Это странное чувство, которого я никогда раньше не испытывала. Мне это нравится больше, чем следовало бы, - восхищение, а не вожделение. Это заставляет меня смягчиться по отношению к нему, и я стараюсь загнать это чувство обратно, чтобы не потерять бдительность слишком рано.

Или вообще не терять бдительности.

— Мисс Васильева. — Он кивает хозяйке и берет меня за руку, ведя к кабинке. — Я так рад, что ты приняла мое приглашение.

В его словах есть что-то чопорное и официальное, и я задаюсь вопросом, всегда ли он будет таким, будет ли он церемониться со мной даже после того, как мы поженимся. Интересно, как я к этому отношусь? Так будет легче не влюбиться в него, не сорваться на близость, это уж точно.

— Зачем ты меня пригласил? — Резко спрашиваю я, садясь за стол, и он наливает мне бокал вина. — Все это не обязательно. Ты можешь делать и иметь все, что захочешь, у тебя подписан контракт, а значит, ты получаешь меня в любом случае. Так зачем притворяться?

Тео поднимает бровь, откидываясь на спинку стула с собственным бокалом вина.

— Почему бы и нет? — Приятная улыбка все еще на его лице. — Нет ничего плохого в том, чтобы иметь хорошие манеры, Марика. На самом деле, я считаю, что это просто необходимо в той жизни, которую мы ведем. Она так часто бывает жестокой и кровавой, не так ли? Что плохого в том, чтобы придать ей немного утонченности и элегантности?

— Ничего, я полагаю. — Я хмуро смотрю на него, делая глоток вина. Оно восхитительно, у него такой же хороший вкус в вине, как и в одежде... если, конечно, он выбрал платье.

— Ты, например, элегантна. — Он непринужденно указывает на меня одной длиннопалой рукой, и я чувствую небольшой толчок в груди от того, как он жестикулирует. Мне всегда казались привлекательными мужские руки, у Адрика они широкие и тяжелые, отчего я чувствую себя еще более маленькой и хрупкой, когда он меня обнимает. А вот руки Тео... Они выглядят проворными, ловкими. Руки художника на руках жестокого человека, хотя все в его внешности, кажется, призвано создавать атмосферу очарования и благородной харизмы. Какую бы жестокость он ни таил в себе, она скрыта под поверхностью.

Я представляю, как его руки касаются меня, и эта мысль вызывает во мне трепет желания, которого, как я знаю, не должно быть.

— Ты образованная принцесса Братвы, — продолжает Тео. — С тобой нужно обращаться с той вежливостью, которую ты заслуживаешь.

Я бросаю на него короткий взгляд и делаю еще один глоток вина, чтобы скрыть свое потрясение. И снова я слышу в его голосе ту нить искренности, которая меня удивляет. Я не знаю, что с этим делать. Мне хочется думать, что он лжец, что он притворяется, чтобы завлечь меня, заставить поверить, что он такой, каким не является. Но зачем? У него уже есть контракт, по которому я стану его женой. Единственное объяснение, он настолько самодостаточен, что нуждается в моей искренней привязанности, но это не то чувство, которое я от него получаю.

Он либо исключительный лжец - что ужасает, - либо имеет в виду то, что говорит. И это тоже пугает, потому что не имеет смысла.

— Давай наслаждаться едой. — Он улыбается мне. — Ты уже бывала здесь?

Я качаю головой, видя, что к нам направляется официант с подносом.

— Я взял на себя смелость заказать первое блюдо, — говорит он, указывая на официанта. — Надеюсь, ты любишь морепродукты.

— Люблю, — отвечаю я, наблюдая за тем, как официант расставляет тарелки: фуа-гра на тонких кростини, миски с похоже биском из омара, тарелки с эскарго. Еда исключительная, вплоть до пасты с чернилами кальмара и креветками, которую я заказываю, а Тео наслаждается стейком.

— Почему ты так долго ждал свадьбы? — Спрашиваю я между тем, как исчезает первое блюдо и нам приносят основное. — Я бы предположила, что ты овдовел. Я была удивлена, когда узнала...

— Что ты станешь моей первой женой? — Тео усмехается. — Я знаю, что тебе трудно в это поверить, Марика, но брак для меня кое-что значит. Если мне нужно только удовольствие и кто-то, кто согреет мою постель, это достаточно легко найти.

От того, что он говорит это так прямо, мои щеки пылают.

— Я не удивлена, что услышала это, — холодно отвечаю я ему, запоздало понимая, что это звучит как комплимент, и, судя по тому, как он ухмыляется, он воспринимает это именно так.

— Я хочу, чтобы моя жена была компаньоном, — спокойно говорит он. — Не только постель или кто-то, кто родит мне детей, но и кто-то, чье общество мне нравится. Так что если ты задаешься вопросом, почему ты здесь сегодня, Марика, то, помимо простой вежливости, это потому, что я хочу выяснить, нравится ли нам общество друг друга.

— Но почему? — Я растерянно смотрю на него. — Мы уже помолвлены. Контракт не может быть разорван, даже если мы узнаем, что ненавидим друг друга.

Тео пожимает плечами.

— Ты, конечно, права. Контракт обязывает. Я согласился на этот брак, потому что в моем возрасте я обнаружил, что уже не так тяготею к кровопролитию, как раньше. Если я смогу избежать войны с Братвой и при этом получить достаточно прибыли, чтобы сохранить одобрение других королей, то я предпочту это. А брак с тобой позволяет достичь двух целей, и дает мне жену, которая обеспечит мне наследника, на котором настаивают короли.

Я моргнула, немного удивленная. Я и представить себе не могла, что он тоже чувствует давление, чтобы жениться.

— Я думала, что принуждение к браку, это только то, что случается с женщинами в этом мире, — язвительно замечаю я, и Тео смеется. Это тоже смягчает его лицо, делая его еще более красивым.

— Ну, я не могу представить, что это одно и то же, — говорит он. — Но есть прецедент, когда даже человека, повелевающего королями, могут вытеснить, если окажется, что он не соблюдает традиции и устои, которые поддерживают нашу силу. Так что да, на меня оказывалось давление, чтобы я женился и обеспечил наследника. Наш брак я не считал чем-то неизбежным, даже если бы мы с тобой не угодили друг другу. Но... — он пожал плечами. — Я подумал, что хотел бы выяснить это до свадьбы. Я подумал, что ты тоже захочешь. Тогда, по крайней мере, мы могли бы пойти на нее, имея представление о том, чего ожидать.

По мере того, как он говорит, я замечаю, что его акцент стал легче. В таких случаях, когда он на публике, он говорит культурно и осторожно, и я думаю, что он хочет казаться более утонченным. Я подозреваю, слушая его, что над этим он работал много лет. Я также понимаю, что мне больше нравится его естественный акцент. Мне интересно, что может заставить его сгустить краски, что может заставить его потерять ту тщательно культивируемую элегантность, на которую он, кажется, полагается.

Ко мне возвращаются его слова о том, что брак для него что-то значит. Что он откладывает его, потому что хочет общения. И мне становится интересно, как это согласуется с тем, что рассказал мне Николай.

Стал бы мужчина, который ценит брак, влезать в чужой? Что-то не сходится.

Когда ужин закончен, Тео оплачивает счет и встает, протягивая мне руку.

— Кажется, сегодня вечером в театре идет опера, — говорит он. — Не знаю, нравится ли тебе это, но я считаю, что это приятный способ провести вечер.

Я жду, что он сделает какое-то движение в машине, когда мы окажемся внутри и водитель выедет на дорогу. Он проведет рукой по моей ноге или просунет пальцы в глубокий вырез моего платья. Чтобы показать, что я принадлежу ему, что даже сейчас, когда мы еще официально не женаты, я все еще принадлежу ему. Но он этого не делает. Он - безупречный джентльмен, до самого театра, где сам открывает мне дверь, а не ждет, пока это сделает водитель. Он снова подает мне руку, провожает по лестнице и поднимается в ложу, где нас ждет шампанское.

Я все еще жду, что он как-то прикоснется ко мне, пока длится ночь. Но он не прикасается, даже не положил руку мне на колено, хотя мы сидим очень близко, бок о бок. Поначалу я думаю, не находит ли он меня непривлекательной. Может, во мне есть что-то такое, что ему не нравится, что я слишком молода, или слишком худа, или просто не нравлюсь ему. Но время от времени, когда я тянусь за шампанским, я ловлю на себе его взгляд. В нем есть голод, который говорит о том, что он действительно хочет меня, и тот факт, что он не прикасается ко мне, только усиливает напряжение в комнате, которое медленно растет и усиливается по мере того, как продолжается ночь.

Мне становится интересно, не делает ли он это специально. Каждый раз, когда он тянется к своему бокалу, я думаю, не собирается ли он коснуться моей руки или колена, но он этого не делает. Каждый раз, когда он смотрит на меня, я думаю, не собирается ли он бросить наблюдение за оперой под нами, чтобы притянуть меня для поцелуя, но он этого не делает. Наша ложа уединенная, вдали от посторонних глаз, он может делать все, что захочет. Но он довольствуется тем, что сидит тут, потягивает шампанское и смотрит на меня, словно наслаждаясь видом какой-то бесценной вещи, которая принадлежит только ему. По мере того, как ночь продолжается, я чувствую, как желание поселяется в моей крови так, как я никогда не чувствовала раньше.

С Адриком. И я чувствую себя виноватой, даже думая об Адрике, когда сижу здесь, рядом с Тео, но с ним все всегда пылает жарко и быстро. Желание острое, и любая прелюдия кажется поспешной и срочной, мы оба торопимся добраться до момента, когда он окажется внутри меня, в погоне за удовольствием, которое, как мы оба уверены, не будет длиться вечно. Кажется, что каждый момент нужно не смаковать, а выхватывать и красть.

Но с Тео...

Я чувствую, как во мне поселяется какое-то пьянящее предвкушение, и думаю, когда же он наконец прикоснется ко мне, будет ли это продолжаться до нашей брачной ночи. Если это то, что ему нравится, - затягивать, заставлять меня извиваться от затянувшейся потребности, пока он наконец не даст мне то, чего я хочу. Знает ли он прямо сейчас, о чем заставляет меня думать, о дрожи в моих венах, и поэтому ли он это делает.