КУИНН

Сегодня был хороший день. Светит солнце, заснеженные вершины гор вдалеке видны в весеннем свете, и что ж, сегодня мой последний день в этом городе. Солнечный свет кажется предзнаменованием, как будто вселенная наконец-то на моей стороне. Я чувствую, что вся моя жизнь вела к этому моменту.

В тот момент, когда я наконец стану свободной.

Трудности, с которыми я столкнулась, то, что я пережила, - мне просто нужно пережить этот последний день. Желание уйти сейчас подобно зуду у меня под кожей, но у меня есть план, и это означает, что завтра. Завтра Трент работает в два раза больше, так что у меня будет достаточно времени, чтобы продвинуться вперед так, чтобы он не узнал о моем уходе.

Так что сегодня мне просто нужно вести себя нормально, наслаждаться весенним днем и надеяться, что я переживу последний день и смогу уехать отсюда.

Я не могу найти в себе силы даже немного грустить. Этот город не хранит ничего, кроме плохих воспоминаний. От криков, которые устраивали мои родители, от того, как мой отец владел своим гневом, словно мечом, который вершил свою собственную версию правосудия над любым, кто попадался ему на пути, до того, как я каким-то образом влюбилась в человека, который является почти точной копией его.

Конечно, со стороны этого не скажешь. Мой отец, по крайней мере, никогда не пытался скрывать, что он был монстром, пьяницей, худшим видом человека. Нет, его не волновало, что люди знали, кто он такой, потому что в этом маленьком городке, особенно в том, где я выросла, никому не было дела до монстров. Трент, хотя... он должен был быть одним из хороших парней. Он должен был стать героем моей истории. Парень чуть старше меня, искушенный, зрелый мужчина, который помог бы мне справиться с моей травмой. Он знал мое прошлое и поклялся защищать меня, никогда не причинять мне боли. Чтобы обезопасить меня.

Почему-то мне кажется, что от этого становится только хуже.

Ложь и манипуляции, направленные на то, чтобы завести меня туда, где я не смогу увидеть монстра, живущего внутри него, пока он не сплел достаточно историй, чтобы гарантировать, что никто не поверит мне, если я что-нибудь расскажу. Частично это произошло до меня. Все видят в нем честного парня, того, кто спасает положение. Они верят в историю, которую он создал из своей жизни.

Но за закрытыми дверями... Вот где живет настоящий Трент.

Я не знаю, как его приятели по работе этого не видят. Они видели его пьяным, и я знаю, как он распускает язык, когда немного перебирает, но они, кажется, просто смеются над этим. Как будто хороший парень не может быть таким. Что это просто алкоголь заговорил.

Пьяный бред, который есть не что иное, как просто это.

Мне хотелось бы думать, что они пришли бы в ужас, если бы узнали правду, но большая часть меня знает, что даже если бы им представили холодные неопровержимые факты — такие, как мой труп, — он, вероятно, все равно смог бы убедить их, что это был не он. Или, по крайней мере, что это было не в его стиле.

О, очарование монстра. Красивые слова, в которые так легко поверить, когда они принадлежат такому лицу, как у него. Я даже не могу их винить. Я купилась на это и активно пыталась найти убежище от других монстров в моей жизни.

Со сковороды и на огонь.

Я заканчиваю сажать луковицы, которые Трент потребовал сделать сегодня в припадке ярости прошлой ночью. Это заняло у меня весь день, потому что мое запястье теперь очень сильно растянуто после его последней вспышки гнева. Он извинился сегодня утром, как и всегда, и я приняла это, как и всегда, потому что что еще я могу сделать? Скажу ему, что я его не прощаю? Да, все, что для этого нужно, - это вернуть меня в больницу, и завтра я должна быть в состоянии двигаться и функционировать.

Я имею в виду, что мои запястья и ребра уже туго перетянуты, я сделала это сегодня утром, после того как он ушел. Тот огромный объем медицинских знаний, который я приобрела за последние несколько лет... ну, на самом деле это просто немного грустно.

Но не более того.

После сегодняшнего - нет.

Завтра я буду свободна.

Хлопает входная дверь, вырывая меня из моих мыслей, поскольку ужас держит меня в плену. Его еще не должно быть дома. Едва перевалило за обеденный перерыв.

— Куинн! — он рычит. Звуки его шагов по дому заставляют меня вздрагивать, но я все еще не могу заставить свое тело пошевелиться. Хлопают новые двери, и мне наконец удается подняться на ноги, пытаясь отряхнуть грязь с одежды, чтобы не злить его еще больше.

— Где ты, блядь, шляешься? — От его криков у меня учащается пульс. Недостаток жизни на окраине города в том, что наши соседи находятся в нескольких милях отсюда. Никто ничего не может услышать. Раньше я думала, что приятно быть вдали от всех людей в городе... Потом я узнала, что это было лишь частью того, как ему сходило с рук то, что он делает.

— Почему ты здесь? — Я вздрагиваю, когда задняя дверь отскакивает от стены от силы, с которой он ее толкнул. Я открываю рот, чтобы заговорить, но ничего не выходит. Мне бы это все равно не помогло. — Ты что, блядь, немая сейчас или просто тупая?

Он смотрит на меня сверху вниз, и я чувствую себя примерно на два дюйма выше ростом, потому что все еще не могу говорить, а даже если бы я могла, он все равно исказил бы все, что я сказала.

— Мне, блядь, все равно. Где обед?

Он разворачивается и стремительно уходит обратно в дом, и в моей голове проносятся мысли о том, что он, должно быть, чем-то занят, потому что только что прошел обед и его еще не должно быть дома, но потом я понимаю, что это всего лишь предлог. Повод для него обратить свой гнев на меня. Чтобы оправдать это перед самим собой.

Все мое тело кричит мне бежать. Быстро и далеко. Но у него есть ключи от машины. У него есть все.

У него есть сила.

Он снова выкрикивает мое имя, и я бросаюсь внутрь, вопреки всем своим инстинктам.

Мне просто нужно выжить сегодня.

Я так занята бегством внутрь, чтобы найти его, что не замечаю кулака, замахивающегося в мою сторону. Только когда я оказываюсь на земле, мое лицо пульсирует, я понимаю, что вообще произошло. Моя щека пульсирует, от крика агонии кажется, что она почти сломана.

— Почему ты делаешь меня таким? — спрашивает он почти с раскаянием. Но когда я не отвечаю, потому что все мое лицо болит, его гнев снова взрывается. — ПОЧЕМУ ТЫ ДЕЛАЕШЬ МЕНЯ ТАКИМ?

Я сворачиваюсь калачиком на земле, пытаясь защититься от ударов, которые сыплются на меня, пытаясь попасть в то место внутри себя. Время течет так медленно, но в то же время так быстро, и я теряю счет всему, кроме боли. Когда он заканчивает, я остаюсь на месте, пока он поднимается наверх, чтобы принять душ. Мысленно я пытаюсь оценить боль. Я не думаю, что что-то сломано. По крайней мере, я надеюсь, что нет. Я не могу убежать, если что-то сломано.

Мне требуется больше времени, чем я хочу признать, чтобы обрести способность двигаться, и я прикусываю губу, чтобы сдержать крик, срывающийся с моих губ, когда я встаю. Слезы текут по моим щекам при каждом шаге. Мои обезболивающие наверху. Если я только смогу добраться до них, со мной все будет в порядке.

Каждое движение вверх по лестнице - это агония, и у меня несколько раз кружится голова от боли.

Это худшее, что с ним было за последнее время. Я не помню, когда в последний раз у меня так сильно болело все тело.

Я достигаю верхней ступеньки, и волна головокружения снова накрывает меня. Я теряю хватку за перила, когда все погружается во тьму.

Следующее, что я слышу, - писк машин, и мои глаза щиплет от резкого света, когда я пытаюсь их открыть.

Нет, нет, нет.

Писк становится быстрее, меня охватывает паника. Я не могу быть в больнице. Я должна была сбежать.

Но я чувствую гипс на запястье и такой же на ноге и знаю, что никуда не уйду.

Я в ловушке.

Снова.

— О, хорошо. Вы проснулись. — Поднимая глаза, я вижу медсестру, стоящую в дверях моей палаты. Я знаю ее по школе, она была на несколько лет старше меня — обратная сторона маленького городка. Все друг друга знают.

— Вы всех нас здорово напугали. Вы упали. Вы пробудете здесь несколько дней, пока мы будем наблюдать за вашей головой, а затем вы будете восстанавливаться дома. Я сообщу Тренту, что вы проснулись, он ужасно беспокоился с тех пор, как нашел вас.

Да, держу пари, так и есть.

Я открываю рот, чтобы заговорить, но в нем так пересохло, что я едва могу шевелить языком, а горло словно исцарапано до чертиков.

— Давай я принесу вам воды, — говорит она, прежде чем исчезнуть, и слеза отчаяния скатывается по моей щеке.

Месяцы.

Пройдут месяцы, прежде чем я исцелюсь, и это только в том случае, если он снова не сломает меня. Я копила целый год, и теперь... все было напрасно.

Я никогда не освобожусь от него. Пока не умру.

Я действительно не помню, как вернулась в квартиру, просто знаю, что не могу бежать в том, что на мне надето. Мой мозг сходит с ума. Все происходит не так. Можно было бы подумать, что я уже привыкла убегать, и что я не буду паниковать, но Трент еще не нашел меня.

Но он это сделает.

Мое лицо есть в сети, и не может быть, чтобы он его не нашел. До сих пор я была чертовски осторожна, и мне только-только начала нравиться эта новая жизнь.

Хотя на самом деле трех недель мне недостаточно, чтобы привыкнуть к этому, так что, по крайней мере, отказаться от этого не должно быть слишком сложно.

Но тогда почему это кажется намного сложнее, чем каждый раз до этого?

Возможно, это потому, что я решила вернуть часть себя, потому что я действительно начала заводить друзей, потому что я поняла, как многого мне не хватало ... но даже при всем этом я не могу остаться.

Если Трент найдет меня ... Не важно, как сильно он хочет вернуть свою собственность, я знаю его. Я знаю его гнев, и он победит. Так всегда бывает. Он захочет преподать мне урок, и на этот раз, ну, он, вероятно, убьет меня. Скорее всего, случайно, но он все равно сделает это и даже не моргнет.