Мои руки скользят по его бицепсам, когда он прижимается ко мне, его губы скользят по моей шее, проливая тепло на мою чувствительную кожу. Я откидываю голову назад, и он целует меня дольше, собирая то же тепло у моей ключицы, затем у мочки моего уха, где его дыхание становится ровным и рычащим.

— Ты чертовски красива, ты знаешь это?

Я раздвинула ноги, и он оказался между ними, его тело напротив моего, его бешено бьющееся сердце напротив моих твёрдых сосков. Я не уверена, что делаю, но мои руки продолжают. У них есть свои планы: они работают над тем, чтобы содрать с него рубашку, а затем и футболку. Его обнаженная грудь теперь передо мной, и я могу восхищаться ею во всей красе. Я провожу руками по его груди, запутываюсь пальцами в волосах, рассыпающихся по его груди, и осыпаю поцелуями его губы.

Он издает низкий стон в знак одобрения, затем хватает обе стороны моего лица руками, останавливая меня.

— Ты ощущаешься невероятно, ты знаешь это?

Должна ли я хотеть почувствовать его так, как хочу? Я девственница. Мне следует действовать медленно, верно? Буквально вчера вечером я рассказывала девчонкам, что не потеряю свою девственность во время секса на одну ночь, а теперь я здесь… с раздвинутыми ногами… практически умоляю об этом. Опять же, это не похоже на однодневное мероприятие. Это кажется чем-то большим, намного большим.

— Что ты скажешь о том, чтобы увидеться сегодня вечером, после моего выступления в домике, — говорит он, целуя меня в нос, — я приготовлю нам что-нибудь вкусное на десерт, и мы сделаем это правильно? В конце концов, сегодня День святого Валентина.

Я опускаю руку между его ног, мой мозг не обращает внимания ни на что, кроме гормонов, струящихся сквозь меня.

— Что, если я не смогу дождаться сегодняшнего вечера, — говорю я, поглаживая кончиками пальцев вверх и вниз по его члену, который всё ещё заправлен в джинсы. Я никогда раньше не прикасалась к члену, так что мне не с чем сравнивать. Он кажется огромным.

Атлас рычит и наклоняется ко мне, его рука скользит вверх по моему бедру и между ног, пока он расстегивает мои джинсы.

— Я думаю, нам стоит подождать, малышка. Я хочу, чтобы это было особенным.

— Я тоже, — отвечаю я, и мой тон дрожит от волнения. — Но я больше не могу ждать. Я просто не могу.

Я расстегиваю джинсы и ввожу его руку внутрь. Он не залезает под мои трусики, но я благодарю небеса, что он оказался ближе к моему клитору. Давление его пальцев тут же ослабевает. Я вздыхаю и прижимаюсь к нему, целуя его губы сильнее, моя рука всё ещё поглаживает его член, стремясь вытащить его из заточения и ввести в себя.

— Черт возьми, — прерывает мужской голос. Я уже знаю, что это Денни. У него особый диалект, нечто среднее между Южной Калифорнией и Северной Аризоной.

Мы с Атласом перестаем двигаться, на мгновение застыв, прежде чем посмотреть на дверь.

И действительно, это Денни с риэлтором и покупателями, которые смотрят на нас, как будто мы шоу для канала «Дискавери», их глаза устремлены и непоколебимы.

Покупатели отводят взгляд и выходят на крыльцо вместе с риэлтором, но Денни наклоняется, его глаза сузились.

— Это шутка?

Атлас откашливается и встаёт передо мной, чтобы я могла застегнуться.

— Единственная шутка здесь — это ты. Мог бы, блядь, хотя бы постучать, — рычит он, хрип в его голосе становится жёстче, чем был раньше.

— В мои двери? — его глаза расширяются. — Прошу прощения, я не думал, что мой сорокавосьмилетний брат будет сегодня развлекаться с чирлидершей из школы Уэйверли.

Красный, горячий жар приливает к моим щекам. Я знала, что разница в возрасте будет проблемой, но не уверена, что ожидала, что реальность окажется настолько очевидной. Я встаю на ноги, вес на лодыжке вызывает боль в ноге. Сомневаюсь, что причинила большой вред, но это больно.

— Я не обязан тебе никаких объяснений, засранец, — лает Атлас, сжав кулаки и нацеливаясь на Денни. — Ей двадцать пять!

Это всё моя вина. Я начала то, чего уже не смогу вернуть. О чем я думала?

— Ой, извини… двадцать пять. Тебе сорок восемь. Сорок восемь! Это выглядит смешно. Господи, Атлас. Вот почему мама и папа никогда не доверяли тебе дом. Ты принимаешь паршивые решения.

Я хочу вмазать этому парню по лицу. Он далеко не думает, что знает что-нибудь об Атласе или обо мне, если уж на то пошло, но я не хочу быть в центре того, что у них происходит.

— Думаю, я пойду, — говорю я Атласу, глядя на него снизу вверх, проходя мимо входной двери. Я чувствую себя шлюхой… при том тупой. Как я позволила себе так быстро увлечься им? Конечно, это выглядит смешно. Хромая мимо нашей аудитории, я, опустив голову, направляюсь к входной двери и прохожу сто футов через поле к своей машине.

— Ты не уйдёшь, — рычит Атлас, следуя за мной за дверь. Приятно, что он следует за мной, но мне бы хотелось, чтобы он просто отпустил меня. Мне достаточно стыдно, я не хочу превращать это в ещё одно шоу.

Риэлтор говорит у меня за спиной:

— Может быть, нам стоит вернуться в другой раз…

— Вам не стоит уходить, — говорит Денни. — Мой брат и его проститутка только что ушли.

Меня охватывает ещё один приступ смущения, моё лицо и шея невероятно горячие, мой желудок превратился в камень, мои мысли внезапно запутались и запаниковали, пока я искала решение. Всё, что я придумываю, это бежать.

Торопясь уйти, я не оборачиваюсь, но больше не слышу шагов Атласа позади себя. Вместо этого я слышу стон Денни, и все ахают. Я могу только представить, что сделал Атлас.

Я сажусь в машину, завожу двигатель и отправляюсь в ту же страну, откуда приехала сегодня утром. За исключением того, что на этот раз у меня нет той надежды, которая была у меня, когда я останавливалась. Вместо этого я получила пощечину от реальности, что, хотя любовь не имеет границ, люди, безусловно, их имеют, и в конце концов, возможно, это всё, что имеет значение.