двумя идеологиями. В этот период заметный рост международного престижа Советского Союза, в основном усиленный "шоком Спутника", в значительной степени способствовал проведению этой политики.

Все это позволило советскому руководству продолжить трансформацию отношений с союзниками, начавшуюся еще в 1953 году. Теоретической основой этого шага стала декларация советского правительства от 30 октября 1956 года, и хотя политика равенства и невмешательства во внутренние дела, заложенная в этом документе, так и не была реализована в реальности, в постсталинскую эпоху эти отношения претерпели значительные изменения. Решения по стратегическим вопросам оставались в руках СССР, однако в вопросах тактики - в определенных границах, включая и формирование внутреннего развития - союзники получили более значительную независимость, чем раньше. Таким образом, к началу 1960-х годов они приобрели своего рода статус ограниченного партнерства. Начавшийся в 1953 году процесс постепенной эмансипации государств советского блока продолжился и ускорился в начале-середине 1960-х годов по трем направлениям: в отношениях с Советским Союзом, с западными странами и с государствами, не являющимися союзниками. Советские советники были отозваны, прежнее ручное управление было заменено сложной системой дистанционного контроля. Не было создано ни одной коммунистической всемирной организации, даже региональной, каким был Коминформ; текущие вопросы обсуждались на регулярных встречах руководителей социалистических стран на высшем уровне, на заседаниях Варшавского договора и Совета экономической взаимопомощи. Там представители стран-участниц нередко брали на себя инициативу в организации серьезных дискуссий, ставкой в которых было представление специфических интересов каждой страны. В экономических отношениях на смену прежней, едва скрываемой советской эксплуатации пришел хорошо известный, но, конечно, по-другому названный принцип и практика взаимных преимуществ и недостатков. После венгерской революции важнейшей целью для Москвы стало сохранение политической стабильности, что позволило бы укрепить советский контроль над странами Восточного блока. Для этого не только выдавались пособия, но и время от времени предоставлялась экономическая помощь союзникам, столкнувшимся с серьезными внутренними проблемами. По этой же причине советское руководство, как бы оно ни было недовольно, смирилось с тем, что в большинстве стран Восточно-Центральной Европы уровень жизни населения будет значительно выше, чем в Советском Союзе. Это явно означало появление новой модели: обратных отношений между империей и колонией. Помимо улучшения условий жизни в зависимых государствах, структура экономических отношений также демонстрировала абсурдный поворот: Советский Союз поставлял своим союзникам дотируемые сырьевые и энергетические ресурсы, за которые они получали в основном промышленные товары.