Некоторые завещания были чрезвычайно подробными. Например, дочь Флоры и Сулеймана леди Эзра оставила четырехстраничный список бенефициаров, в основном местных жителей, которые работали на семью. Другие завещания были сложны в исполнении и требовали многих лет для распределения, поскольку имущество было разным и находилось в нескольких географических точках. Артур владел активами в Лондоне, Бомбее, Гонконге и Шанхае, и суды в каждой юрисдикции должны были утвердить завещание. В его случае большую часть активов в Англии составляли акции и облигации, которые необходимо было ликвидировать перед распределением, и не всегда это удавалось сделать в оптимальные сроки. Распределение других наследств затянулось из-за апелляций по поводу взимаемых налогов, а в некоторых случаях спор доходил до Высокого суда, чтобы разрешить противоречия между Налоговым управлением и исполнителями наследства. Суммы, выплачиваемые в виде налогов на наследство, по сегодняшним меркам были колоссальными. Другие семьи, такие как Кадури или Гюльбенкяны (армянин Калуст Гюльбенкян владел 5 % акций Иракской нефтяной компании и был одним из богатейших людей в мире, когда умер в 1955 году; его фонд в Лиссабоне до сих пор действует вместе с одноименным художественным музеем), укрывали свои активы либо путем размещения в безналоговых юрисдикциях, таких как Гонконг, либо путем создания фондов. Виктор сделал это, но только после того, как понес серьезные убытки в Китае.

Мы не знаем, сколько денег Э. Д. Сассун потерял в Китае и сколько стоил Виктор на момент своей смерти. Его состояние в Англии было ничтожным - всего 12 000 фунтов, хотя он оставил 300 000 фунтов трем племянницам, ежегодное пособие в размере около 7 000 фунтов каждой из двух сестер и несколько тысяч фунтов нескольким друзьям и Ассоциации RAF в Нассау. Остальная часть траста перешла в пользу его жены Барнси. Пресса была шокирована тем, что активы Виктора выглядели так скромно, учитывая его состояние до переезда в Китай. Газета Daily Telegraph назвала багамскую цифру "сенсационно низкой". Барнси продала свою долю в банке E. D. Sassoon Bank в начале 1960-х годов, Eve Stud Company в 1970 году, а Sassoon Studs, первоначально называвшуюся Beech House Stud, годом позже. Точных данных об этих продажах нет, но они оцениваются в один-два миллиона фунтов стерлингов, не меньше.

Сколько денег было спрятано в багамских компаниях и трастах Виктора? Согласно одному источнику, когда в конце 1940-х годов Виктор спросил Люсьена Овадию, сколько он стоит, ему ответили, что у него есть "деньги Гонконгской трастовой корпорации, первоклассные ценные бумаги в Америке на сумму около пяти миллионов долларов [стоимостью примерно 60 миллионов долларов сегодня], а также шанхайская недвижимость, плюс активы в Индии". Как мы видели, шанхайская недвижимость оценивалась в конце войны примерно в 7,5 миллиона фунтов стерлингов (около 350 миллионов фунтов стерлингов сегодня), из которых Овадья сумел продать 1,4 миллиона фунтов. Остальное было потеряно. Здесь стоит учитывать, что активы Виктора в Китае в 1928 году имели стоимость в наших терминах около миллиарда долларов, а к 1937 году они, вероятно, удвоились или составили не менее 1,5 миллиарда. Неясно , сколько было выручено от продажи фабрик в Индии; они процветали в конце Второй мировой войны, но продажа состоялась несколько лет спустя. В любом случае Виктор покинул Китай с гораздо меньшей суммой, чем приехал, хотя мы можем быть уверены, что в сочетании с капиталом в Америке и капиталом, собранным в Индии, эта сумма исчислялась сотнями миллионов долларов по сегодняшним меркам. Хотя это состояние не было дополнено значительным доходом от какого-либо бизнеса, но и не было связано с расходами на его ведение, и его состояние на момент смерти и стоимость активов, оставшихся его жене, были значительными. Поскольку у Барнси не было детей, наследниками стали ее племянник и племянница, а компания Eves Holdings Limited до сих пор работает на Багамах, хотя ее доля в капитале неизвестна.

Другим членам семьи налоги на наследство заставляли продавать недвижимость и делить вырученные деньги. Поскольку лишь немногие дети зарабатывали достаточно, чтобы выкупить своих братьев и сестер, величественные дома в Лондоне уходили из семьи по мере того, как одно поколение сменяло другое. Уже в 1917 году сын С.Д. Джозеф и его жена Луиза "больше не могли позволить себе жить в Эшли-парке" и переехали в дом на Райденс-роуд в Уолтоне-на-Темзе. На протяжении десятилетий продавалась недвижимость в Белгравии, Гайд-парке и на Гросвенор-сквер; дом Филипа на Парк-Лейн стал местом расположения лондонского казино Playboy. Однако было бы ошибкой считать, что только налоги истощили ресурсы семьи. Более значительным было сочетание показного потребления и отсутствия интереса к бизнесу, из-за которого многие растратили свои состояния. Некоторые не могли позволить себе такой образ жизни, но все равно поддерживали его, и экстравагантность была отличительной чертой семьи даже после того, как David Sassoon & Co. перестала быть двигателем богатства. Когда сын Джозефа, Артур Мейер Сассун, подал заявление о банкротстве в 1950 году, он сообщил суду, что его домашние расходы за предыдущие годы составили 39 000 фунтов стерлингов (около 1,4 миллиона фунтов стерлингов сегодня) и что он потратил еще 33 000 фунтов стерлингов на украшения и меха для своей второй жены (актрисы на двадцать пять лет моложе его). На вопрос, почему жена не пришла ему на помощь, он признался, что с тех пор, как у него начались финансовые трудности, они стали ссориться, и именно по этой причине он подал заявление о банкротстве. В какой-то момент ему пришлось заложить драгоценности, чтобы оплатить счета.

Большие суммы также вкладывались в искусство и развлечения. Три особняка Филиппа и пышные балы и банкеты стали одной из причин его славы. На его приемы приглашалось так много мелких королей и знаменитостей, что одна женщина якобы прислала ему на Пасху телеграмму с сообщением: "Христос воскрес. Почему бы не пригласить Его на обед?" Филипп также тратил непомерное количество денег на предметы искусства, большую часть которых унаследовала его сестра Сибил. Она жила в Хоутон-Холле в Норфолке, который считается "квинтэссенцией и лучше всего сохранившимся палладианским домом в Англии", где до сих пор выставлена часть художественной коллекции Филипа . Она и ее муж, 5-й маркиз Чолмондели, потратили огромные деньги на восстановление дома до его былой славы. Позже их потомки продали 160 работ, в основном французские произведения XVIII века из коллекции Филипа и Хоутона, на аукционе Christie's, чтобы собрать средства. Газета The Times сообщила, что в декабре 1994 года на этой распродаже было выручено более 21 миллиона фунтов стерлингов. Артефакты семейных расходов всплывают на поверхность и сегодня. Экзотическая иудаика и эклектичный набор вещей потомков Сулеймана и Флоры были выставлены на аукционе Sotheby's в Тель-Авиве в 1999 году, а затем в декабре 2020 года в Нью-Йорке. Среди предметов, выставленных на продажу, были восточные ковры, богато вышитый текстиль, восточный фарфор и даже китайские и европейские веера. Некоторые религиозные предметы, такие как свитки и богатая мантия Торы, стоили более 150 000 долларов. На аукционе 2020 года были представлены два щита Торы XVIII века, которые Sotheby's назвал "самыми важными произведениями иудейской металлообработки, появившимися на аукционе за последнее поколение" и оценил в 900 000 долларов за штуку.

 

История Сассунов - это часть глобализации, начавшейся в XIX веке. Взаимосвязь между торговлей, финансами и людьми с течением времени становилась все более интенсивной. Их 130-летняя история произошла в то время, когда во всем мире происходили драматические изменения: конец Ост-Индской компании, две Опиумные войны, Гражданская война в Америке, открытие Суэцкого канала, Первая мировая война и конец Османской империи, Депрессия 1929 года, Вторая мировая война, подъем коммунизма в Китае, независимость многих центров, в которых они работали, прежде всего Индии, и конец Британской империи. Некоторые события были выгодны для них (Опиумные войны и Гражданская война в Америке), другие же разрушили их бизнес (коммунистический захват Китая). Они приняли технологические изменения и во многих случаях оказались в авангарде происходящих преобразований. Когда появился пароход, они сразу же изменили свой флот; когда появился телеграф, они сразу же применили его на практике, поскольку четко понимали важнейшую роль информации; когда банковское дело, финансы и инвестиции стали более сложными, они не только внедряли новые идеи, но и были одними из пионеров в развитии инвестиций и сделок, ориентированных на глобальный, а не на локальный рынок (от арбитража в валюте и металлах до участия в банковской деятельности на разных континентах). Даже в области благотворительности они были новаторами, выделяя 0,25 процента от каждой сделки на благотворительность.

Сассуны отказывались быть прихожанами; напротив, они были внимательны к мировым событиям, будь то сбор шелка во Франции или урожай риса в Азии. Их бизнес-модель предполагала вертикальную интеграцию: Они в основном контролировали свои цепочки поставок и доминировали в торговле некоторыми товарами (в частности, опиумом), что привело к повышению эффективности и прибыльности.

История Сассунов рассказывает о том, что глобализация меняла мир на всех уровнях, и компаниям предстояло решить: идти в ногу с драматическими изменениями или стоять на месте. Они выбрали первое. Однако быть в авангарде глобализации, как мы видели, не означало иметь возможность инвестировать в долгосрочную перспективу или проводить фундаментальные изменения в бизнесе. Сассуны были пророками перемен, которые принесут телеграф и пароходы, но не смогли предвидеть конец опиумной торговли и необходимость перенаправления в новые сферы. Важным фактором, который помог им приспособиться к глобальным изменениям, было их происхождение: Они покинули Багдад, зная, что такое безопасность и небезопасность, говорили на разных языках, понимали культуру и с уважением относились ко всем религиям и сектам, где бы они ни путешествовали или торговали. Это позволяло им чувствовать себя связанными с глобальным миром, который начинал становиться меньше благодаря улучшению транспорта и коммуникаций. И самое главное - то, что они были беженцами, готовыми меняться, адаптироваться и интегрироваться в различные общества и культуры, является окончательным свидетельством их открытости глобализации в том виде, в котором мы воспринимаем ее сегодня.