— Легко, — пробормотал я. — То, что я без колебаний убиваю любого, кто мне перечит, не означает, что я не могу наслаждаться прекрасными вещами в жизни. — Я держу ее взгляд в плену, продолжая: — Ты видела самое худшее во мне. Я потерял брата, человека, которого любил больше всего на свете. Ты видишь боль, ярость, чертову неутолимую жажду мести.

Воздух вибрирует от моей печали, и я делаю пару вдохов, пытаясь успокоиться, прежде чем сказать: — Джулио был полон жизни. У него всегда была заразительная улыбка на лице. Все его любили.

Я закрываю глаза, когда волна боли захлестывает меня. Она уже не такая сильная, но все еще не утихает.

Господи. Я скучаю по нему.

Когда я снова открываю глаза, то вижу, что подбородок Скайлер дрожит.

Мой голос хриплый, когда я говорю: — Я любила его так чертовски сильно, и каждый день без него - это ад.

По ее щеке скатывается слеза, и, вытирая ее, она шепчет: — Мне очень жаль, что его убили.

Потянувшись за стаканом воды, я делаю несколько глотков, собираясь с мыслями.

— Вообще-то я спокойный и веселый среди своих друзей. — Мои глаза встречаются с ее глазами. — Вот почему я был так близок с Джулио. — Я смотрю на пустые столы, на еду, забытую между нами. — За неделю до убийства Джулио я сказал ему, что собираюсь обучить его, чтобы он занял мое место, когда я уйду на пенсию. Я никогда не видел, чтобы он так усердно работал. До этого момента он мне все изгадил, потому что хотел стать одним из моих охранников, а я ему не позволил.

Говорить о нем оказалось не так сложно, как я думал.

Мой взгляд возвращается к Скайлер, когда она вытирает очередную слезу со щеки.

— Почему ты плачешь? — спрашиваю я без всякой грубости в своем тоне.

Она делает дрожащий вдох, прежде чем ответить: — Потому что мне чертовски плохо от того, что его убили из-за меня.

— Джулио, — пробормотал я. — Ты никогда не называла его имени.

Она поднимает подбородок и, глядя мне прямо в глаза, говорит: — Я чувствую себя ужасно из-за того, что Джулио мертв. Если бы я могла, я бы поменялась с ним местами в одно мгновение.

Я невесело усмехаюсь. — Самое поганое, что он бы этого не хотел. У него было мягкое сердце, и он, возможно, пожертвовал бы свою почку, если бы знал, что сможет помочь.

Скайлер закрывает лицо руками, и из нее вырываются рыдания.

Выплеснув всю боль на стол между нами, я смотрю на нее, пока она плачет о моем брате.

Джулио полюбил бы ее.

Он бы утешил ее и сказал что-нибудь смешное, чтобы она рассмеялась.

Поднявшись на ноги, я обхожу стол. Я беру Скайлер за руку и, подтянув ее к себе, крепко обнимаю, прижимая к своей груди.

— Мне так жаль, Ренцо, — плачет она.

Да, мне тоже, моя маленькая мышка.

Мне тоже.