Все мужчины в ее жизни.

Прошло совсем немного времени, прежде чем я понял, что готов сделать все, что ей нужно, если это даст нам шанс исправить то, что пошло не так в нашем браке. Во всем.

Дверь в спальню, что неудивительно, заперта. Я был бы еще больше шокирован, если бы узнал, что она не пыталась запереться от меня.

— Марика. — Я стучу костяшками пальцев по двери, делая глубокий вдох. — Марика, пожалуйста. Нам нужно поговорить. Что бы это ни значило, я понимаю. Я выслушаю все, что ты скажешь. Но, пожалуйста...

Воцаряется тишина. Нетрудно понять, почему. Я медленно выдыхаю, сдерживая свое разочарование. Выпустив его наружу, я только ухудшу наши отношения, это лишь подчеркнет то, в чем она меня уже обвинила. В неумении держать себя в руках. Позволил своему гневу взять верх. Позволил разрушить то, что у нас было.

Вместе с любым шансом на то, что мы сможем все исправить.

— Марика, клянусь, все, чего я хочу, это поговорить. Ты можешь начать первой. Я буду слушать, прежде чем скажу хоть слово. Ты можешь ударить меня, если тебе от этого станет легче. Что угодно, пожалуйста, поговори со мной. То, что сказал твой брат... — Я чувствую, как в моем нутре медленно разгорается паника при мысли о том, что она может отказаться говорить со мной снова. Что она может уехать завтра утром, так и не сказав ни слова. Что то, что произошло сейчас в гостиной, может стать нашим последним разговором.

Невозможно поверить, что еще два дня назад я думал об именах для наших будущих детей, представлял все способы их зачатия, планировал, как мы с Марикой проведем дни, оставшиеся нам вдвоем, до того, как станем родителями. У меня было целое будущее, и оно разбилось в один миг.

Как и мое сердце, и ее тоже, начинаю думать я.

— Марика. — Я прислушиваюсь к любым звукам в комнате, которые могли бы подсказать мне, что она делает. Плачет ли она, принимает ли душ, собирает ли вещи, ходит ли по комнате, даже звук сдвигающихся пружин кровати, который мог бы подсказать мне, что она спит. Но ничего нет.

И через мгновение я начинаю беспокоиться о вещах похуже. О более темных вещах.

Окно находится слишком высоко, чтобы из него можно было выбраться, но если бы она была достаточно отчаянной, она могла бы попытаться. Если бы она хотела сбить меня с толку, сказав, что уйдет завтра утром, а сама планировала сбежать прямо сейчас. Возможно, ей будет все равно, доберется ли она вниз целой и невредимой. Или…

Я не могу думать о том, что еще могло случиться. Мысль о том, что Марика могла намеренно причинить себе боль из-за всего этого, слишком тяжела для меня. Я никогда не смогу простить себя, если все это именно так.

И уж точно я никогда не прощу Николая.

Когда она не отвечает, когда я зову ее еще два раза, а из комнаты по-прежнему не доносится ни звука, у меня не остается выбора. Двери в этом доме из тяжелого дерева, и выбить их нелегко, но во мне осталось достаточно ярости и разочарования, чтобы это было не так сложно, как могло бы быть. Я бью ногой по двери, пока она не распахивается, толкая ее достаточно далеко, чтобы попасть внутрь, и дико оглядываю комнату.

Марики не видно. В комнате пусто и тихо. Нет никаких признаков того, что она собиралась, ее чемоданы даже не вытащены, а кровать ровная и все еще заправлена. Она не дремала. Я не слышу звука работающего душа, но все равно врываюсь в ванную, не обращая внимания на то, что ей может понадобиться уединение. Неважно - там тоже пусто.

Когда я оборачиваюсь, то вижу открытое окно в дальней части спальни. Еще не подойдя к нему, я понимаю, что увижу шаги по грязи, оставшейся после прошедшего ночью дождя. Я ожидаю увидеть маленькие отпечатки босых ног Марики.

Вместо этого я вижу следы тяжелых ботинок, а рядом с ними - колею, как будто кого-то тащили.

Резко развернувшись на каблуке, я бросаюсь вниз по лестнице. Я выкрикиваю имя Финна еще до того, как добегаю до входной двери, кричу на крыльце, как сумасшедший. Он появляется из-за угла, смяв брови в замешательстве, и смотрит на меня так, будто я сошел с ума. Наверное, так и есть.

— Что, черт возьми, происходит, босс?

Я перевел дыхание, чувствуя, как меня охватывает тяжелый страх.

— Марика пропала. Где Адрик?