Мои конечности онемели, когда я села в машину и тихо поехала домой. Я надеялась, что на рассвете у меня все еще будут отношения с мамой. Но что бы она ни решила, это было сделано.
Я закончила.
О мой бог. Я закончила.
Бесчисленные часы тренировок. Годы игр. Турниры, команды и путешествия.
Все это почти закончилось. Я почти покончила с волейболом. Что теперь?
Эмоциональная волна нахлынула на меня в тот момент, когда я припарковалась в гараже. От этого у меня перехватило дыхание и ребра сжались. Слезы хлынули из моих глаз, потекли по щекам и упали мне на колени. Рыдания сотрясали все мое тело, пока я пыталась глотнуть воздуха.
Трясущейся рукой мне удалось открыть дверцу машины. Когда я вскочила на ноги, у меня подкосились колени, и я плакала так сильно, как никогда в жизни.
Я закончила.
Это было грустно. Это было облегчение. Это было страшно и волнующе.
Человек, посвятивший свою жизнь спорту, пожалел о каждом сказанном маме слове. А человек, который хотел заниматься чем угодно, кроме волейбола, который годами скрывал свои чувства, был невероятно рад рассказать правду. Эти два человека были в состоянии войны, и, хотя я знала, кто победит, мне все равно было больно.
Еще один всхлип вырвался наружу. Слезы никак не хотели прекращаться, поэтому я зажала рот рукой и пошла.
Не в свой дом. Не наверх, в свою спальню.
Я вышла из открытой двери гаража и пересекла подъездную дорожку к дому Торена. Я направилась прямо к его входной двери.
Она была не заперта.
Он появился на пороге, как только я вошла внутрь. Один взгляд на мое лицо, и он раскрыл объятия.
— Что случилось? Это была твоя мама?
— Я ухожу, — сказав это вслух, я расплакалась еще сильнее, когда упала ему на грудь и, икая, попыталась объяснить. — Я-я сказала маме, что закончила. Что это мой последний сезон.
— Детка. — Одна рука обхватила мой затылок, а другая легла на поясницу, придвигая меня еще ближе. — Дыши.
Я кивнула, пытаясь сделать глубокий вдох, пока его рука двигалась вверх и вниз по моей спине.
— Я знала, что это произойдет. Я просто… это больно и в то же время не важно. Я не могу этого понять.
— Ты поймешь.
— Кто я вообще такая без волейбола?
Торен подвинулся, взял мое лицо в ладони. Его большие пальцы поймали слезы, которые никак не могли остановиться, и вытерли их насухо.
— Ты моя Дженнсин.
Я посмотрела ему в глаза, уверенная, что он слишком хорош, чтобы быть правдой.
Почему Торен вообще хотел меня? У него могла бы быть женщина, которая знала бы себя. У которой была бы карьера, жизнь и все такое прочее. У него могла бы быть женщина ближе к его возрасту. Почему я?
У меня было слишком тяжело на сердце, чтобы спрашивать. Углубиться в разговор, который, несомненно, привел бы к вопросам о моем прошлом, на которые я не была готова ответить.
Нам нужно было поговорить о будущем. Нам нужно было понять, что именно мы будем делать вместе.
Но что произойдет, если мы решим, что у нас нет будущего? Что произойдет, если мы закончим этот разговор не вместе?
Я не переживу потерю волейбола и Торена в одну ночь.
Поэтому я снова прижалась к нему, лишая его сил, пропитывая его рубашку своими слезами. И когда они, наконец, утихли, я отстранилась и вытерла лицо.
— Девочки скоро вернутся домой. Мне пора идти.
— Ты в порядке? — Он заправил прядь волос мне за ухо.
— Да. Нет. — я вздохнула. — Со мной все будет в порядке.
— Придешь попозже?
Я бы хотела оказаться в его объятиях, но сегодня вечером я не смогу уйти до рассвета.
— Думаю, мне нужно немного побыть одной. Поспать и переварить все это.
Он заправил прядь волос мне за ухо.
— Я понимаю.
— Жаль, что ты завтра уезжаешь. Жаль, что я не могла обнять тебя после сегодняшней игры.
Печаль в его взгляде говорила о том, что он хотел того же.
— Мне тоже.
— Удачи тебе в эти выходные.
— И тебе тоже. — Он поцеловал меня в лоб и проводил до двери.
— Прощай, Торен.
Торен поморщился, так слегка, что я едва уловила это. Затем, когда я вышла на крыльцо в ночь понизил голос:
— Прощай, Дженнсин.
Сколько раз я прощалась с тех пор, как мы познакомились? Первый раз это было утром после вечеринки.
Если бы я могла вернуться в прошлое, если бы я могла повторить ту ночь и следующее утро, я бы изменила только одну вещь.
Я бы не стала прощаться.