Карие глаза приветствовали мое возвращение в реальность.

Карие глаза приветствовали мое возвращение в реальность.

И внезапно я понял, что ненавижу сон. Пока она здесь, сон являлся для меня препятствием, в котором я не нуждался. Хотя, как бы ни старался извлечь максимум пользы из того, что моя Голубка была со мной, в моей постели, она вырубилась где-то между двумя и тремя часами ночи.

Возможно, у меня были сомнительные моральные принципы, но было множество граней, которые я отказывался переступать. И половой акт со спящей женщиной был лишь одной из них.

— Я хочу остаться, но мы не можем находиться здесь вечно взаперти.

Ее голос был четким, словно это она бодрствовала гораздо дольше меня, погруженная в свои мысли.

Я придвинулся ближе и сжал рукой ее бедро. Наши ноги переплелись, прикосновение ее кожи и тот факт, что Голубка здесь, когда я думал, что она убежит в свою комнату с первыми лучами солнца, сделали мой член мучительно твердым, а грудь сдавило.

— Том? — спросила она с легкой улыбкой, и я понял, что только что пристально смотрел на нее. Восхищаясь тем, как утренний свет струился по ее тонким чертам и освещал бронзовые искорки в ее темных глазах.

Я зевнул и повернул голову, прикрывшись подушкой. Вернувшись в исходное положение, я пробормотал:

— Если ты беспокоишься о своем федерале, не стоит. Он сдастся, как и все остальные.

Этот разговор взбодрил меня, благодаря раздражению, которое появилось благодаря предмету разговора.

Голубка приподнялась на локте, волосы упали ей на лицо. Я нежно откинул их назад.

— Майлз, — она сделала паузу, затем исправилась: — Майло… Я не знаю. Он приложил немало усилий. Он так просто не сдастся, если вообще сдастся.

Я опустил руку, но она перехватила ее своими пальчиками.

— Он отступит, если поймет, что это единственное правильное решение.

Джемайма в потрясении посмотрела на меня, отчего я усмехнулся.

— Не бойся, Голубка. Если ты хочешь, чтобы он был жив, даже если это убьет меня, я буду уважать твои желания. — Хотя мне страстно хотелось оторвать ему все до единого пальцы, а затем отрубить ему руки за то, что он просто прикоснулся к ней.

— Ты такой милый монстр.

Я поднес ее руку к своим губам.

— Превыше всего. То, что я чувствую к тебе, превыше всего.

Ее глаза заблестели.

В дверь несколько раз постучали.

— Том, проснись.

Джемайма села, прижимая к груди серую простыню.

— Все в порядке, — сказал я. — Он не войдет.

Еще один стук в дверь.

— Я знаю, что вы, э-э, заняты, но у вас посетитель. Тот, кого ты ждал.

Я мгновенно вскочил, крикнув:

— Дай мне десять минут. — Посмотрев на Джемайму, я спросил: — Хочешь принять со мной душ?

Нервный смех разнесся по комнате, когда она спустила ноги с кровати, собирая свое платье и лифчик.

— Может быть, в другой раз.

— Ты знаешь, я могу настоять.

Голубка отбросила простыню, и мое сердце подскочило к горлу, когда ее розовые соски затвердели, и она закинула руки за голову. Маленькая дразнилка.

— Иди сюда.

Она застегнула лифчик, затем надела платье через голову.

— Нет, у меня утренний запах изо рта.

Я причмокнул губами, скривившись.

— У меня возникла хорошая идея.

Ее смех последовал за ней, когда она выходила из моей комнаты, а я со вздохом уставился на свой твердый член.

Бо и Сейдж сидели за моей кухонной стойкой, когда я накинул пиджак и вошел на кухню.

— ...нельзя просто одолжить чью-то ножовку, — говорил Бо, обхватив татуированными руками кофейную кружку.

— Почему, черт возьми, нет? — спросил Сейдж, переворачивая страницу сегодняшней газеты.

Бо бросил на него недоверчивый взгляд, который Сейдж проигнорировал.

— Это личное, чувак. С этим могут быть связаны воспоминания.

Я кивнул Мурри в знак благодарности и взял чашку кофе, которую он протянул мне, игнорируя понимающую ухмылку на его лице.

— Том, могу я одолжить твою ножовку?

— Нет, — ответил я, затем посмотрел на Бо. — Он внизу?

Тот кивнул, бросив взгляд на дверь.

— Я засунул ему кляп. Он шумный сукин сын.

— Благодарю. — Я повернулся к Мурри. — Лу?

— Она наверху, причесывает Джемайму.

Услышав это, оба мужчины уставились на меня, на носу Бо все еще виднелись небольшие синяки от того места, куда его ударила моя Голубка.

— Как вы его поймали?

— Мы заехали проконтролировать местность и увидели потрепанный старый грузовик дальше по дороге.

— Нет ничего лучше утренней пробежки по лесу, — пробормотал Сейдж, делая глоток кофе.

— Я поймал его возле ручья, где он поскользнулся на камне. — Бо забарабанил пальцами по столешнице. — Он ни хрена не сказал.

— Что сделает это еще более приятным. — Сейдж облизал палец, переворачивая еще одну страницу.

Сделав несколько больших глотков напитка, я поставил кружку на стол и направился к двери в подвал.

— Есть еще что-нибудь, что я должен знать?

Бо повел плечом. Сейдж покачал головой.

— Проследи, чтобы Лу держалась подальше от кухни. — Мурри знал правила, и хотя подвал был звуконепроницаемым, мне не хотелось рисковать.

Я шел медленно, предупреждая о своем присутствии, и о том, что я никуда не тороплюсь.

Комната была погружена в темноту, но это были мои владения, мое безопасное место, поэтому каждая деталь запечатлелась в моем сознании. Темнота меня не беспокоила и не мешала.

Но это, по-видимому, беспокоило моего посетителя.

Приглушенные жалобы наполняли воздух вместе с резким запахом пота. Страх творил с людьми странные вещи.

Некоторые теряли сознание.

Некоторые под себя мочились.

Некоторые не могли контролировать испражнения.

Некоторые обильно потели.

Некоторые тряслись так, что у них стучали зубы.

Список можно продолжать, и, судя по парню, лежащему на моем стуле, он был напуган, но держал себя в руках. Что сказало мне о многом. Он знал обо мне, а значит, осознавал риски своей работы.

Все еще стоя в темноте, я заставил его еще немного понервничать, потом решил, что пора.

Над нашими головами зажегся свет, комната озарилась тусклым, мерцающим желтым оттенком.

У моего посетителя от страха глаза стали больше, а мышцы на шее напряглись, когда он прерывисто задышал из-за кляпа, засунутого ему в рот. Его волосы были густыми, черными с проседью, голубые глаза налиты кровью и изборождены морщинами, а нижняя губа разбита. Без сомнения, благодаря одному из моих друзей, находящихся наверху.

Я натянул перчатки и пододвинул табурет, присаживаясь рядом с ним.

Он не издал ни звука, хотя и дергался в своих путах.

— Я уверен, ты знаешь, почему ты здесь.

У этого идиота хватило наглости покачать головой.

— Позволь мне повторить, — сказал я, откидываясь назад и беря иглу с подготовленного лотка позади меня. — Я уверен, ты в курсе, почему ты здесь.

Его мускулистая рука покраснела от моего сжатия. Слегка надавив, я проколол кожу под ногтем его большого пальца, затем еще раз надавил. Он взвизгнул, кивая головой, а его глаза наполнились слезами.

Я медленно вытащил иглу.

— О, уже готов говорить?

Он выразительно кивнул.

В качестве метода убеждения я повторил процесс с каждым пальцем, слушая его приглушенные крики и удары тела о твердую поверхность, пока я спокойно вынимал иглу из мизинца и бросал ее в банку с антисептиком.

Я вытащил кляп и положил его рядом с ним на стул, затем подождал, пока он немного успокоится, слезы все еще текли из его налитых кровью глаз.

— Ты больной ублюдок...

— Каждый, кто здесь был на твоем месте, говорил мне об этом. Я знаю, кто я такой, поэтому, пожалуйста, не утомляй меня и не трать наше время впустую. — Я придвинулся ближе, мой голос зазвучал угрожающе, когда я начал закипать: — А теперь скажи мне, кто ты и почему ты здесь.

Какое-то мгновение он рассматривал меня, мгновение, которое едва не обошлось ему дорого, но затем, наконец, он признался:

— Меня наняли следить за тобой.

Я ждал. Потому что, конечно же, он знал, что ему никто не поможет.

— Чтобы получить любую информацию о тебе, какую только смогу, и чтобы...

— И чтобы что? — осторожно спросил я, хотя моя кровь бурлила от жажды мести.

— Твоя дочь. Мне приказали найти доказательства того, что она тебе неродная, но я не смог, и тогда мне сказали... просто з-забрать ее.

Даже не глядя, я схватил ножницы с подноса. Неважно, что он говорил или что мог еще сказать, мое сердце не могло смириться с мыслью о том, что кто-то заберет мой солнечный свет.

— П-подожди, — пробормотал он, заикаясь. — Какого хрена? Я же тебе признался!

Он начал вырываться, когда я засунул кляп обратно ему в рот.

— Я знаю, — сказал я и обернул металл вокруг кончика его большого пальца. — Но мне было любопытно. Что ж, теперь я уверен, ты сможешь меня понять, — я сжал рукоятки, и его приглушенные кляпом крики заглушили звук металла, рассекающего ноготь и кожу, — я в ярости.

Я срезал палец до кости. На самом деле, кости являлись для меня не самой приятной вещью, а я не любил тратить время впустую. Я бы скорее вырвал кому-нибудь зубы, чем имел дело с костями.

Это рутинную работу я берегу для особых посетителей.

Он продолжал корчиться и кричать, и я смотрел, как кровь струйками стекала по его руке, по ремням безопасности и оставляла капли на стуле.

Во мне не осталось ничего, кроме накопившейся ярости при мысли о том, что люди таким образом замышляют заговор против меня. Одно дело было пытаться сломить меня, но совсем другое — затронуть мое сердце.

Когда он немного успокоился, я вынул кляп и спросил:

— Кто послал тебя забрать мою дочь?

Кем бы ни был тот человек, мой посетитель, должно быть, не слишком его боялся. И он легко выдал информацию:

— Он был агентом, Майло или как его там, трахни меня, — простонал он, сжимая прорытую кровью руку, слюна стекала по его подбородку, когда он прошипел сквозь зубы: — Ч-что-то в этом роде.

Я вздохнул, зная, что мне придется как-то донести до своей Голубки, что этот федерал все-таки должен умереть.

— Ты не полицейский? — спросил я.

Он покачал головой.

— Нет, черт. Нет. Но я подрабатываю для парней под прикрытием. Я даже не собирался соглашаться на это, но он предложил мне десять тысяч и заплатил половину. Плюс, м-мое проживание и авиабилеты.